Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)
Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ) читать книгу онлайн
Сага о любви, верности и долге, завернутая в щекотливые приключения с провокациями на темы семьи, политики и религии. Нетерпимым не рекомендуется.
http://ingvin.ru/
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Разберусь, — сурово обронил дядя Люсик. — Астафья?
— Спала. Сейчас на воротах, подменяет.
— Иди.
Папринций тоже убыл.
Прочесав каждый закуток, лазутчика не нашли. Разворошенное гнездо школы приходило в себя. На стенах оставили постоянную стражу из бойников и сменяющихся учениц. Бойники вооружились копьями. Даже сиганув через забор, живым далеко не уйдешь. На подземный ход насыпали гору дров. Носить на кухню теперь далековато, но папринций принял все меры, и школа превратилась в осажденную крепость.
Мудр, ой, мудр Малик в военных делах.
Это я как бы обозвал себя хвастуном и тупицей. Восхваляя одно из двух, по закону сообщающихся сосудов выставляешь ничтожеством второе. И вообще, «Все лучшее — детям» пытливому уму сообщает: «Все худшее — взрослым».
Глава 12
Досыпать ночь пришлось в два этапа. Одни до рассвета, вторые после. Естественно, я спал в своей комнате. Один. Блаженство.
До рассвета. Затем…
— Чапа! Смена!
Треволнения ночи не отпускали. С трудом узнал Зарину, стоявшую надо мной в полном вооружении.
— Если хочешь, поспи еще, — проговорила она. — Я подежурю. Я спать не хочу. Совсем-совсем.
Вот еще. Зарина предложила худшее из всего, что могла предложить: чтоб женщина защищала мужчину.
Ага, кто тут мужчина? Не забывайтесь, сударь, что вы сударыня.
— Ложись, — почти оттолкнул я девушку. — Встаю.
Обратив к даме зад и спину, принялся резво одеваться. Сзади слышался только звон сбрасываемых доспехов. Как же, не хочет она спать. Усталое девичье тело даже не легло, а свалилось, хорошо, что не мимо.
Несколько часов я провел на стене. Пробегавшая Тома косилась на меня снизу. Она помогала приносить защитникам завтрак. Принесла и мне.
— Что будем делать? — спросила шепотом.
— Ждать момента.
Астафья в сопровождении двух бойников выехала за ворота. Думал, прочесывать лес. Нет, поднятая пыльная полоса показала, что ускакали в сторону башни.
Ближе к обеду нас сменили первые номера. Улыбавшаяся Зарина сыто поведала об обеденном меню. Вторые номера покинули стену, сдав посты, и сразу навострились на кухню. Слово «столовая» подходило залу со столами больше, и выглядело не столь немецким, но — кухня. Что поделать. А ничего не делать. Стараться не думать об этом. Чтоб не сломать мозги. Просто смириться. Мол, мало ли в Бразилии Педров и прочих перекуров. И мало ли каким ангелом их туда занесло.
После обеда прибыл усиленный десятком войников отряд цариссы. Дарья сразу ушла к себе, паприций побежал на доклад. Астафья, вызвавшая их в школу, снова заняла место на стене.
Разбившись на три конных группы, войники под командованием Дарьиных мужей отправились в лес. Тревожно переглядываясь, я и Тома ждали шума в лесу, стычки, драки, погони. Но ни Гром не гавкнул, ни Сявка не тявкнула. Спустя несколько часов все три отряда вернулись в полном составе ни с чем.
К вечеру дорога словно взорвалась. Желтые на черных, по четыре в ряд, стальные всадники подняли пыль до небес. Десять рядов. Царберы. Я вздохнул. Клюнувшая в темечко птица счастья сдохла и начала нехорошо пахнуть. Придется искать Малика самим.
Лязгающий грохот забивал конный топот. Конный топот глушил восторженный ор учениц, страстно подпрыгивавших и размахивавших руками. Металл блистал, оружие устрашало, орлиные взоры взирали свысока. Спины выпрямлены, загорелые лица под шлемами с султанами из позолоченного конского волоса гордо подняты, стальные плечи расправлены на ширину трех меня…
Короче, завидую.
Царберов разместили как в цекаде прямо на поле. Поужинав в нашей кухне до нас, они завалились спать после долгого перехода.
Охрану со стен почти сняли. Осталось три ученицы, два бойника и привычный войник у ворот, отвечавший за всех. Риск большого нападения исчез. Чтоб увидеть пробирающегося или ускользающего лазутчика, хватало. И чтоб принять меры.
