Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Опираясь на сыновей,

Через силу они бредут.

Из последних сил сыновья

Матерей несчастных ведут.

Сил источник в них изнемог.

Со словами: «Прощай, сынок!» —

Умирают они в пути.

Чтоб одеть умерших, саванов нет,

И заплаканные сыновья,

Облачив умерших в клочья тряпья,

В ямах хоронят их.

Ставят знаки, чтоб на обратном пути

В пустыне их след найти.

Ах, джигиты, джигиты мои,

Дорогие мои друзья!

Вы уходите дальше — в степь.

Неотступно за вами — я.

Мы бредем поредевшей толпой

Средь пустыни этой скупой.

Много было женщин с детьми,

Что ушли к хорезмским садам.

Разоренным им счета нет,

Что брели по нашим следам.

Нет страданий в мире лютей,

Чем страданья малых детей.

Неразумный ребенок грудной

Плачет...

Детский услышав крик,

Дыбом становится волос мой,

Прилипает к нёбу язык.

Матери ноги едва волокут,

Не бросают малюток — несут.

Сколько молодых матерей

По дороге умерло тут!

Распеленатых их детей

Средь пустых безлюдных степей

Черные вороны клюют.

О, погибшие молодые сердца,

Без защиты, без матери и отца,

Как весенний цвет, облетели вы,

В пустыне истлели вы!

Ничего, чем славится белый свет,

Увидать не успели вы.

За неделю, как цвет степной,

В зное дня обгорели вы.

Ваша гибель запала в душу мою!

Пусть об этом я спеть могу,

Что за толк вам, родные, в том?

Чем я вам теперь помогу?

АГА МАСИХ ШИРВАНИ

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

XVIII век

МУХАММАСЫ

* * *

Ласкающий твой лик блистает, как заря,

К влюбленным нежен он, отрады им даря,

И ротик твой лукав, шарады говоря,

Нигде подобной нет, хоть проплыви моря,

Аллах свои дары так расточал не зря.

К лицу ль тебе наряды?

Зачем тебе впивать служанки льстивой речь

И в зеркало глядеть, его напрасно жечь?

Столь нежному лицу фата — как острый меч,

Сурьма очей могла б всю Исфахань увлечь,

И мог бы взмах ресниц сто жизней вмиг пресечь!

К лицу ль тебе наряды?

Явись же к нам. в меджлис, подняв нитаб с чела,

Чтоб краска губ твоих красней вина была,

И пена звонких чаш сама с ума сошла,

И виночерпий сам свалился у стола,

И эта ночь, как я, слезами изошла!

К лицу ль тебе наряды?

Когда войдешь ты в сад — как легок каждый шаг!

Пусть розы вдаль бегут, пусть в горы сгинет мак!

Одна лишь хна рукам твоим приятиа так.

И белый твой нигаб ланитам ярый враг.

Они — как солнце днем, а ночью — гонят мрак!

К лицу ль тебе наряды?

О, прелесть! О, краса! О, полевой цветок!

Но к прочим женщинам аллах весьма жесток:

Он дважды изваять такой красы не мог.

Пусть сам изменится весь с головы до ног,

Чтоб повторил тебя его чудес поток.

К лицу ль тебе наряды?

Твой стан — как кипарис, бутоны уст влажны,

И кажется, зрачки всегда изумлены,

А кудри вкруг чела — затмение луны,

А брови с месяцем соперничать вольны!

Все говорят «салям» огню твоей весны.

К лицу ль тебе наряды?

В твоих речах пророк отыщет суть вещей.

Ты — Хызр, что указал исток живых ключей,

И вся ты — благодать!.. Что в мире горячей

Не солнечных — твоих дающих жизнь лучей?

Твой облик с красотой я не сравню ничьей.

К лицу ль тебе наряды?

* * *

Не спрашивай, душа, где правды свет? Исчез.

Он в прошлых временах, а нынче нет — исчез.

Где хлебосольство, где благой привет? Исчез.

Где крепкий тот бальзам, что не во вред? Исчез.

Где дух, что не сдался от стольких бед? Исчез.

Заносчивость людей — как парус в дождь и мрак,

Их кормчий, страстью пьян, вертит и так и сяк.

Где берег? Далеко. Здесь гибель, что ни шаг.

Кто, зоркий, разглядел благой в пучине знак?

Где страх перед концом? Кто чист и благ? Исчез.

Аллаху не верны, с Кораном не дружны

И шаха, что ни день, менять себе вольны,

Загадочных письмен им шифры не даны,

Правдивый человек неведом для страны,

Он сабля на боку, он в час войны исчез.

И ведает аллах, что, молод или стар,

Любой продаст страну и веру за динар,

Что женщин чистота и стыд — легки, как пар,

Что для мужчин ничто правдивый, честный жар,

Что человечности редчайший дар — исчез.

Масих! Уйди, отпрянь от мира. Он — исчез.

Молитвы сгинули, честной поклон — исчез.

Где мудрый хан? Пропал. Где наш закон? Исчез.

Где стойкий человек? Он обойден, исчез.

Где верный друг и брат? И он, как сон, исчез.

ГАЗЕЛИ

* * *

Душа, спасения искать у ветреницы тяжело.

Кто истины не знает, тот с трудом влачит несчастий зло.

И в трудный день, и в добрый день она, как друг, совет подаст;

Как хлеб разделишь ты, когда с изменником тебя свело?

Ах, рифмам трепетных ресниц не запрудить поток любви,

Его стремнину не смирит благополучия весло.

Что делать, рушится душа; ты шах души моей,— и вот

До гибели твоей страны, до разрушения дошло.

Как видно, мне сгореть в огне, бросаюсь в пламя я, Масих,

Мне тьму сулит свеча любви, хотя вокруг нее светло.

* * *

Кровоточащий сердца плод для стрел твоих судьбою дан,

Души летящей мотылек, чтоб вспыхнуть над тобою, дан;

Не тороппсь, не осуждай самосожжение мое —

Во славу милой жребий мне идти такой тропою дан.

Глаза прекрасных им даны, чтоб на тебя смотреть, любя,

Кокетства острый меч тебе, чтоб быть готовой к бою, дан.

Как лист заледеневший, я застыну на пути к тебе,

Мне биться в западне приказ судьбой моей слепою дан.

Из тех, кто увидал тебя, кто восхвалять устал тебя?

Порыв склониться пред тобой чертой твоей любою дан.

Под грузом милостей твоих поник трепещущий Масих,

Ему удел быть заодно с влюбленною толпою дан.

ПЯТИСТИШИЯ

Краса вселенной, о тебе давно закончить споры надо,

Премудрому, чтоб жизнь познать, узреть земли просторы надо,

Для углубления в себя отринуть разговоры надо,

Чтоб править празднеством, иметь начальственные взоры надо,

К тому, кто поученьям рад, придут веселье и отрада.

Да не прельстится ни один ни суеверием, ни сплетней,

Да будут в мире и в ладу орел небес и червь последний,