Стирающие грани (СИ)

- Солдатик, угости женщину пивом, - обратилась она ко мне хрипловатым голосом.

– А я, может, отблагодарю тебя, - она кокетливо поправила грязную ткань платья на костлявом плече.

Я покосился на прилипалу, оценивая – что нужно сделать, чтоб избавиться от такого соседства. И решил, что проще будет сделать, что она просит – это был шанс закончить ужин без грязной ругани и пьяных истерик.

- Закажи себе – я заплачу. И убирайся – благодарить меня не надо.

Мой слова звучали, наверное, убедительно – она удивленно икнула и пошла за пивом, оставив нас с мальцом дожевывать обед.

Но когда каши оставалось уже на дне, она вернулась снова.

- Я не люблю в долгу оставаться, - почти гордо заявила она. – Давай, солдатик, я тебе погадаю, - заявила она тоном, не терпящим возражений, и схватила меня за руку. Не знаю почему, но препятствовать я не стал.

Гадалка долго изучала мою ладонь, выпячивая глаза и что-то бормоча себе под нос, а потом отпихнула мою руку.

- Мрак покрой… Ничего не разберу я на этих орочьх граблях! – выкрикнула она и тут же схватила за руку Симона.

- Я вот лучше мальцу погадаю…

Пока пьяная ведьма вертела мальчишечью ладонь, Симон другой рукой ловко вытер остатки каши последним кусочком хлеба и запихнул все это себе в рот.

- Ничего не понимаю… Так не бывает… - пробормотала старуха и отбросила руку Симона с таким видом, словно это была готовая ужалить змея.

- Так не бывает! Не может быть! – заорала она вдруг. – Головы нескольких орков из другого угла снова повернулись в нашу сторону.

- Чего орешь! – шикнул я. – Не умеешь, так и не лезь!

Но дурную бабу едва не перекосило.

- Он словно и не живет вовсе! Нет линии Судьбы на руке, и линии жизни тоже.. нет! – продолжала она все с тем же громким шипением.

– И у тебя – нет! У вас обоих! – снова завопила она.

- Заткнись! – рявкнул я. – Нечего мне пугать мальчишку! – Ты, дура пьяная, и своих рук не видишь! Тоже мне, гадалка… Щас выйду на улицу и шепну на ушко кому-нить из стражи, чем ты тут занимаешься, - добавил я уже тихо, пристально глядя гадалке в глаза.

Этого было достаточно, чтобы она тут же потеряла дар голоса.

- Пошли отсюда, - скомандовал я, и Симон быстренько вскочил со скамейки, подхватывая на ходу свою тощую котомку.

Оставив деньги за еду, мы быстро зашагали к выходу, провожаемые – теперь уже подозрительными - взглядами орочьей компании.

По улице мы шли молча, пока погрустневший Симон не задал ожидаемый вопрос:

- А почему это она сказала, что мы словно и не живем?

- Ты что, поверил пьяной тетке? Да она и носа своего не увидит – вдуть столько пива! – возмутился я. – Или ты чувствуешь себя трупом?

- Нет, не чувствую, - вздохнул Симон, не обратив внимания на мою язвительность. – Но как-то странно она смотрела на мою руку – словно испугалась.

- Ага, а мою вообще граблями обозвала, - буркнул я. – То что мне теперь – рукою только листья грести?

Мальчишка улыбнулся, но как-то кисло.

- Я вот просто думаю – все вокруг меня какое-то ненастоящее. Иногда мне кажется, что и сам я – словно ненастоящий. Словно сплю я, а это мне все сниться… - такая вдруг недетская тоска прозвучала в голосе мальчика, что я остановился.

- А ты не думай чепуху всякую, - уверенно сказал я, опустив свою руку на худенькое плечо.

– Я отведу тебя обратно к тетке, да припугну ее так, чтоб впредь неповадно было тебя обижать. И будет у тебя все хорошо, вот увидишь.

- Шрам, не хочу я к тетке. Я с тобой остаться хочу…

- Со мной – эт вряд ли, - вздохнул я. – Орк – не лучшая компания для мальчика. Тем более – с драной башкой. А вдруг я – преступник какой? Мрак эт знает…

- Нет, ты хороший, - уверенно сказал Симон.

- За хорошего – благодарю. Но лучше тебе будет попозже вернуться домой. А у меня – сам видишь – нет дома. Да и вряд ли будет.

- И у меня нет дома! Там меня никто не любит, - всхлипнул Симон, продолжая идти. Котомка на длинной веревке качалась у него на плече.

