Колокольный Звон (СИ)

Annotation

Один из лучших рассказов, из авторского сборника "Незаконченный дневник",реставрированный и заново отредактированный.

Беатов Александр Георгиевич

Беатов Александр Георгиевич

Колокольный Звон

КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН

Посвящается сёстрам Анне и Виктории Росиным...

"И корона покатилась...

...

Жалобно звонит она о гранит мостовых.

Но на этот раз никого не будит этот звон.

Народ не бежит взволнованный и ужасный, как тогда...

"И казаки на зов Палия

Не налетят со всех сторон..."

И пройдут месяцы, может быть, годы,

вернее - долгие годы...

Пока...

Пока зазвучит набат.

...

Какой это будет год?

...

Петропавловский собор резал небо острой иглой.

Зарево было кроваво...

...

Да поможет Господь Бог России..."

(В.В.Шульгин "Дни", Ленинград, Рабочее издательство "Прибой", "Библиотека для всех", стр. 248 - 248).

Город был оцеплен. Бой шёл двое суток. Наконец, красные прорвались, разметав прочь, порубив с хмельным весёлым азартом обессилившего противника; заполнили заснеженые улицы грабежом и установлением нового порядка, никак не вмещавшегося в остаток короткого, неожиданно состарившегося дня.

В темноте безлунной морозной ночи, притаившись в парадных дверях подъездов,выдавали своё присутствие курением дежурные постовые. Прихрамывая и скуля бегала раненая собака, останавливаясь иногда у того или иного дома, но не дожидаясь своего, не дотерпев чего-то, бежала дальше. Слышались одиночные выстрелы: погибший враг всё ещё продолжал сопротивляться под прикрытием осыпавшейся на город тьмы. Кто-то пробегал по скрипучему снегу, отстреливаясь, и неожиданно падал с разбегу после меткого выстрела красноармейца, выскочившего из тёмного подъезда.

Несмотря на победу реболюционный полк находился в шатком положении. Был отдан приказ зацепиться в городе, но в случае, если не подоспеет подкрепление,и белые попытаются снова овладеть положением, то придётся отступить. Мало кто знал, что ряд предательств, дезертирство и цепь предшествовавших неудач сильно подточили силы противника, и от всей дивизии, нападания которой так опасались красные, остались лишь разрозненные единицы бежавших кто-куда людей, посрывавших погоны и побросавших оружие.

Александру Розанову, офицеру белой армии, наконец удалось - он не помнил как - добраться до дому. Он с трудом поднялся на третий этаж. Похоже было, что он ранен. Хотелось пить, и нестерпимо ныло левое плечо. Боль отзывалась в сердце, и при каждом шаге ему делалось страшно от мысли, которой не хотелось сейчас отдаваться, но которая сидела где-то и лезла вон из подсознания.

"Потом, потом, - говорил он себе. - Только бы дойти сейчас..."

Внизу послышались шаги. Офицер обернулся, прислонился левым боком к широким перилам, сжав в кармане шинели рукоять револьвера.

Через лестничный пролёт замелькал свет, шаги сделались медленными. Типический силуэт красноармейца с винтовкой в руках, медленно появлявшийся перед Розановым, неожиданно превратился в фигуру молодой женщины, заставившей офицера придти в себя. Она была ему знакома, но, убей Бог, Розанов не помнил сейчас, откуда он её знает, и как она знает его.

Как будто от прикосновения её руки и боли в плече не стало, и будто бы мысль, которую гнал от себя Розанов до лучшего времени, неожиданно исчезла, разрешилась сама собою, и ему вдруг сделалось теперь ненужным попасть во что бы то ни стало к себе на третий этаж - так ему сейчас показалось всё неважным, нестоящим, - всё творящееся вокруг, всё, откуда он попал в этот рай на лестнице, что ему не хотелось уже менять своей позы, прерывать это удивительное знакомство каким-либо действием, а когда он понял наконец, что его о чём-то просят, то с трудом отбросил, нахлынувшие чувства и, шатаясь, начал спускаться вслед за освещённой фигурой.

