Стирающие грани (СИ)

Линсей вдруг снова расхохоталась во весь голос, уже, видимо, не опасаясь, что ее кто-нибудь услышит.

- Свободной! Да только такое тупое чучело, как ты, может так думать! Свободной! От чего свободной? От чего, скажи мне?!

Хрупкая Линсей вдруг превратилась в ошалевшую кошку. Кажется, вот-вот – и она бросится, чтобы выцарапать мне глаза.

- Ну подумай этой своей коровьей башкой, хоть раз в жизни подумай! Кем я была там у себя в деревне? Еще одной землеройкой, которая обязана в течение трех лет от совершеннолетия выйти замуж, иначе ее отдадут насильно любому, на которого падет жребий. И я буду обязана жить с ним, угождать ему, рожать детей и быть привязанной к нему до конца своей жизни! Думаешь, я хочу туда вернуться? Да само небо дало мне шанс вырваться из того болота, а ты хочешь вернуть меня туда обратно? Не получиться! Я натравлю на тебя всех собак барона, я сама убью тебя, но обратно туда не вернусь ни за что!

- Но сейчас… Разве ты счастлива? Неужели тебе может быть хорошо… в рабстве?

- Рабство, не рабство… Да что ты знаешь об этом? Что ты вообще знаешь о женщинах? И большинство мужчин – такие же, как ты – тупые и ограниченные, к какой бы расе оны не принадлежали! Вы думаете, что все в праве решать сами, не спрашивая женщин, чего на самом деле хотят они!

- Будь ты проклят, дубина…

Она вдруг опять зарыдала, перешед от обвинений к слезам.

- Но я… Я просто хотел тебе помочь.

- Если ты и вправду хочешь мне, помочь, тогда просто убирайся! Убирайся прочь из моей жизни! Оставь меня в покое!

- Ты хочешь остаться рабыней?

- Я хочу спать в чистой постели, я хочу одеваться в красивые платья, и просыпаясь утром, не думать, что я буду есть завтра! Я хочу жить в довольстве, как ты этого не понимаешь?

- А как же…

- Свобода? Ты хочешь спросить об этом? А что для меня свобода? Буду ли я свободной там, в своей деревне, где все за меня будет решать поселковый голова, жрецы и мой муж, такое же ничтожество, как и остальные? Ответ – нет! А тут я получила все то, о чем даже не могла мечтать девчонка в той жизни, которую ты почему-то считаешь свободной! У меня есть все, чего я хотела. А угождать за это барону… Он чист и умен, и у него не воняет изо рта луком, как у мужланов из моей деревни. Я благодарна ему; и это не самое худшее, что могло со мной случиться. А когда я рожу ему сына, он станет еще более добрым ко мне… Чего мне еще нужно, Шрам? Я не хочу ничего менять. Оставь меня в покое, уйди – это лучшее, что ты можешь сделать, если и вправду желаешь мне добра. Уходи!

- Я понял, Линсей, успокойся. В таком случае у меня больше нет обязательств относительно тебя. Я ухожу. Будь счастлива.

Она вдруг престала плакать и подошла ко мне, глядя в глаза.

- Ты правда понял?

- Я понял главное – ты не хочешь ничего менять. И я решать за тебя не в праве. Я больше не буду тебе мешать. Прощай.

Я обернулся и вышел из комнаты первым, закрывая дверь перед носом заплаканной Линсей, и двинулся прямо по коридору.

В голове у меня шумело; все, только что сказанное ею, все еще с трудом укладывалось в рамки моего понимания.

Выбравшись из замка барона, я направился к условленному месту, где должны были ждать меня друзья.

Именно сейчас я был бы рад услышать свой внутренний голос – но он, гад, упрямо молчал.

Значит, все, что я делал – делал напрасно? Весь этот путь, все эти поиски, все сломанные по дороге носы – все это было напрасно? Я хотел помочь человеку, которому эта моя помощь вовсе не была нужна?

Где-то в глубинах памяти мелькнул знакомый образ – женщина с черными волосами, обнимающая меня за плечи. И я вдруг всей душою потянулся к этому образу, хватаясь за него, как за спасительный конец веревки над самой пропастью.

- Если бы ты только была рядом, здесь, со мною, а не только в моих мечтах…

Образ зеленоглазой красавицы улыбнулся, и я вдруг увидел ее так ярко, словно она и вправду стояла передо мной.

