Выбор
Выбор читать книгу онлайн
Роберт Рождественский родился поэтом. Его интонацию не спутаешь ни с какой другой. В шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы, он заявил о себе громко, ершисто, обращаясь к своим сверстникам, "парням с поднятыми воротниками"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
(Что там
«перед окнами».
За окнами —
тоже...)
Л ю д и спотыкаются.
Погоду ругают.
На площадках лестничных
толкутся вдвоем.
Зазывают в гости.
Так и предлагают:
«Приходите...
Как-нибудь
вечерок...
убьем...»
Л ю д и суетятся. Люди верят в слухи.
104
Ссорятся.
Ж д у т из Саратова
родных.
Убивают время!
После — моют руки.
Чтоб не оставалось крови
на них...
Л ю д и
убивают время отрешенно.
Пухлые портфели загадочно несут.
Убивают собственное время.
И чужое.
И никто за это
не зовет их в суд.
И никто —
НИ разу! —
не вручает похоронных.
М о л , «погибло время.
Нужнейшее.
Зазря...»
Падают минуты
повзводно и поротно.
Начиная
с самого первого
января...
Мертвые минуты молчат,
не обижаются.
Мертвые минуты
выстраиваются в века...
Зачем люди
плачут?
Чего докторам жалуются,
что мало успели сделать,
что жизнь —
коротка?
В Е Щ И
hi. Тарасову
Я снова дома,
дома.
Вот так и надо
жить.
105
Мне, хорошо.
Удобно.
И незачем спешить.
И м о ж н о вещи гладить.
Ценить.
Переставлять.
С вещами можно ладить.
Их м о ж н о прославлнть.
Отдать им,
что имеешь,
почти сойдя с ума...
Но вот
проходит месяц,
и в доме — кутерьма!
К а к изменились вещи!
(Не веришь — сам взгляни!
Вот я все меньше,
мельче.
Вот все крупней
они.
Огромны,
непокорны,
страшны, как никогда,—
они подходят к горлу,
к а к полая вода!
К а к будто под парами
в усилье непростом
топорщится углами
обыкновенный стол.
Растет и задевает,
молчание храпя,
как будто выживает
из комнаты
меня!
Пройти к столу мешает
гигантская кровать!..
Я снова уезжаю
по дому
тосковать.
106
С Л У Ш А Я Р А Д И О
Земля
С пустынном ж а ж д о й городов,
с капелью, колотящейся о камин,
с раздумьем океанов и прудов,
с ползущими на небо ледниками.
Земля
с пунцовым откровеньем зорь,
зе мл я
в переплетенье снежных линий,
усыпанная зябкою росой,
обнявшая тропические ливни.
Земли
со всевозможною
водой:
речушками,
криницами,
моря ми,
С величественным паром над плитой.
Земля
с теплом Пицунды
и Майами,
с глотком вина в гортани пастуха,
с ангарским бегом, с медленностью Вислы
так страшно,
так немыслимо
суха,
что может вспыхнуть
от случайной искры!
М А М А Е В К У Р Г А Н
Сотни лет
расходиться широким кругам
по огромной воде
молчаливой реки...
Выше всех Эверестов —
Мамаев к у р г а н !
Зря об этом
в учебниках нет
пи строки.
Зря не сказано в них,
что теплеет Земля
107
и светлеет Земля,
оттого что на ней,
о курганах мамаевых
помнить веля,
загораются тысячи Вечных огней...
М н е сюда возвращаться.
К добру и к беде.
Мне сюда приходить.
Приползать.
Прилетать.
И, схватившись за сердце на той высоте,
задыхаясь,
разреженный воздух глотать.
Мне сюда возвращаться.
Из мелких потерь.
Из ухоженных стран.
И горячечных снов.
Натыкаться на долгие стоны людей
и кольчуги позванивающих орденов...
Зря не сказано в книгах,
Мамаев курган,
что металла в твоем оглушенном нутре
больше,
чем в знаменитой Л1агнитной горе!
Что хватило его и друзьям
и врагам.
