Страхолюдие(СИ)

- Успокойтесь мой дорогой Генри. - Доктор обнадеживающе встряхнул за плечо товарища по несчастью. - Еще ничего не известно. К тому же, вполне возможно, что нам удастся бежать - вы не забыли про подкоп?

Теперь в затравленном взгляде Кармайна вспыхнул лучик прозрения.

- Мне отсюда скверно видно, - в данную минуту баронесса походила на шкодливого подростка, который тайком заглядывает в раздевалку для девочек, - но сдается - на миссис Кармайн не похоже. По-моему в сетке мужчина.

Генри Кармайн обхватил голову руками, и что-то канюча, удалился в дальний угол сарая. Его страдальческие стенания прервал сухой шорох засова, а спустя пару секунд, в темницу вполз на брюхе - бранясь вульгарной бранью - Бэри Адер Эскот.

Заглядывая внутрь, один из черных громил заметил на лицах остальных пленников некоторые изменения. Теперь на них светились, нет, не то чтобы маски непомерного счастья, однако некоторые сквознячки радости. А у чужеземца со странными блестящими стеклышками перед глазами, на устах даже воспарила лучезарная улыбка.

Вид грозного воина исчез, и теперь в проеме возник образ молодой негритянки. Тонкая черная рука просунула в лаз большой глиняный сосуд, накрытый плетеной из лозы крышкой - он напоминал маленький чан. Тут же полуобнаженная девица поставила симпатичную соломенную корзинку, прикрытую белоснежной материей. Всю темницу моментально окутал изумительный аромат гастрономического происхождения.

Обнаружив в сарае знакомых ему людей, Эскот тут же позабыл брань и обиды.

- Господа, я безумно рад, что мы остались живы! - К нему спешили Тилобиа и Кармайн. - Доктор! Генри! - Он долго тряс их за руки. - О, баронесса я неизъяснимо счастлив лицезреть вас и вашу дочь живыми и здоровыми.

Кармайн взял его под локоть. - Сознавайтесь Бэри, вам ничего не известно о моей супруге?

- Увы, мой друг, вы первые, кого я вижу. - Режиссер состроил маску омерзения. - Естественно, за исключением этих гнусных обезьян. Возможно, мы единственные уцелевшие в той кутерьме чудовищной стихии. - В завершении последних слов, Эскот заметил, как понуро свесил голову Кармайн, и, ссутулившись, отошел к стене. Он встретился виноватым взглядом с Засецкой. - Черт, весь этот идиотизм меня совершенно дестабилизировал.

Тем временем, Тилобиа заметил, с каким вожделением Сарра смотрит на принесенные гостинцы; облизывая губки и часто сглатывая слюну. Как уже всеми признанный первоиспытатель, он присел рядом с девушкой, открыл крышку местного столового прибора, с наслаждением вдохнул чудесный аромат.

- Пища богов - как минимум.

Внутри лежали большие, грубо нарезанные - размерами с кулак - куски вареного мяса, обильно политые кроваво-красным соусом. Блюдо выглядело только что приготовленным - над мясом клубился пар. Второй рукой доктор поднял белую салфетку с корзинки, где лежали плоские, овальной формы лепешки.

- Ну-с господа, кто на сей раз рискнет выступить в роли подопытного дегустатора? - С лукавой улыбкой на устах он обвел взглядом угрюмо сопящий полумрак, и в тонком лучике света его круглые стеклышки пенсне, поочередно блеснули. - А подкрепить наши силы - весьма кстати...

У бедняжки Сарры начинались спазмы желудка, и она умоляюще посмотрела на Засецкую. - Но вода ведь была не отравлена...

Баронесса покинула топчан. - А знаете что: Я совершенно согласна с дочерью. Если нас не отравили до этого, то с какой стати пища должна быть смертельной?

Засецкая еще не договорила последнего слога, как ее обожаемая девочка выхватила из корзинки лепешку и немножко надкусила, с трудом пытаясь сдерживать голодные намерения.

Засецкая вздохнула. - Только скверно, что дикарям неведомы такие понятия, как манеры и этикет.

- Вы баронесса сетуете на то, что наши захватчики не пожелали нам bon appetite * (приятного аппетита) /фр./?

- Отнюдь Генри, я подразумеваю, что придется, есть руками, и вдобавок немытыми.

Вытаскивая двумя пальцами, на вид соблазнительный, кусок мяса, Эскот насмешливо хмыкнул: - Да уж, на худой конец, вилочка бы не помешала.

