Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Погоди, милый, я распущу волосы, - попросила Герея, соскальзывая с рук мужа на мягкий, как весенняя трава, персидский ковёр, устилавший паркетный пол спальни от дверного порога до передних ножек ложа.

  Стены спальни были обтянуты той же, что и балдахин, расшитой золотыми листьями и цветами тканью шафранного цвета. Сбросив с плеч накидку, она подошла к висевшему слева от ложа большому бронзовому зеркалу в красивой позолоченной раме, и сама, не прибегая к помощи оставшейся в передней комнате служанки (не хотела, чтоб та пялилась украдкой на её обнажённого мужа), нарочито неспешно освободила волосы от унизанной алмазами длинной нити, вынула серебряные заколки (все её золотые заколки сейчас, наверное, украшают гривы палаковых жён) и, тряхнув головой, рассыпала волосы чёрными блестящими змеями по спине до самых ягодиц, не спуская при этом в зеркале глаз с мужа, вожделённо пожиравшего её глазами, сидя между откинутых в стороны пологов на краю ложа.

  Оставив, как всегда, на столике у зеркала горящий светильник, Герея развернулась с хищной улыбкой заметившей добычу охотницы и, пройдя несколько отделявших её от мужа шагов, мягким толчком ладони в грудь опрокинула его спиной на покрывавшее ложе меховое одеяло. Его успевший отдохнуть и набраться сил мужской орган тотчас встал торчком из тёмно-коричневого подшёрстка внизу живота, вновь готовый к многотрудной работе. Забравшись широко расставленными коленями на высокое ложе между бёдер мужа, Герея присела на его плоский и твёрдый, как жернов, живот, прислонясь налитыми шарами ягодиц к его мощному "стволу". Руки Левкона тотчас завладели объёмными чашами её склонившихся к нему грудей.

  - Но как ты посмел поспорить на меня с Палаком? - спросила вдруг Герея потянувшегося к ней за поцелуем Левкона.

  - Да не было никакого спора! - воскликнул Левкон, уронив голову обратно на меха. - В том то и дело!.. Палак, то ли сам, а скорее по чьей-то подсказке, решил испытать, насколько я доверчив и жаден. И знаешь, я его понимаю: коль представился случай заполучить в свой гинекей первую на берегах Эвксина красавицу, либо лишний талант золота, и он сам, и его советники сочли бы его глупцом, если б он им не воспользовался.

  - Хорошо ещё, что он удовлетворился талантом.

  - Думаю, он просто побоялся предлагать за тебя больше. Вдруг бы я согласился?.. Может за восемнадцать лет супружеской жизни ты мне поднадоела и... ай!

  Отведя назад правую руку, Герея крепко стиснула его мужской "корень" и резко дёрнула, будто хотела проверить, хорошо ли он ещё держится.

  - Герея, больно! - Левкон обхватил жену за спину и крепко прижал к себе. - Ты же знаешь, что я не променяю тебя на всё золото на свете, - прошептал он, почти касаясь губами её губ. - На самом деле больше всего я боялся, что Палак запугает тебя, сообщив, что убьёт меня, если ты не приедешь... Или попытается выменять тебя на талант золота у Перисада... К счастью, мне удалось отправить на Боспор Фагиса.

  - А знаешь, Главк и в самом деле хотел поторговаться за меня с твоим братом, - Герея поцеловала мужа в губы. - Мне пришлось выдать ему нашу семейную тайну. Я сказала Главку, что Перисад давно влюблён в меня и только и ждёт, чтобы с его младшим братом что-нибудь случилось, чтобы жениться на мне. И я уверена, что это так и есть на самом деле, - закончила она вполне серьёзно.

  - Не любишь ты моего брата, - вздохнул Левкон.

  - Конечно, нет! Ведь я всегда любила, люблю и буду любить только одного, лучшего на свете мужчину - моего мужа!

Савмак попадает в дом Левкона и Гереи в Пантикапее...

САВМАК

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ГЛАВА ПЯТАЯ

  1

  За день до наступления Фесмофорий - пятидневного праздника, которым херсонеситы благодарили Деметру за дарованный в уходящем году урожай (в посвящённых богине плодородия обрядах по традиции участвовали только женщины), в Херсонес вернулся из Неаполя Скифского последний до будущей весны купеческий обоз. С наступлением зимних холодов и ненастья вся морская и сухопутная торговля в этих суровых северных краях замирала: купцы, подсчитывая барыши, отсиживались в тёплых домах, как медведи в берлогах, разве что в спячку не впадали.

