Избранное

Когда б не твой, читатель, пьедестал,

Единственно возможная основа,

Спасающая голос мой и слово.

Ещё светло, но птицы не поют.

Возможно, их и нет, а эти кроны,

Весь этот мир неистово зелёный.

Предчувствуют и засуху, и смерть?

Что, если я пытаюсь петь

Лишь оттого, что тягостно молчанье?

Что, если я живу пустой надеждой

И тоже обречён? Но прежде…

Но прежде чем проститься на века

Я улыбнусь тебе издалека

И улыбнусь, дойдя до поворота

Последнего,

Взгляну сквозь небо в трещинах, сквозь облака

Столь благолепные, когда они теряют позолоту

Закатную.

Я погляжу на эту благодать,

Пойму — мне всё же было что терять.

Благословляю медленный подъём,

Который раздвигает горизонты

Моей обители. Мне говорят: “Пойдём

Быстрей. Не останавливайся. Что ты

Там позабыл, верней, не разлюбил?”

А мне ответить не хватает сил.

Нет слёз. Нет слов. Нет жеста, передать

Ко всем оставшимся той жалости, той злости.

А впрочем, стоит ли? Расходимся как гости

И кто куда. Уже не отыскать

Следа на этой паперти земной,

Оставленного мною и тобой.

Десятистишия

Так ласточка ныряет под карниз.

Бездомной жизни злеет постоянство.

Всего-то и осталось ей пространства:

То вверх швыряет бедную, то вниз.

Ей прилепиться к дому твоему

Да в тесноте случайной отогреться.

Благослови пернатое соседство,

Позволь остаться — всё не одному.

Потом уйди, когда настанет срок

Понять, что ты и с нею одинок.

Оставишь дом, теперь уже не твой.

Прозреешь, чтобы заново ослепнуть.

Полюбишь тишину и детский лепет —

Обманчивый размеренный покой.

Замедленное время увлечёт,

Закрутит словно щепку у запруды,

Потом швырнёт неведомо откуда

Неведомо куда — в круговорот

Встреч и разлук. Ты зря их избегал.

Остановись, мгновение. Устал.

Вот так в метро, глаза полуприкрыв,

Чтоб стали неразборчивыми лица,

Выискиваешь простенький мотив

В колёсном перестуке. Но случится —

Уничтожая хаос и разлад,

Сквозь лязганье безумного железа,

Застав врасплох, нагрянет Пергалези.

И ты, чужим страданием объят,

Подхваченный неведомым теченьем,

Чему-то улыбнёшься с облегченьем.

Безмолвие нарушено. Потом

Встаёт и покидает сцену Гамлет.

О, яду мне? Но яда нет ни капли.

И там, за размалёванным холстом, —

Кирпичная облезлая стена,

Грязь, пыль, обломки старых декораций.

С Офелией прощается Гораций,

Гертруда курит, стоя у окна.

Что, если эта жизнь и впрямь — игра,

А пьеса и бездарна, и стара?

Опять душа срывается на крик

И над птенцом разбившимся кружится.

Что остаётся? Плакать и молиться.

Пора уйти со сцены. Здесь тупик.

Пусть эту роль, которую привык

Считать своей единственной удачей,

Другой сыграет как-нибудь иначе.

Поэзия, когда не твой язык,

Я всё отдам без сожаленья. Боже!

Не мне Твои страдания умножить.

В Донском

Ирине

В июльской столице награда —