Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)

— Что было? Кто? Что нашли?

В это время царисса Дарья и вся ее свита показались в дверях покоев. Бойники подвели им коней. Заскрежетавшие створки ворот вновь распахнули, венценосный отряд ускакал, не дав ответа ни на один вопрос. Лишь двое профессиональных военных остались для защиты школы: Астафья и молодой войник.

Разрядить обстановку вышел дядя Люсик.

— Только волки. Неприятеля нет. Прочесали все рощи, выезжали в поле. Никаких следов. Просто флаг.

— Чей? — зашумел волнующийся народ.

— В том и дело, что ничей, — развел руками папринций. — На всякий случай царисса отбыла в башню. Если это чей-то неразгаданный сигнал или послание для нее, лучше встретить врага в неприступной цитадели. Но вряд ли. Скорее, проделка какой-нибудь малолетней шкодины.

Он внимательно оглядел всех нас на предмет выявления шутника-злоумышленника. Но что увидишь в темноте, пусть достаточно лунной. Мелкий хулиган мог смеяться в лицо, мрак все скрывал.

— Что на флаге? — громко осведомилась Аглая, погромыхивая доспехом. — Какие-то детали, надписи? Цвета?

Папринций покачал головой:

— Ничего из этого. Только два корявых длинных треугольника, намалеванных угольком по дерюге. Опасности для школы нет. Всем спать.

Ученицы отправились по комнатам.

Мы с Зариной вошли в свою. Дверь радостно взвизгнула, отворяясь хозяевам. Сев на лежак спиной к соседке, я деловито отстегнул доспехи — мои первые и единственные, мою прелесть. Меч на перевязи занял место у табурета, приставленный с краю для удобства выхватывания. Шлем и новенькие сапоги я уложил на пол. Затем скинул рубаху, осторожно выполз из штанов и юркнул под простыню. Зарина, видимо, сделала то же самое. Но не прошло и минуты…

— Чапа, спишь? Можно?

Хотя ответа не прозвучало, и глаза остались закрыты, лежак рядом прогнулся. Девушке понравилось секретничать перед сном. Ладно, использую визит в качестве добычи информации.

Едва она устроилась, повернувшись лицом, я задал вопрос:

— Как учат мальчиков?

Зарина улыбнулась:

— Неужели не понимаешь. Их не учат. Школа только для девочек.

— Все мужики тупые и неграмотные?

Разум подсказывал: а дядя Люсик? А Гордей, что шпарил заповеди и законы как ботаник домашку?

— Мальчиков пристраивают учениками и подмастерьями к мастерам, — терпеливо разжевала Зарина. — Только так чему-то учатся. Зато становятся мастерами высшего уровня.

— И узкого профиля, — прибавил я.

— Это плохо?

— Если повсеместно.

Девушка поворочалась, поелозила бедрами. Кажется, собралась что-то спросить.

— Расскажи про бойников, — успел втиснуть я.

— Что именно?

— Почему скрывают лица?

Глаза Зарины заиграли весельем:

— Это же так просто! Ну, подумай.

Пришлось нахмуриться. Никогда еще меня так ненавязчиво дураком не обзывали. Сама подумай: если б мог догадаться — не спрашивал бы!

До присоседившейся до неприличия соседки дошло.

— Балахон с маской нужны, чтоб им не мстили за причиненное по приказам зло, — заговорила она. — Исполнители же не виновны. Еще они много видят, чего не нужно. К примеру, учениц во всяком виде на занятиях, в купальне и, бывает, даже в уборной. Еще — они казнят. И своих тоже.

Вспомнил! Похоже одевались средневековые палачи. Выходит, бойник — палач, по совместительству занятый на подручных работах?

— Не будь масок, — продолжила девушка, — им мстили бы все. У крепостных нет защиты от ярости свободных. Но свободный не может причинить вред крепостному без оснований. Маска — спасение крепостного.

— Почему в бойниках только мужчины?

— Женщины руководят семьей, ведут хозяйство, рожают детей. Для этого нужно быть дома. У мужчины больше возможностей отлучиться по приказу владелицы вотчины.

— Стоп, — уцепился я за пролетавшую мысль. — Как же бойники, что работают в школе. Их постоянно меняют?

— Ты видел двух мастериц, кладовицу и врачевательницу? Две тройки их мужей-бойников выполняют всю остальную работу по школе. — Зарина презрительно выпятила и скривила губки. — Особенно самую грязную.

