Шпоры на босу ногу

го же. Мне, напротив, очень хорошо, - ответила Мадам и постаралась дышать глубже и реже. О господи, и ей еще доверили... когда чуть что, и сразу без чувств... Мадам как могла улыбнулась и попросила: Говорите, я слушаю. - Но прежде,- смутился сержант,- скажите мне, как вас зовут. Так и есть! Он все знает. И все же... - А зачем это вам вдруг понадобилось мое имя? - осторожно спросила Мадам. - Но разве вы не понимаете? - А вы скажите! - Я, конечно, скажу, но прежде я должен .узнать, как к вам обратиться. - Я вам назовусь, и вы скажете?! - Конечно! Ведь я люблю вас... Мадам опустила глаза. Когда вам уже двадцать три и вы, несомненно, красивы, но тем не менее впервые слышите подобные слова от трезвого мужчины... Но вдруг вдали послышались чужие голоса, скрип... И тут же, прямо из метели, -выкатил санный поезд в несколько возков. Подбежав к сидевшим, передние лошади стали, а за ними и все остальные. С передних козел соскочили два офицера. Сержант крепко обнял Мадам и отвернулся - в одном из офицеров он узнал Люсьена. Сержант за себя не боялся, сержант... - Э, да это всего лишь гусар и женщина! - воскликнул Люсьен, - А ну с дороги! Дюваль подхватил Мадам под руку, поспешно встал и хотел было отойти, закрывая собой спутницу... Однако Люсьен успел-таки узнать ее. - Нашлась, красавица! - обрадовался он и схватил Мадам за руку. Сержант оттолкнул его, но тут второй офицер ударил Дюваля саблей по голове. Сержант неловко покачнулся, схватился за разрубленный кивер и рухнул в сугроб. Мадам упала перед ним на колени... Однако ее тут же схватили и потащили прочь. Пытаясь вырваться, Мадам в отчаяньи крикнула; - Шарль! О боже мой, Шарль! Дюваль ничком лежал в сугробе. Снег возле его головы был красен, как петушиный гребень. Мадам заплакала и сникла. Ее подтолкнули к возку, раскрыли дверцу. Мадам рванулась из последних сил, но тщетно. Тогда, забыв обо всем, она закричала по-русски: - Шарль! Меня зовут Настей! Настенькой! Пустите же меня! Но тут ее схватили за волосы, втолкнули в возок, и сытые лошади весело умчались в метель. Двери были плотно закрыты и полог задернут, однако вскоре Мадам... простите, Настенька привыкла к темноте и увидела... Что она сидит едва ли не на коленях у генерала Оливье. Напротив генерала дремал Люсьен, а рядом - какая-то женщина лет сорока пяти с любопытством разглядывала Настеньку. Генерал откашлялся и весьма дружелюбно сказал: - Ну, вот мы и вместе. Знакомьтесь,- и он кивнул на женщину.- Наш литовский агент пани Ядвига. - Ах, бедная, она совсем замерзла! - низким грудным голосом сказала пани Ядвига.- Иди ко мне, дитя мое! Протягивая Настеньке руки, пани Ядвига улыбалась, и ее некрасивое лицо стало почти симпатичным. В кромешной тьме закрытого возка Настенька переползла через колени генерала к пани Ядвиге и, уткнувшись в грудь литовскому агенту, зашептала: - Генерал, я вас ненавижу! Вы негодяй! Что он вам сделал?! Слезы бессильной ярости душили ее. - Вот и прекрасно,.- оживился генерал.- Наконец-то вы заговорили по-русски, Мадам. Или боярыня?