- Ну, брат – любовь – такая штука… заслужить ее надо, - сказал я то, в чем сам сомневался. – Никто просто так никого любить не будет…

- Ну вот ты – ты же живешь так, словно всех любишь! Ты же делаешь добрые дела, - огорошил меня своими выводами Симон. От неожиданности я снова остановился.

- Ты эт чего, друг? Эт я, значит, люблю всех? Ты просто плохо меня знаешь… И то, что я делаю…

- Я знаю больше, чем ты думаешь! – выпалил вдруг Симон, глядя мне прямо в глаза. – И чем ты сам о себе знаешь!

- Чаго? – не понял я.

- Того… - вздохнул мальчик. – Мысли я читаю… Не всегда, правда, а только когда очень надо.

- И мои?

- Твои – в первую очередь, - махнул рукою малыш. – Думаешь, я бы пошел просто вот так вот, куда глаза глядят, с незнакомым орком?

Теперь пришла моя очередь делать большие глаза.

- Ну и что ж ты обо мне такого знаешь? – не утерпел я.

- Что девушка тебе сниться, которую ты ищешь, и мерещится тебе везде, и не дает покоя. Ты думаешь – душа ее правды хочет, потому и говорит с тобой во сне… Но только не так все это…

Мальчик вдруг смолк на полуслове и быстро оглянулся, приложив палец к губам.

Не смотря, что вокруг стояла тишина, я тоже ощутил приближающуюся опасность – она была как запах, чуть горьковатый привкус дыма… Мы почувствовали это оба – ледяное дыхание смерти за нашими спинами. И оно приближалось.

- Шрам… - шепнул Симон, и не смотря на мой запрещающий жест, - продолжил все тем же горячим шепотом

- Солдаты… Их много. И они идут за нами…

- За мной, - уточнил я то, в чем не сомневался, хотя по прежнему не слышал ни звука. – Беги, ты успеешь.

- Я не брошу тебя! – пискнул мальчишка, и вдруг спасительная мысль пришла мне в голову – и я бросился рыться в заплечной сумке.

- Вот! – мне наконец удалось выудить оттуда амулет, завернутый в кусок ткани.

- Спрячься, а утром беги к серым воротам и жди меня там. Если я не приду, иди к любому Храму и отдай это жрецу. Когда тебя спросят – расскажешь, что на нас напали, когда мы путешествовали из города к тебе домой.

- Что это? – недоверчиво изогнул брови Симон.

- Это – мой шанс на спасение. – А теперь – беги!

- Все будет хорошо, Шрам, - сказал мальчик на прощание и пожал мне руку – это выглядело так, словно он меня успокаивает, а не наоборот.

Больше не теряя времени, Симон юркнул в боковую улочку, уходящую вниз и влево от мощеной городской дороги, ведущей к выходу из города – к торговым серим воротам, и растворился в ней. А я продолжил свой путь, словно ничего не случилось.

Но – действительно ничего не случилось, кроме навязчивого желания укрыться от незримой, но реальной угрозы, которая словно нависла над головою. У меня такое бывало – когда я знал что-то невесть откуда, знал без слов, и не сомневался в этом знании. Странным было только то, что мальчишка почувствовал то же – как и его секрет с мыслями… Надо будет расспросить его об этом… Если мы еще встретимся.

Только теперь я услышал за спиною движение и присутствие. Развернувшись резким движением лицом к противнику, на ходу я достал из-за спины любимый топор.

На расстоянии в несколько шагов от меня стояли солдаты. Около трех десятков, как успел я определить на первый взгляд. Он же был и последним – жгучая боль клюнула меня в висок, и мир, кувыркнувшись, рассыпался мелкими искрами…

∞

Я проснулся от какого-то поспешного топота ног в тюремном коридоре, который вдруг затих и превратился в шарканье возле моей двери. Это меня сразу насторожило – сейчас ночь, и до кормежки еще далеко. Значит, ко мне идут не за этим.

Свет от фонаря, который первым протиснулся в затхлый мрак моей камеры, показался мне настолько ярким, что первые несколько минут я ничего не мог видеть. А когда глаза немного притерпелись к свету - то, что я увидел, заставило меня усомниться в их правдивости – передо мной стоял… первый министр Инальд Дурог. Хотя я сам не знаю, откуда мне было известно его лицо – но сейчас я был полностью уверен в том, кто ко мне пожаловал. Возможно, обостренное из-за близкой опасности чутье понемногу оживляло дохлую память… Но как бы там ни было, лицо министра было мне хорошо знакомо. Два тюремных стража с мечами, почти не дыша, замерли за его спиной. И еще один уже тащил в камеру деревянный стул – верно, единственное приличное сидение, что у них тут было.