Практически с первых минут трапезы все пленники были немало удивлены изысканностью вкуса. Люди пришли к единодушному мнению, что такого сочного, душистого, ароматного мяса им не доводилось пробовать даже в самых богатых ресторанах Лондона либо Парижа. Впрочем, Засецкая к подобным признаниям отнеслась скептически, ссылаясь на серьезное чувство голода, в виду которого оценка блюда не может быть адекватной.

Тихое пережевывание, под звуки барабанного марша, нарушил Кармайн. Заглянув в полупустую посудину, он сосредоточенно замер: словно что-то подсчитывая в уме.

- Не забыть бы оставить и для Уоллеса.

- Ну! - Эскот чуть не поперхнулся. - И помощник капитана здесь!? - Он принялся оглядываться.

- Не ищите, мой друг. - Кармайн положил руку на плечо режиссера. - Лейтенант томился в этих застенках еще до нашего сюда заточения. Перед вашим появлением, воины племени увели его в дом вождя. Вероятно, вода и мясо плоды его дипломатического раута.

Бэри Адер потянулся за еще одним куском. - Любопытно, о чем они там беседуют? И каким, главное, образом они друг друга понимают? - Он раскрыл, было, рот дабы вкусить дары захватчиков, но, не сделав этого, обернулся к драматургу. - Ну, Генри, вы меня в самом деле удивляете - "воины племени"... какие там воины!? Это грязные, безмозглые скоты и ничего больше.

- Отчасти вы правы. Вот только от этих безмозглых скотов сейчас зависит наше будущее, причем в буквальном разумении.

- Эх, жаль, что по дороге сюда, когда пришлось натурально болтаться в сетке, я выронил свою дубинку. - Режиссер сжал кулак до белых косточек. - Успеть хотя бы одну черную морду разбить.

Во внезапном прозрении Засецкая всплеснула руками. - Не отчаивайтесь, офицер Уоллес смастерил настоящую лопату! - Эскот удивленно вскинул брови. - Да-да, и мы, как стемнеет, попытаемся тихонечко отсюда улизнуть.

- Ох, и ловок же этот Уоллес. - Вдохновенно вздохнул режиссер и с удвоенной жадностью принялся доедать свою порцию мяса.

Пленники еще не успели завершить трапезу, как их внимание привлекла тишина. После барабанного грохота и вытья аборигенок она так неожиданно свалилась, так зловеще продрала слух, что все напряженно замерли. Спустя пару секунд, первым оттаял Тилобиа. Он подошел к стене, посмотрел в дырочку от выпавшего сучка... и с перекошенным от ужаса лицом отпрыгнул в сторону.

- Черт побери! - В узкой полоске света его глаза горели огнем животного страха.- Да что же это творится!?

- Тилобиа, вы там что, свою смерть увидели? - Эскот направился к дощатой стене выискивая щель пошире.

Баронесса подошла к остолбеневшему старику почти вплотную. - Голубчик вы заставляете волноваться еще больше. - Она пристально посмотрела в глаза доктору, и в изумлении отпрянула. - Это трагедия...

Теперь и все остальные бросились высматривать происходящее.

От президентского особняка, в направлении алтаря двигалась группа празднично одетых мужчин. Возглавлял шествие сам Мунта Барбус. Вслед за ним четверо воинов несли нечто, схожее с паланкином, правда, в весьма искаженных формах. Это скорее походило на коробообразные носилки, около двух футов высотой. Сверху такого необычного ложа, совершенно голый, привязанный к нему веревками лежал Уоллес. Он вертел головой и пытался что-то выкрикнуть, однако кроме мычания невозможно было ничего разобрать, ибо рот ему заткнули кляпом из красной материи с приколотым к ней цветком лотоса. В хвосте плелись еще четверо громил, которые на мощных суках транспортировали огромный котел с водой. Ужасные мысли зародились в головах белых пленников, и от этого все непререкаемо оцепенели. Их мучнисто бледные лица выражали страх и отчаяние. Не смея проронить ни слова, искушенные цивилизацией люди безропотно внимали ходу дальнейшего течения обстоятельств: не в силах что-либо изменить. У Засецкой вспыхнула мысль: "Только бы Сарра не видела этого ужаса!" Однако губы окаменели, язык онемел, а стиснутые зубы, казалось, намертво срослись. Лицо начало млеть, все тело противно коробило морозцем. А когда дикари водрузили свою ношу, с будущей жертвой на алтарь, когда другие пристроили котел над костром и принялись подбрасывать в огонь поленья, тут уж и вовсе у впечатлительной госпожи подкосились ноги. Она неслышно опустилась на солому, продолжая дальше наблюдать за страшной оргией сидя; прильнув лицом руками и грудью к шершавой древесине.