  Среди вернувшихся из Скифии с доверху загруженными закупленным у скифов ходовым товаром (кожами, шерстью, мехами, а прежде всего - пшеницей) возами и кибитками были и закадычные дружки Каллиад и Агасикл, которым по воле отцов сразу после Фесмофорий предстояло распроститься с вольной холостяцкой жизнью. В тот же вечер архонт Гераклид устроил по случаю возвращения сына с хорошей торговой "добычей" посвящённую Гермесу пирушку, позвав на неё самых близких друзей.

  Вскоре после захода ленивого предзимнего солнца, в обогреваемом четырьмя керамическими жаровнями андроне гераклидова дома собрались, помимо хозяина, оба его сына - Невмений и Агасикл, купец Артемидор с младшим сыном Каллиадом, солепромышленник Саннион со старшим сыном Мегаклом, судовладелец Матрий с сыном Амфием, трапезит и главный логограф полиса Дамасикл с сыном Афинеем.

  Нашлось на этом семейном торжестве местечко и для гераклидова приживальщика Минния, все последние месяцы всячески старавшегося доказать преданность и полезность своему покровителю. У Гераклида на услужливого и умного Минния были свои виды.

  После того как расположившиеся на расставленных квадратом ложах мужи (старики ближе к хозяину дома, молодёжь, как и положено, возле дверей) отдали должное поварскому искусству волшебницы Тирсении, настало время симпосиона - беседы за кубками вина.

  Прибрав посуду с объедками, Тирсения с рабынями отправились в гинекей, где, пока мужчины будут заняты выпивкой и разговорами, состоится своя пирушка с вином и сладостями, с участием Агафоклеи и её сегодняшних гостий: старшей сестры Афинаиды (супруги Мегакла), ровесницы и близкой подруги Афинаиды Хедры (жены Амфия), дочери Матрия Горгиппы (жены Невмения) и 15-летней дочери Дамасикла Аполлониды. (Аполлониде после Фесмофорий предстояло войти в дом Гераклида в качестве законной супруги его младшего сына - красавчика Агасикла - и стать хозяйкой в бывших комнатах Агафоклеи, которая днём ранее переберётся из отчего дома в дом своего будущего мужа Каллиада.)

  Явившиеся на смену рабыням четверо рабов, внесли под присмотром Актеона, исполнявшего в доме Гераклида обязанности епископа и виночерпия, расписные амфоры с различными сортами заморских вин и гидрии с тёплой и холодной водой. Гераклид, единодушно избранный симпосиархом, велел для начала наполнить канфары и скифосы светлым фасийским пополам с водой. Приняв из рук проворных рабов наполненные Актеоном кубки, мужчины начали попойку с провозглашённой симпосиархом благодарственной молитвы покровителю торговцев Гермесу. Благоговейно пролив в честь крылоногого бога малую толику вина из своих кубков на пол, остальное, по предложению Артемидора, дружно выпили во здравие гостеприимного хозяина дома.

  Пока Актеон с помощниками опять наполнял кубки вином, Гераклид попросил только что вернувшихся из Скифии Агасикла и Каллиада рассказать о последних скифских новостях. Агасикл, с самого начала пира с нетерпением ждавший этой минуты, чувствуя себя лазутчиком, вернувшимся из вражьего стана, с видимым удовольствием приступил к рассказу, иногда дополняемому не столь бойким на язык, но более памятливым на детали Каллиадом. И хозяин дома Гераклид, и гости, неспешно отхлёбывая вино из наполняемых вновь и вновь Актеоном серебряных и бронзовых канфаров, с живым интересом слушали наслаждавшегося вниманием столь большой и почтенной компании Агасикла.

  В первую очередь всех, конечно, интересовала столь внезапно разразившаяся после избрания царём молодого Палака война скифов с Боспором. Благодаря дружбе с сыном главы неапольских эллинов Посидея Главком (подкрепляемой, как полагается, при каждой встрече ценными подарками), занявшем при новом царе то же место, которое при прежнем царе Скилуре занимал его отошедший теперь по старости в тень отец, Агасикл и Каллиад оказались посвящены во все подробности боспорского похода скифов. По словам Главка, причиной войны послужили оскорбительные дары из позолоченной меди и бронзы, положенные послами басилевса Перисада к ногам покойного Скилура. Сам Перисад клялся Главку, что при нём в ларец уложили посуду из чистого золота, но по пути в Скифию оно таинственным образом превратилось в дешёвую бронзу и медь. Скифы уверены, что настоящие дары подменили послы, но боспорцы отказались выдать своих послов скифам на расправу, посчитав, что скифы их оклеветали, чтобы получить повод к войне.