Савмак. Пенталогия (СИ)

  (Примечание: По данным океанологов, мировой океан в описываемую эпоху находился в состоянии регрессии и был ниже современного уровня на 4 - 5 м.)

  Плывущим по морю путешественникам издалека бросались в глаза стройные ряды колонн, беломраморные фронтоны и ярко-красные черепичные крыши двух возвышающихся над приморской стеной в северо-восточном углу Херсонеса храмов и стоящая между ними на высоком постаменте огромная статуя Афины Сотейры. Наконечник копья в левой руке богини, крылья и лавровый венок в руках маленькой Ники, которую она держала на поднятой к груди правой ладони, и высокий трёхгребенчатый шлем на её голове искрились золотым огнём в солнечных лучах. Обращённые лицами на восток, обе богини, большая и маленькая, охраняли вход в главные морские ворота города - Восточную бухту. Это был херсонесский Парфенон, названный так, поскольку стоящие на нём храмы принадлежали двум особо почитаемым херсонеситами Девам - Афине Спасительнице и Артемиде Защитнице.

  Плавно завернув за округлый юго-восточный мыс, понтийские корабли Пактия последними вошли во вместительную, глубокую, надёжно укрытую от ветров и высоких волн Восточную или, как её чаще называли местные жители, Большую гавань, напоминающую очертаниями натянутый лук. Здесь крепостная стена, спустившись уступами с плато в примыкающую к гавани низинную юго-восточную портовую часть города, отступала от уреза воды примерно на плефр.

  Вдоль причалов, от северного конца гавани к южному, пролегала широкая набережная, выложенная сглаженными сотнями тысяч прошедших по ним за минувшие столетия ног каменными плитами, а всё пространство между нею и стеной было тесно застроено складскими помещениями, верфями, доками, кузницами, мастерскими по изготовлению канатов и парусов, харчевнями и ксенонами. С южной стороны гавань и порт были надёжно защищены небольшой, но крепкой цитаделью, построенной в самой низменной и уязвимой части города - в устье широкой и глубокой пригородной балки.

  Множество народу, как и в любом порту, толпилось у причалов и сновало по широкой набережной между вновь прибывшими кораблями: родные и друзья вернувшихся сегодня в родную гавань моряков, грузчики, купцы и их доверенные лица, спешившие узнать, какие товары привезли из чужих краёв навклеры и чем они намереваются загрузить свои трюмы в Херсонесе, портовые шлюхи-порнаи, бесстыдно выставлявшие напоказ свои тела, громко предлагая истомившимся в долгом плавании морякам свои услуги, таможенные чиновники и, наконец, просто любопытные зеваки - собиратели и разносчики всевозможных сплетен и новостей.

  Ловко пришвартовав "Кастор" правым бортом к свободному причалу в северной части гавани, моряки Пактия тотчас перекинули с палубы на берег узкий ступенчатый трап. Подошедший следом "Полидевк" накрепко привязался толстыми причальными концами к левому борту "старшего брата".

  Как и полагается, первым на борт новоприбывшего корабля поднялся не заставивший себя долго ждать телон - сборщик таможенных пошлин со своим помощником-писцом. С тотчас расплывшейся на розовощёком, курносом лице слащавой улыбкой, таможенник поспешил поздравить встречавшего его у трапа богатого амисского навклера, как видно, хорошо здесь известного и уважаемого, с благополучным прибытием в Херсонес.

  - И тебе от меня привет, любезный Евфрон! Рад тебя видеть в добром здравии, дружище! - улыбнулся в ответ Пактий, протянув таможеннику правую руку, которую тот поспешил подобострастно, с лёгким поклоном, пожать обеими руками. - Ну, как твои дела? Как жена, дети? И, вообще, что у вас тут нового произошло с моего последнего к вам приезда?

  Улыбка на лице Евфрона, польщённого, что купец из далёкого Амиса не забыл его имя, сделалась ещё шире и любезнее:

  - Давненько же ты не бывал у нас, уважаемый Пактий! За это время столько всего случилось!

  И Евфрон весьма охотно принялся выкладывать перед понтийским гостем все местные новости, главнейшей из которых, конечно же, была случившаяся недавно смерть старого царя скифов Скилура. Евфрон искренне обрадовался, узнав, что первым сообщил Пактию эту новость: четыре дня назад, когда тот покидал гавань Феодосии, там об этом ещё не было известно.

