Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Кто совершенен, того постигают напасти судьбы,

Так полнолунья краса постепенно к ущербу идет.

Сильному духом — арена страданья, разлука, тюрьма,

Лишь негодяй, недостойный, не ведая скорби, живет.

Чистым и ярко блестящим выходит из горна металл.

Пламя металл от изъянов очистит, но угли пожрет.

Вот рассыпаются кудри, скрывая любимой лицо,

Ибо лицо, как предатель, смятенье души выдает.

Клады таятся в развалинах, так же для чистых душой

Часто бывает прибежищем всяческой скверны оплот.

Так же, как черная родинка прекрасноликой к лицу,

Радость украшена грустью и праздник — годиной забот.

О Видади! На мученья разлуки тебя и меня,

Словно Юсуфа-Канана, жестокий обрек небосвод.

Ты ж для любви, для цепей ее стар,— отойди, Видади!

Пусть молодой их Вагиф за тебя, за себя понесет.

* * *

Своей весенней красотой цветок любой затмила ты.

Прекрасным станом ствол живой тубы святой затмила ты.

Красавица вселенной всей — пыль под сандалией твоей.

Над Искандаровой главой серп золотой затмила ты.

Благоуханье кос твоих дороже мира для меня.

Небесный мир передо мной и мир земной затмила ты.

Я — раб дуги твоих бровей, мне больше нет пути в михраб,—

Каабы свет, свет божества, день огневой затмила ты!

И если страждет, как Меджнун, Вагиф и гибнет, как Фархад,

Лейли — сияющей душой, Ширин — красой затмила ты.

* * *

Увидев лик твой, вмиг о солнце и о луне я вспомнил.

Целуя губы, о сладчайшем, густом вине я вспомнил.

Подумал тайно — кто б посланье мое отнес к любимой?

Подумав так, о быстром ветре, моем коне, я вспомнил.

Раскрылись губы, и в улыбке блеснули зубы-перлы.

О жемчугах, алмазах светлых в морях, на дне, я вспомнил.

Я как в дурмане,— страстью пылкой я обречен на муки:

О косах черных и блестящих, об их огне я вспомнил.

Подумал тайно — кто посмел бы ее коснуться стана?

Подумав так, твой пояс узкий, что светит мне, я вспомнил.

Я снова розу-лик увидел возлюбленной Вагифа,

И вот, любовью одержимый, стихи во сне я вспомнил.

* * *

Кто в Джеваншире сочинит хотя б одип красивый бейт,

Тот земляками будет чтим, с Мусой он мудростью сравнится.

К значенью посоха-змеи пера значенье приравнять

Лишь умудренный мог народ, творца отмеченный десницей,

Тот, у кого душа светла, жить принужден среди невежд,—

Горит светильник тем ясней, чем больше мрак вокруг сгустится.

Надеждой тешусь, что вот-вот наступит черным дням конец,

Что перекрасятся они, ведь неба синь на них струится.

Не зря облюбовал Вагиф холмы скалистые Шуши,—

Благоуханный перл-цветок на голом камне лишь ютится

МУХАМMACЫ

* * *

Головой к груди прижаться и на миг познать забвенье.

Любоваться легкой прядкой, что легла на щеки тенью.

Взять за тонкое запястье, где звенят запястий звенья,

И, обнявшись, иа балконе вместе быть весь день весенний,

В поцелуе исступленном замерев в оцепененье.

Осмелев, с лица любимой сбросить шелк золототканый,

Развязать расшитый пояс туго стянутого стана,

С губ сорвать яшмак запретный, рот ее увидеть рдяный,

Чтоб она ко мне приникла обнаженной и желанной,

Только жемчуг ей оставить в волосах для украшенья.

Провести рукой по косам, перевитым жемчугами,

Пряно пахнущим нарциссом и цветущими лугами.

Любоваться юной грудью, обнаженными сосками

И познать, целуя страстно, мед и горечь, лед и пламя.

Обо всем забыть на свете в это дивное мгновенье.

Никогда не насыщаясь, любоваться ею снова.

Безрассудно подчиняясь силе чувства молодого,

Просыпаться освеженным, к пиру новому готовым,

И, прижавшись, упиваться звонким смехом родниковым.

И рассказывать друг другу все, что было в сновиденье.

Чтобы нас никто не слышал, клясться в чувстве неизменном,

Обещать любовь до гроба, все сокровища вселенной.

И глаза и щеки милой целовать попеременно...

И мечтать о новой встрече упоенно и блаженно.

Верь, Вагиф, что повторится и восторг и упоенье.

* * *

Всю ночь мечтая о тебе, я не могу уснуть, ружье!

Насечкою из серебра могло бы ты блеснуть, ружье.

Мне в сердце искру заронив, ты опалило грудь, ружье.

Как дым по твоему стволу, мой вздох свершает путь, ружье.

Щекой к прикладу твоему мне не дано прильнуть, ружье.

Коль о ружье заходит речь, я свирепею, словно лев.

Как злое пламя, сердце жечь мне начинают скорбь и гнев.

И от бессилья своего я слезы лью, оцепенев.

Мне запах пороха милей, чем кудри мускусные дев,

Но этот сладкий аромат мне не дано вдохнуть, ружье!

Я в поисках ружья зачах, я исходил весь Карабах,

К аллаху обращался я в своих бесчисленных мольбах,

Чтоб он мне милость оказал, заботясь о своих рабах.

И, наконец, ширванский хан с улыбкой сладкой на губах

Прислать в подарок мне сулил — сам хан, не кто-нибудь! — ружье.

И внял я ласковым речам, как легковерный человек.

Уже в горах растаял снег и начались разливы рек,—

Я на дорогу все гляжу, обещанного ждать мне век!

Поныне ищет, говорят, ружье красноречивый бек.

Хоть ты и редкостный товар,— совсем не в этом суть, ружье!

Я благородное руя;ье всему согласен предпочесть.

Оно от лютого врага оберегает жизнь и честь.

И помогает храбрецу осуществить святую месть.

Неужто примешь ты, Вагиф, ружье, какое ни на есть?

Украшенное серебром, отменное добудь ружье!

* * *

Нанесла ты мне много мучительных paн, борода,

И за то накажи тебя бог мусульман, борода!

Больших бедствий не мог причинить ураган, борода.

Хоть бы вражий тебя охватил ятаган, борода!

На беду сотворил тебя злобный шайтап, борода.

До поры не знавал я любовных обид и невзгод.

Был я молод, румян и вдобавок еще безбород.

Целовал я красавиц в уста, источавшие мед.

А теперь надо мной потешается дев хоровод,—

От меня отвратила такой Гулистан борода!

И недаром я жизни своей омраченной не рад.

Ты меня осрамила, лишила блаженных услад,

Ты объедков полна, издающих зловонье и смрад.