Он попал в квартиру первого этажа, яркую, полную празднично одетых людей, смеха, звона бокалов. Прихожая была завалена шубами. Когда он захотел скинуть шинель с беспокоившими его погонами, незнакомка предложила ему пока не делать этого. Он направился было в комнату с танцевавшими людьми, но женщина указала ему на другую дверь, и он оказался на кухне, где находилось несколько человек.

Под столом, перед которым развалился неумещавшимся на стуле тучным телом человек, лет тридцати пяти, привязанный за ногу, что-то клевал с пола петух. Прислонясь к стене у раковины и отчего-то вытянувшись в струну, стоял рыжий двадцатилетний парень, то и дело открывавший и закручивавший обратно водопроводный кран. Толстяк за столом ковырял стол ножом и что-то говорил. Пахло табаком.

Розанов не запомнил имён людей, которых представила ему по имени-отчеству дама. Здесь, при ярком электрическом свете, она уже не казалась офицеру столь загадочной и солидной. Теперь она походила более на простую девушку, и лишь её праздничный наряд заставлял его сомневавться время от времени и считать её почти красавицей.

Молодой человек отскочил от стены, бросился жать Розанову руку, а тот, что сидел, вместо приветствия поправил девушку, назвав себя и по фамилии и по какой-то должности. Последнее вошедший запомнил: толстяк оказался врачом-хирургом.

На шинель и офицерские погоны Розанова никто не обратил никакого внимания, и в сознании Александра возник вопрос: за красных они или за белых? Выходило так, что за белых они могли быть навряд ли, потому что замёрзшие и проголодавшиеся красноармейцы навряд ли оставили бы без внимания такой "пир во время чумы". Но и на красных никто из них похож не был...

- Понимаете, Александр Дмитриевич, - начала девушка. - Мы решили просить вас об одной услуге... Видите ли, Александр Дмитриевич, вот этого петуха? Сейчас такое время, сами понимаете... И нам стало более не под силу его содержать... Правда, он нам всем очень нравится, но... как вам сказать... Сейчас петухи не в моде...

Девушка запнулась, смутилась какой-то мыслью.

Розанов помог ей вопросом.

- Что же по вашему сейчас в моде?

- О знаете, мне кажется, сейчас в моде держать бульдога, или, на худой конец, кошку... И непременно, знаете ли, они никак не должны ничем напоминать петуха.

- Так ведь собаки с кошками итак ни на кого не похожи как только на себя, - сказал толстяк и рассмеялся.

- Я имею в виду окраску, - поправилась девушка. - А точнее, то чувство, которое эта окраска или сам петух вызывают

- Какое же чувство может вызывать петух, - снова спросил толстяк, тыкая ножом в стол.

- Знаете, петух так кричит, - отвечала она, - Будто бы прямо изнутри вас... Очень неприятное ощущение... И ещё: в петухе есть что-то такое,.. как бы это сказать,.. органическое... Да: органическое! А вот в собаке этого нет. Она, так сказать, как бы более формальна. И к тому же сильнее петуха. Она и выгоднее: одним лаем кого угодно испугает. Не то что петух своим кукареканьем. А ведь сейчас такое время! На улицу нельзя выйти!

Хирург засмеялся, затрясся всем своим телом. Молодой парень стал ему вторить, тонко и сипло.

- Александр Дмитриевич! -снова обратилась девушка к Розанову. - Нам сейчас, видите ли, надо спешить. Все эти рассуждения мы оставим на потом, до лучшего времени. Этого петуха всёравно отнимут красные. Мне, конечно, очень неприятно об этом думать и, тем более, рассуждать... У нас сейчас в доме гости... А угощать почти нечем... И будет лучше, съесть петуха самим, чем отдавать красноармейцам.