  - По такому случаю, наш стратег Формион, его родственники и друзья украсили двери своих домов траурными венками и ветками кипариса, - продолжил Евфрон посвящать в местные дела внимательно слушавшего Пактия, нимало не торопясь приступать к выполнению своих служебных обязанностей. - А буквально два дня назад старик Формион с невесткой Мессапией (она, как тебе, должно быть, известно, приходится царю Скилуру дочерью) и внуком Стратоном уехал в Неаполь Скифский на похороны своего царственного родича.

  - А что, мой многоуважаемый проксен Гераклид тоже отправился в Скифию? - прервал чиновника Пактий, сделав озабоченное лицо.

  Евфрон ответил, что нет - Гераклид, выбранный в прошлом году одним из архонтов, остался в городе и, хвала милостивым богам, пребывает в добром здравии. Из дальнейших излияний словоохотливого телона Пактий узнал, что по достоверным сведениям, Скилур назначил своим преемником младшего сына Палака в обход трёх старших сыновей. В Херсонесе многие сейчас надеются, что старшие царевичи не захотят с этим мириться и, несмотря на данную отцу клятву, вскоре затеют междоусобицу, в результате которой Скифия ослабнет, и херсонеситам удастся вновь вернуть себе Равнину с Керкинитидой и Калос Лименом.

  Путешественник в изумрудно-зелёном паллие, застёгнутом на правом плече усмехающимся золотым дельфином, на которого Евфрон, весь поглощённый разговором с Пактием, не обращал ровно никакого внимания, надвинув на лоб петас - широкополую чёрную фетровую шляпу, и сжимая в правой руке высокий дорожный посох с серебряной совой в навершии, стоял чуть в стороне, дожидаясь, когда таможенник выговорится, и он сможет попрощаться с доставившим его целым и невредимым на родину навклером. Отвернувшись, он с интересом разглядывал привычную суету на причалах и прекрасно видимые из гавани поверх портовой стены на восточном краю нависающего над портом плато, украшенные колоннами фасады храмов центрального херсонесского теменоса, не пропустив в то же время ни единого слова из рассказа телона. Наконец Евфрон выплеснул на важного и весьма щедрого, как он помнил из предыдущего опыта, понтийского гостя все наиболее значимые местные новости и вспомнил о необходимости спуститься всё же в трюм и осмотреть доставленные кораблями Пактия на продажу в Херсонес товары. Воспользовавшись этим, эпибат скупо поблагодарил навклера Пактия за приятное путешествие, крепко пожал ему на прощанье руку, сказав, что они ещё увидятся до его отъезда, и сошёл по шаткому трапу на берег. Подхватив с палубы хозяйский сундук, за ним последовал его мускулистый, угрюмый раб.

  Не успел богатый, судя по добротной одежде и обуви и собственному рабу, чужеземец ступить на причал, как к нему кинулась, расталкивая друг дружку, стайка порнай, выставляя напоказ свои прелести и наперебой обещая исполнить любые его желания и фантазии за самую незначительную плату. Здесь были шлюхи на любой вкус - от зрелых, пышнотелых женщин до совсем ещё молоденьких, худеньких девчонок. Повелительным жестом приказав им расступиться, сошедший с "Кастора" мрачный пассажир молча, ни на кого не глядя, протиснулся сквозь толпу деловых людей и зевак, дожидавшихся, когда судно покинет таможенный чиновник, решивших, должно быть, что проигнорировавший их расспросы чужеземец не понимает эллинскую речь.

  Выбравшись из толпы, приезжий, постукивая посохом по каменной вымостке и пошатываясь из стороны в сторону, будто под ногами у него всё ещё была корабельная палуба, неспешно направился в сторону расположенных напротив центрального причала портовых ворот. За ним по пятам следовал с сундуком его крепкий босоногий раб в серой груботканой тунике до колен, с узким кольцом вокруг шеи из тёмной, давно не чищеной меди, на котором едва просматривались имена раба и его хозяина. Скоро они завернули за угол одного из тянувшихся справа вдоль набережной длинных амбаров, прошли мимо гостеприимно открытых в любое время дня и ночи постоялых дворов, расположенных друг напротив друга через неширокую улицу (над входом в один из них был нарисован алой краской Гермес с крылышками на ногах и красовался броский призыв: "Ешь и пей во славу Гермеса"; вывеска на другом, расписанная полинялой жёлтой краской, завлекала посетителей роскошными формами нагой красавицы, требуя "веселиться во славу Афродиты"), и оказались около прорезанного в серо-жёлтой стене впритык к широкой квадратной башне входа в город.