И сумбурный хаос, до сих пор царивший в моей голове, вдруг растаял, растягиваясь в ровную цепочку мыслей, звучавших словно извне…

- Почему ты так печалишься? Разве случилось что-то плохое? Ты просто понял то, что давно уже дожжен был понять: что не все люди похожи на тебя и не обязательно твоя правда будет и их правдой. Ты хотел помочь ей, но ей не нужна твоя помощь. Просто прими это, и отпусти ее с миром. Ведь все, что ты делал, ты делал не только для Линсей – ты делал это и для себя тоже. Ты был потерян; у тебя не было ни прошлого, ни будущего. Ты хотел каких-то изменений, и Линсей была только поводом, чтобы отправиться в путь. В том пути ты нашел самого себя, нашел свое прошлое и немного разобрался с настоящим. Разве этого мало? В чем ты можешь винить ее? Только в том, что она не разрешила тебе еще раз почувствовать себя героем и вернуть ее домой. Если дело только в этом, и тебе нужна слава и риск, чтобы праздновать свои победы под громкие возгласы окружающих, тогда иди в армию. Но это ли тебе нужно? Теперь ты свободен от обещаний. Иначе – у тебя больше нет цели. Ты можешь просто лечь и умереть. А можешь встать и идти дальше – выбор только за тобой. И никто не в силах отобрать его у тебя. Но иногда, борясь с судьбой, лучше всего покориться ей и принять мир таким, каков он есть, а не каким он должен быть, чтобы соответствовать твоим желаниям… Неужели это так сложно понять, Шрам? Ты искал Аю, а нашел себя. И друзей.

- И друзей, - повторил я вслух.

- Зачем мы здесь? – прошептал Симон. И хотя на заброшенном пустыре возле руин башни в Дубках никого, кроме нас, не было – почему-то само это место заставляло приглушать голос. Необъяснимое волнение не покидало меня ни на минуту. Не говоря уже о Симоне – бедного мальца трясло, словно в лихорадке.

- Зачем мы здесь? – переспросил он.

Ему никто не ответил. Руфус закончил убирать камни – за ними оказалась полуистлевшая, обитая железом дверь. Открыть ее не представлялось возможным.

- Нам нужен ключ, - почему-то озвучил я очевидное. – Без ключа она не откроется.

Руфус остановил на мне пристальный взгляд.

- Ты все еще не помнишь? – спросил он.

- Не помню – чего? – не понял я.

Руфус перевел взгляд на мальчика – тот стоял, пошатываясь, словно пьяный. Его руки – словно сами собой – тянулись к двери.

- Здесь нужен совершенно особый ключ – другая половинка души, - тихо сказал колдун. – Я и Ая нашли его. Но не успели… Нам пришлось его спрятать – просто по дороге.

Я, все еще не допуская слишком уж сумасшедшей мысли, тупо смотрел на Симона, медленно приближающегося к двери.

- Неужели ты так ничего и не понял? Эти его сны, родственники, которые сразу же забыли о нем, едва он удалился от них, имена и названия – из прошлой жизни Аи – первое, что пришло ей в голову, когда она внедряла этим людям ложную память, прикрывая ребенка…

Мои глаза стали формой похожи на блюдца – и все действительно начало со стремительностью бури укладываться на свои места, образуя одну картинку.

- Но… как? Как такое возможно – просто случайность? Ведь он ушел из дома тогда, когда и я… Только случайность?

Руфус только улыбнулся в ответ.

- А сам он…

Но я не договорил – мальчик, все так же покачиваясь, приблизился к двери – его дрожащая ладонь уверенно легла на полусгнившее дерево.

Звук, похожий на рокот надвигающейся бури, вдруг стал слышен словно из-под земли.

Руфус замер – не менее завороженный, чем я. Все что случилось дальше, я видел словно во сне – как упала, ввалившись вовнутрь, тяжелая дверь, открывая ступени, ведущие вниз. Как исчез в кромешной тьме внизу мальчик. Не сговариваясь, мы оба бросились за ним – чтобы успеть увидеть то, что навсегда останется в наших снах – существо, неуклюже тянущее костлявые руки к ребенку, который раскинул руки ей навстречу. Из слепых глаз старухи льются те же слезы, что и из широко открытых, немигающих глаз мальчика, который идет ей навстречу… Миг… Объятия… крик, вырывающийся из тощей груди существа – или это кричит Симон? Вспышка – свет резанул до боли в глазах… И погас. Упавшая вдруг тишина показалась неестественной.