Вместо капель росы,
как слепое жнивье,
проступает железо, кроваво сочась...
И поэтому
самая главная часть
в притяженье Земли —
притяженье твое!..
Ты цветами пророс.
Ты слезами пророс.
Ты стоишь,
поминальные муки терпя.
Синеватые молнии медленных гроз,
будто в колокол памяти,
бьются в тебя!
И тогда поднимаются птицы с земли
и колышется нервно степная трава.
О ж и в а ю т
затертые напрочь
слова.
108
И по плитам
устало
стучат
костыли.
•• :•• :••
Человечество —
в дороге.
Дорогое баловство.
Может, это —
от здоровья.
Может, и не от него...
Суетливо, бестолково,—
кто?
зачем?
за что?
когда?..
От нашествия т а к о г о
сладко стонут города...
Т у г р и к и ,
песеты,
франки,
лиры,
доллары,
фунты.
И урчат, насытись, банки,
словно гладкие коты...
Знатоков один на сотню.
Заполняют, как обвал,
модерновую часовню,
древний ПЫТОЧНЫЙ подвал.
Кандалы хватают цепко,
о ш у п а я в пальцах зуд.
Вертят, спрашивают цену,
цепи
пробуют на зуб...
Виллы,
домны,
парки,
пашни.
Долететь!
Д о й т и !
Доплыть!
109
Чтоб or Эпфелсной башни
сувенирчик отпилить...
Едут далеко и долго.
Нервным пламенем горят.
И на все взирают
только
через фотоаппарат.
Разыгрались, будто дети:
через морс —
на доске,
через Азию —
в карете,
на байдарке —
по Оке.
Сколько их?
Куда их гонят?
В чем причина этих смут?
Что теряют?
Что находят?
Ч т о -
в конце концов —
поймут?
Я не знаю.
Я не знаю.
Вам ответа я не дам...
Сам сегодня уезжаю.
Собираю чемодан.
* • *
В. Пескову
Кромсаем лед,
меняем рек теченье,
твердим о том, что дел невпроворот...
Но мы еще придем
просить прощенья
у этих рек,
барханов
и болот,
у самого гигантского восхода,
у самого мельчайшего малька...
110
П о к а об этом
думать неохота.
Сейчас нам не до этого
пока.
Аэродромы,
пирсы
и перроны,
леса без птиц
и земли без воды...
Все меньше —
о к р у ж а ю щ е й природы.
Все больше —
о к р у ж а ю щ е й среды.
Т А К И Н А Д О !
Не поможет здесь
ни песня и ни ласка.
В доме все воспринимают без обид
лишь тогда,
когда качается коляска,
мальчик спит...
Слышно:
за стеной соседи кашляют.
Слышно:
ветер
снег сдувает с крыш...
Я не знаю,
что врачи на это с к а ж у т ,
но, по-моему, отлично,
что малыш,
только именем одним еще отмеченный,
примеряющийся к жизни еле-еле,
ничего пока не видевший,
трехмесячный,
и у ж е
стоянка
не приемлет!
Т а к и надо --
он увидит страны разные!
Т а к и надо —
задохнется на бегу!..
...Я с коляски тоже
начал странствия —
ДО сих пор остановиться
не могу!
О Н А Ц И О Н А Л Ь Н О С Т И
Если наш Союз
называет «Россией»
кое-кто на Запале —
напрягаю глотку,
объясняю истину,
не стою разиней.
Но —
п объясняя —
от гордости глохну!
Ибо повезло мне с землею такою!
Повезло с рожденьем,
С М о с к в о ю , с тайгою.
Ибо -
по морозцу,
зимой залихватской,
до сих пор бравирую
сибирской закваской!...
Я -
безоговорочно и бесповоротно —
капля
в океане моего народа.
Истовом,
березовом,
бурлацком,
бунтарском
В стонах и частушках.
Счастье и мытарстве...
У х о ж у распахнуто
путем тысячеверстным
в песню.
как в дороженьку по росам, по звездам.