В школу принялись подвозить продукты и дрова из ближайших деревень. Телеги продавливали в земле колеи, туго поскрипывая под непосильной поклажей. Возчики сноровисто разгружались на складе и быстро исчезали, отбывая за следующей партией.
Улучив момент между убытием одной партии и прибытием другой, я подошел к кладовичке.
— Можно сделать мне… повязку?
— Перевязку? Это к врачевательнице, — отмела она, продолжив заниматься прерванным делом: пересчитывать мешки.
— Нет, — помотал я головой. — Типа браслета на руку или ногу. Две крепкие тесьмы, посередине — кусок кожи.
— Зачем?
— Не могу объяснить, чтоб не нарушить закон. Я же ангел. А ангелов слушать…
— …запрещено! — раболепно закончила кладовичка. Отношение сразу переменилось. — Да-да, сейчас. Могу прямо при тебе. Тесьму такую?
— Покрепче.
Через пару минут:
— Так?
— Идеально!
— Алле хвала!
Обратно я шел с повязкой на ноге — больше присобачить ее было некуда. Мысль росла отсюда: копьем не владею, мечом — хуже любого воина, даже самого запропащего. Силой тоже обижен ввиду возраста. Вывод: если не победить в прямой схватке, нужно не дать ей состояться. Не подпустить врага на расстояние удара. Для этого у меня имелась только одна возможность: праща. Осталось найти подходящий камушек.
Свободных от дежурства учениц собрали на кухне. Ужин для нас еще варился, дядя Люсик решил проверить на знание молитвы встречи.
— Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее… — потянулось давно нам знакомое. Гордей цитировал слово в слово. Я узнавал каждое.
— …Я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь…
— Почему нас не отводят в крепость? — подал я голос. — Разве не нарушение закона?
Папринция перебивание не возмутило. Мне нравилось его отношение к ученикам — как к друзьям, которым нужно помочь. Маленьким, беспомощным, бестолковым друзьям.
Если возникал вопрос, дядя Люсик предпочитал решать его сразу. Учение не убежит.
— Вас отведут взявшие на себя ответственность. Скоро. Потерпите.
— Но закон…
— Торопитесь? — вздохнув, дядя Люсик потеребил пальцы. — Другим вести вас уже нельзя. Вовсе не запрещено, даже наоборот, но… В лучшем случае обида, в худшем — оскорбление. Вступает в противоречие с законом не наносить вреда друг другу. Нарушается равновесие. Что у тебя с ногой? Болит?
— Все нормально. Это… типа оберега. Можно еще вопрос? Что такое крепость, и что нас там ждет? — Вспомнилось, что Гордей упоминал некое испытание ангелов. — И в чем состоит испытание?
— Это целых три вопроса, — посмеялся папринций. — Попытаюсь ответить. Крепость — главное место страны, где решается все. Все вертится вокруг крепости — вотчины, надежды, жизни, смерти. Там решится и ваша судьба. Как? Никто не знает. Возможно, неким испытанием, а может нет. Просто ждите, время придет. Постарайтесь дождаться живыми и здоровыми.
Загремели тарелки и ковши. Белобалахонники внесли пышущие горшки, заставившие судорожно сглотнуть. Непослушная слюна набежала вновь. Папринций понял по глазам учениц, что материальное выигрывает у духовного с разгромным счетом.
— Закончим, — он поднялся. — После ужина сразу отбой. День был трудный, надо отдохнуть.
Через открытые проемы девчонки любовались отдыхавшими на траве красавцами-богатырями.
— Жаль, что их нельзя женить, — с непередаваемой горечью заявила Глафира. — Такая мощь пропадает.
Командир желтоплащников вышел с совещания у цариссы. Царберы принялись собираться. Донесся обрывок разговора, что отряд перемещают в башню, и что здесь все чисто, угроза миновала. Но некоторое время придется патрулировать.
Проводив их тоскливыми взглядами, ученицы разошлись по комнатам. Дойдя до своей, я галантно приотворил дверь и пропустил маленькую соседочку вперед.
Нужно что-то придумать на случай нового покушения. Возникла подленькая мысль попросить Зарину поменяться местами. Фу-у, какая гадость. Если случится худшее — как потом жить с таким грузом? Даже не рассматриваем. Пусть лучше меня, меня-то есть за что, судя по упорству киллера-неудачника. Мало ли, что мне причина неведома. Суслика тоже не видно, а он есть.