Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Но не приведёт ли это нас к войне со Скифией? - спросил он, обратив взгляд на Гераклида. - Не сочтёт ли Палак изгнание из Херсонеса скифов оскорблением своей сестры?

  - Боспорцы только что доказали, что не так страшны скифы, как нам ещё недавно казалось, - тотчас парировал воинственно настроенный Невмений, уже в мыслях видевший себя освободителем Равнины.

  - Полагаю, момент для нас сейчас самый подходящий, - высказался наконец хозяин дома. - Действительно, Палак только что получил на Боспоре хороший урок, и не думаю, что он повторит свою ошибку, решив попробовать на зуб ещё и наши стены.

  - Тем более что зимой здесь скифские кони скоро передохнут от бескормицы! - не преминул добавить к доводам брата и отца свои три обола Агасикл.

  - Но Палаку не обязательно идти на Херсонес войной, - продолжал сомневаться Саннион. - Он может просто перекрыть нашу торговлю. Куда мы будем девать наше вино, соль? Как мы обойдёмся без скифского хлеба?

  - Ну, зерна мы запасли достаточно, - ответил Гераклид, взглянув на Агасикла, только что доставившего по его приказу из Скифии большую партию пшеницы. - До весны точно хватит. А там, если что, купим на Боспоре.

  - А если цены на хлеб немного вздорожают - для нас тоже неплохо, - вставил свою реплику молчун Каллиад, тоже по наущению отца запасшийся в Скифии зерном.

  - Ну ладно, убедили, - вскинув руку над головой, сдался Саннион, и все рассмеялись.

  - А чтобы провести в коллегии и Буле как можно больше наших сторонников, - опять взял слово, погасив в короткой каштановой, с белыми клоками, бороде улыбку, Минний, - нам необходимо привлечь на нашу сторону беженцев с Равнины. Наверняка, почти все они мечтают вернуться в свои дома в Керкинитиде и Калос Лимене и брошенные на Равнине усадьбы. Надо вернуть им эту надежду. В оставшиеся до экклесии дни мы должны втолковать им, что пока Херсонесом правит Формион, их мечты вернуться на Равнину так и останутся мечтами.

  - Большинство беженцев давно в долговых сетях у Формиона и его клики. Так что вряд ли они осмелятся проголосовать против своего благодетеля, - остудил пыл Минния Дамасикл.

  - И тем не менее, нужно объяснять простому народу, что он бедствует, потому что Херсонес перенаселён, - продолжил тот с прежней убеждённостью свою речь. - Наша хора не прокормит стольких едоков. Прежние счастливые времена не вернутся, если не отвоевать у скифов нашу Равнину. Сейчас, когда на смену сильному и умному Скилуру в Скифии пришёл, похоже, слабый и неопытный Палак, как раз настал для этого благоприятный момент.

  - Ну, о том, какой Палак царь, положим, не стоит судить по одному лишь неудачному боспорскому походу, - возразил Артемидор.

  - Да и поход, в результате которого Палаку удалось содрать с Боспора три таланта золота и четыре таланта серебра вряд ли можно назвать неудачным, - добавил, благоговейно закатив округлившиеся бычьи глаза к потолку, Дамасикл, вызвав у участников застолья новый приступ веселья.

  - И всё же, - продолжал с молодым задором стоять на своём Минний, - в оставшиеся до выборов дни нужно везде, где только можно, вдалбливать херсонеситам мысль, что если они отдадут свои черепки за Гераклида и его единомышленников, мы поведём херсонесский корабль другим курсом: с теперешней унизительной зависимостью от варваров должно быть покончено раз и навсегда!

  Молодёжь - Невмений, Мегакл, Афиней, Агасикл (только Каллиад не смог пересилить ревнивую неприязнь в гераклидову постояльцу) - приветствовала зажигательную речь Минния аплодисментами. Выпив по последнему кубку вина за свою удачу на выборах, участники симпосиона встали с лож и кликнули своих дожидавшихся в соседней комнате рабов. Рабы натянули на ноги хозяевам тёплые зимние скифики с меховой подкладкой, накинули им на плечи и застегнули драгоценными фибулами толстые шерстяные паллии, на головы надели кому - широкополые фетровые петасы, кому - круглые войлочные пилосы, а кому - скифские островерхие кожаные клобуки и, подставив им свои крепкие плечи, повели к выходу.