— Не морщись, — наставительно сказал я. — Если б не они, мы бы тут сидели как свиньи по уши в дерь… кхм.

— Как кто и где? — встрепенулась Зарина, даже приподнявшись на локте.

— Неважно, — отмахнулся я. — Ложись. Это секретная информация. Подпадает под статью «не слушать ангелов».

— А-а, тогда не надо, — успокоилась она.

— Скажи, Зарина — от «заря»?

Давно хотел узнать. Узнал.

— Зариной и Кариной звали ангелов, умерших вместе с убитым черным чертом. Они держались втроем, отдельно от остальных. Тогда причал был просто переполнен. Милослава поэтому и не стала противостоять вам, имелся давний опыт. — Зарина перевела взор на потолок. — Белые черти лучше, с ними меньше проблем. А красный впервые. Никто не знает его особенностей, надо ли его бояться больше других или как-то особо относиться. Милослава очень переживает.

— Ему не грозит опасность? — забеспокоился я.

— Милослава дала слово. Залог — моя жизнь. Мало?

Ответить нечего. Решил сменить тему. Сформулировал самое в эту минуту злободневное, поэтому как можно аккуратней:

— В нашем мире…

— Не надо! — взмолилась Зарина. — Ты же знаешь закон.

— И ты знаешь, как твоя сестра Милослава трактовала это положение: если знание о нарушении не выйдет за рамки двух знающих, то вроде и не нарушение.

— Я не Милослава.

— Не представляешь, как это радует. Тогда зайду с другой стороны. — Придется идти напролом. Выбросив из головы всю эфемерную тактичность и куртуазность, я, набрав воздуха, заставил себя сказать со всей прямотой: — У вас под штаны не надевают дополнительной части одежды?

— Зачем? — Девушка несколько раз моргнула в ступоре. Затем лицо осветилось: — А-а, поняла. Одевают. Точнее подматывают, это такая повязка. Но только в красные дни. И еще больные недержанием. У тебя…

— Нет-нет.

Подожженные самобичеванием щеки заполыхали. Вижу же, что не носят, куда полез с кретинскими расспросами? Вот так репутацию и теряют — одной необдуманной фразой.

Помолчав, я озвучил новую мысль:

— Зарина, что ты думаешь о дяде Люсике? Тебе ничего в нем не кажется странным?

— Хссс…

Она спала. Веки мелко дергались, реснички подрагивали. Гладенькая щечка смялась поверх подложенной ладошки. Волосы рассыпались в красивом хаосе. Я некоторое время лежал не шевелясь. Потом еще некоторое время — любуясь, но уже начиная нервничать. Потом понял: лежи не лежи, а будить надо. Ладонь мягко легла на плечико, легонечко потрясла. Зарина в ответ солнечно улыбнулась, причмокнув во сне. Ну как будить такую очаровашку.

Я отвернулся, сдвинувшись на самый край, и попытался заснуть. Зря отвернулся. Ощутив свободу, девушка разметалась во сне. Закинула на меня руку. Попробовала забросить ногу. Вовремя поднятая коленка едва успела помешать. Так дело не пойдет. Поднявшись со своей стороны, я обошел лежак, руки осторожно поддели невесомое тельце под колени и лопатки.

Не просыпается. Я поднял и аккуратно понес. Зарина бессознательно прижалась, будто спрятавшись от невзгод, нна лице вновь заиграла улыбка. Сердечко билось ровно и мягко, даже как-то тепло.

Руки бережно опустили драгоценный груз на нужное место. В окне что-то мелькнуло. Фух! — пронеслось через тьму комнаты и глухо гукнуло в мой лежак.

Сначала я подошел к окну, которое не совсем окно в нашем понимании: простой проем в стене для освещения и вентиляции. Стекол здесь не знают, шторами не пользуются. Даже ставни не распашные, а вынимаемые, сейчас ждут своего часа где-нибудь на складе.

Я очень медленно приблизился к проему сбоку и осторожно высунул нос. Потом почти вылез, осматривая все пространство поля и зданий. Пусто. Тот, кто кинул что-то в темень окна, уже скрылся в открытых всем ветрам помещениях. Только удостоверившись в этом, я вернулся и осмотрел лежак. Глаза постепенно привыкли, пятна предметов превратились в ясные очертания. В центре лежака прорисовался торчащий нож, очень похожий на мой. Бывший Гордеевский.