Выбор

стонут в голос,

воют,

ревут ревмя

на конкретных дорогах машины!

Д а ж е если к а к а я беда пришла,

то доехать

в средине марта

от села одного

до другого села —

ни рессор не хватит,

ни мата!..

11онпмаю,

что очень огромна страна,

допускаю,

что мы — не боги.

З н а ю :

в слове «до-ро-га»

звенит цена,—

дорогие нынче

дороги!..

Л а д н о , дорого...

Что ж,

нагрузили — вези.

Песни пой,

себе в утешенье...

Ну а хлеб,

лежащий

в целинной грязи!

Он -

дешевле?!

А далекие рейсы, будто на приз?!

(«Доберется!..

Авось не утонет...»)

Разве долгий подвиг -

шоферский риск

148

ничего не стоит?!

А колдобины

на ежедневном пути

(чуть расслабишься —

треснет шея)...

А сама невозможность

проехать,

пройти?!

Разве это — дешевле?!

Не хочу, торопясь,

предвещать закон,

сгоряча

городить напраслину.

Но в Д е р ж а в е такой,

в Государстве таком

бездорожье —

у ж е безнравственно!

Это — факт!

И дело не в чьей-то молве.

Я

намеренно не стихаю...

Не ищите поэзии в данной главе!

Не считайте ее

стихами!..

Не стихи

пишу —

хриплым криком

кричу.

Не себе

прошу —

для Отчизны

хочу.

Д л я нее —

океанами стиснутой,

драгоценной,

одной,

единственной!

Д л я которой мы трудимся

столько лет,

для которой

поем и печалимся...

149

Недоступного нет,

невозможного нет,

если только миром навалимся!

Если только — с сердцем,

с умом,

с душой...

И Д о р о г а наша

сквозь время,

та,

которая пишется

с буквы большой,

станет

к нашим потомкам

добрее!..

Всей наивностью

этих спешащих строк,

всею ширью .Земли,

всею далью

я мечтаю о пятилетке дорог,—

самой трудной мечтой

мечтаю...

За такое можно отдать и ж и з н ь ,

если это приблизит

сроки...

А сегодня, по-моему,

коммунизм

есть

Советская власть

плюс дороги!

Ш А Г И

Небо темное

без берегов.

На стене имена горят...

Двести десять

парадных

шагов!

Словно это и впрямь —

парад!

150

Необъявленный,

странный,

ночной!.

В и ж у :

выстроились войска,

озаренные круглой луной,

продирающейся

сквозь облака...

Я друзей отца узнаю,—

вон они вдалеке стоят...

Впереди —

в суровом строю —

сводный полк

Неизвестных солдат!..

Все

пришли в эту ночь сюда

отовсюду,

где шла война:

с ноздреватого

невского льда,

из-под Бреста

и Бородина!

С Д а у г а в ы ,

с Д о н а ,

с Д н е п р а ,

кто — на лошади,

кто — пешком...

И безмолвным громом

«Ура-а!..»

перекатывается

над полком!..

Мне тревожно,

холодно мне.

Ветер скорби

хлещет в ушах.

В потрясающей тишине

государственный

слышен

шаг!

И слова команды

слышны.

В небе

грустные марши

парят...

151

I 1(>ЯПЛЯЮТСЯ

из стены

принимающие

парад.

Командармы далеких дней,

чашу

выпившие до дна.

Застывают

возле камней,

там, где выбиты

их имена...

И молчат они.

И глядят.

Будто верят,

что скоро

в ночи

к ним из молодости прилетят

бесшабашные трубачи!..

Вспоминают бойцов своих.

Снова чуют

цокот

подков...

Невесомые

руки их -

у невидимых

козырьков.

В О Й Н А

Было Училище.

Форма — на вырост.

Стрельбы с утра.

Строевая — зазря...

Полугодичный

ускоренный выпуск.

И на петлице —

два кубаря...

Шел эшелон

по протяжной

России,

шел на войну

сквозь мельканье берез

«Мы разобьем их!..».

152

«Мы их осилим!..»,

« М ы им докажем!..» —

гудел паровоз...

Станции

как новгородское вече.

М и р ,

где клокочет людская беда.

Шел эшелон.

Л навстречу, навстречу —

лишь

санитарные поезда...

В глотку не лезла

горячая каша.

Полночь

была, как курок,

взведена...

« М ы разобьем их!..,

« М ы им докажем!..»,

Мы их осилим!..» —

шептал лейтенант.

В тамбуре,

маясь на стрелках гремящих,

весь продуваемый с к в о з н я к о м ,

он по дороге взрослел —

этот мальчик,-

тонкая шея,

уши торчком...

Только во сне,

оккупировав полку

в осатанелом

табачном дыму,

он забывал обо всем

ненадолго.

И улыбался.

Снилось ему

что-то распахнутое и голубое.

Небо,

а может,

морская волна...

«Танки!..»

И сразу истошное:

«К бою-у!..»

Т а к они встретились:

153

Он

и Война...

...Воздух наполнился громом,

гуденьем.

М и р был изломан,

был искажен...

Это

казалось ошибкой,

виденьем,

странным,

чудовищным миражом...

Только видение

не проходило:

следом за танками у моста

пыльные парни

в серых мундирах

шли

и стреляли от живота!..

Дыбились шпалы!

Насыпь качалась!

Кроме пожара,

не видно ни з г и !

Будто бы эта планета кончалась

там,

где сейчас наступали

враги!

Будто ее становилось все меньше!..

Ежась

от близких разрывов гранат,

черный,

растерянный,

онемевший,—

в жестком кювете

лежал лейтенант.

Мальчик

лежал посредине России,

всех ее пашен,

дорог

и осин...

Что же ты, взводный?!

« Д о к а ж е м ! . . »

«Осилим!..»

154

Вот он —

фашист.

Д о к а ж и .

И осиль.

Вот он —

фашист!

Оголтело и мощно

воет

его знаменитая сталь...

Знаю,

что это почти невозможно!

Знаю, что страшно!

И все-таки встань!

Встань,

лейтенант!..

Слышишь,

просят об этом,

вновь возникая из небытия,

дом твой,

пронизанный солнечным светом.

Город.

Отечество.

Мама твоя...

Встань, лейтенант!

Заклинают просторы,

птицы и звери,

снега и цветы.

1 [ежная

просит

девчонка,

с которой

так и не смог познакомиться

ты!

Просит

далекая средняя школа,

ставшая госпиталем

С сентября.

Встань!

Чемпионы двора по футболу

просят тебя —

своего вратаря!

Просит

высокая звездная россыпь,

155

горы,

излучина каждой реки!..

М а р ш а л

приказывает

и просит:

«Встань, лейтенант!

Постарайся!

Смоги...»

Глядя значительно и сурово,

вместе с землею и морем скорбя,

просит об этом

крейсер «Аврора»!

Тельман

об этом просит

тебя!

Просят деревни,

пропахшие гарью.

Солнце,

к а к колокол,

в небе гудит!

Просит из будущего

Гагарин!

Ты

не поднимешься —

он

не взлетит...

Просят

твои нерожденные дети.

Просит история...

И тогда

встал

лейтенант.

И шагнул по планете,

в ы к р и к н у в не по уставу:

«Айда!..»

Встал

и пошел на врага,

как вслепую!

(Сразу же сделалась влажной

спина.)

Встал лейтенант!..

И наткнулся на пулю.

Большую и твердую,

156

как степа...

Вздрогнул ом,

будто от зимнего ветра.

Падал он медленно,