  На освещённом явившимися с поварни с зажжёнными факелами в руках гераклидовыми рабами дворе к ним присоединились, выйдя со служанками с женской половины, жёны и невесты молодых участников симпосиона. Судя по положению Большого Ковша на усыпанном алмазными блёстками чёрном бархате неба, было уже около полуночи. Зябко кутаясь в меховые накидки (после нагретых жаровнями комнат, ночной воздух казался чуть ли не морозным), Афинаида, Горгиппа, Хедра и Аполлонида расцеловалась с вышедшей их проводить Агафоклеей, пожелали доброй ночи Гераклиду и Агасиклу и поспешили нырнуть в укрытое от холода и дождя толстыми кожаными и замшевыми пологами нутро своих носилок.

  Перебравший вина Невмений, облобызавшись на прощанье с отцом и братом и обменявшись дружескими рукопожатиями и похлопываниями по плечам с остальными, забрался вслед за женой в её узкие одноместные носилки. Его примеру последовал Амфий. Мегакл, которому идти до дома было всего ничего, обозвав с громким пьяным смехом приятелей слабаками, решил пройтись пешком - проветрить разгорячённую голову.

  После того как за его невестой Аполлонидой задёрнулся полог её переносного домика, Агасикл незаметно приблизился к стоявшей под навесом позади Агафоклеи и Тирсении Бионе и, слегка коснувшись ладонью её круглой попки, шепнут в украшенное золотым полумесяцем ушко просьбу зайти к нему, когда все разойдутся. Не поворачивая головы с едва обозначившейся на губах улыбкой, девушка чуть заметно кивнула, и он тотчас отошёл в сторону, не отрывая глаз от спины разговаривавшего в центре двора с Артемидором и Дамасиклом отца.

  Тем временем подобранные по росту мускулистые рабы-носильщики плавно оторвали ножки носилок от покрывавших гераклидов двор каменных плит и понесли их на руках за факелоносцами к выходу. Следом двинулись сопровождавшие хозяек рабыни-служанки, старики с посохами и провожавшие их на улицу Гераклид, Агасикл и Минний. Пожелав под охраняющими вход колоннами друг другу приятных снов, гости разошлись в разные стороны по прилеглым улицам, а хозяева вернулись в дом.

  Не успели рабы поднять на плечи тяжёлые носилки Горгиппы и Невмения и сделать несколько шагов, как из-за пологов послышались звучные лобзания и тонкие женские взвизги, сопровождаемые пьяными смешками и просьбами немного обождать.

  Некоторое время Дамасикл, его сын Афиней и скрытая в несомых за ними роскошных носилках Аполлонида следовали, чуть поотстав, за носилками Невмения, поневоле слушая с тайной завистью доносившуюся оттуда бесстыдную, нетерпеливую любовную возню. На втором перекрёстке они свернули вслед за своим юным факелоносцем в боковую улицу и вскоре оказались у знакомой зелёной калитки своего дома, тотчас открытой старым привратником на негромкий оклик хозяина. После того как Аполлонида, выйдя из носилок, упорхнула со своей служанкой в дом, Афиней вымахавший на добрую голову выше родителя, но не успевший ещё обрасти, как он, солидным жирком, глядя на красные отцовские скифики, сказал, что ему не хочется спать, и попросил дозволения пойти поразвлечься.

  - Что, сын, молодая кровь ударила в фаллос? - раздвинул масленые губы в понимающей улыбке Дамасикл. - Ну иди, гуляй, пока не женат! Хе-хе-хе!.. Да Мегиса с собой возьми!

  - Да ладно, отец! Я и сам себе посвечу! - ответил радостным голосом Афиней.

  Забрав у стоявшего рядом со стариком-привратником возле распахнутой калитки щуплого подростка, наверняка мечтавшего поскорее добраться до своего растоптанного тюфяка, трепещущий на ветру факел, он быстро зашагал в сторону портового города, где располагалось большинство херсонесских диктерионов и харчевен, с доступными в любое время дня и ночи красотками на любой вкус и кошелёк.

  Завернув за угол, Афиней замедлил шаг и на следующем перекрёстке свернул к Парфенону. Потушив факел в наполненном дождевой водой сточном жёлобе, тянувшемся по краю улицы, он спрятал прикрытую пилосом голову в глубоком капюшоне своего грубошерстного плаща и, касаясь время от времени вытянутой вправо рукой шершавых стен, какое-то время кружил по погружённым во тьму улицам, поминутно оглядываясь и прислушиваясь со страхом, не идёт ли кто за ним. Удостоверившись наконец, что он совершенно один, он остановился около одной из утопленных глубоко в толстой стене калиток, выждал с тревожно бьющимся сердцем на всякий случай ещё с полминуты и тихо постучал условным стуком: два протяжных удара и за ними - три подряд быстрых.