Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Не гаснет,— озера, прощайте!

И месяц, что смотрит с высот,

И солнце, что свет нам дает,—

Вы правильной веры оплот

В душе Довлетъяра,— прощайте!

ШАБЕНДЕ

ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ

Ок. 1720-1800

ГЮЛЬ И БИЛЬБИЛЬ

Отрывки из дастана

Сын туркменского хана Бильбиль влюбляется в иранскую царевну Гюль. Вместе со своими друзьями Зелили и Сала-беком и своим школьным учителем, веселым Каландар-молла, он отправляется на поиски любимой. В пути друзья преодолевают многочисленные препятствия. В конце концов Бильбиль остается один. Его друг Зелили женился на дочери дракона, волшебнице Айслу, веселый Каландар стал зятем шаха Стамбула, а Сала-бек избрал женой царицу страны Талус — Гунчаби, которую он защитил от дракона.

Бильбиль находит Гюль, но отец красавицы обрекает на казнь дерзкого юношу. Бильбиль мужественно готовится к смерти и этим вызывает сочувствие шаха. Гюль и Бильбиль соединяются.

Слово Шабенде о любви Гюль и Бильбнля:

Я тоже странник пламенных дорог,

И мне смеялись Гулистаны, беки!

Мой щедрый стих купца найти не мог:

Так я слагал свои дастаны, беки!

Здесь клад сорокапесенный зарыт,

В звучанье сорок семь поющих птиц:

Из них любая мертвых оживит,

Спасет живых, излечит раны, бекн!

Мои стихи под музыку читай!

Они — кинжалы! И вино! И рай!

Они печали скажут: улетай!

Заставят зазвенеть стаканы, беки!

О, Гюль — Бильбиль! О, Гунчаби — Сала!

О, Ай-Джемаль и Каландар-молла!

О, Зелили — Айслу! Любовь свела

Влюбленных и ввела в обманы, беки!

Единый рок моим влюбленным дан,

Жгутом любви я сплел их — к стану стан.

Не думайте, что написать дастан

Легко, как опростать карманы, беки!

Не говорите: Шабенде писал,

Как тот, кто о своей беде писал!

Нет, был я пьян! Своей звезде писал!

Мои богатства богоданны, беки!

Бильбиль рассказывает друзьям о своей любви к Гюль:

Друзья, прекрасную, ее, кто всех нежней, я полюбил.

Две розы щек и гиацинт ее кудрей я полюбил.

Прекраснейшую — нет, увы, подобных ей! — я полюбил.

Луну четырнадцати дней, свечу ночей, я полюбил.

Путь стольких вздохов, стольких слез,— тот путь путей я полюбил.

Взошла, взошла Зохре-звезда, дочь солнцелуиного луча.

Ее глазам я жизнь отдам. Ко мне, два черных палача!

Нет слаще губ! Ее слова — речь сладкострунного ключа,

В почи кудрей укрыл бы я глаза, от скорби их леча.

Ресницы — стрелы, тонкий лук ее бровей — я полюбил...

О нет! Красавицы такой я б не нашел в подлунной всей.

Увидел, разлучился вновь и кровью плакал я по ней.

В слезах скитаюсь по земле без счета лет, без счета дней.

Художник-мастер начертал ее тончайшей из кистей.

Точеный стан, как кипарис, еще стройней — я полюбил.

Гранат Эдема на груди: он слаще всех земпых плодов.

Прекрасный образ! Свет его нам солнце заменить готов.

Иль пери чистая она, иль гурия восьми раев.

Сам божий ран, что выше всех и всех светлей,— я полюбил.

Пусть, как огню Халил-алла, своей любимой стану люб!

Пусть, на качелях закачав, мне душу сгубит душегуб!

Пусть, как Джерджнс, исчезну я,— на сто частей разъятый труп!

Пусть стану я рабом любви, как продан в рабство был Юсуп!

Базар влюбленных, путь любви,— уразумей! — я полюбил.

Я обезумел, голова любовным ветром спалена.

Ресницы — синяя сурьма, на пальцах — золотая хна.

Люблю тюльпан и гиацинт в твоем саду, моя весна!

Благословил меня Хафиз,— его мне сила вручена.

Бильбиль сказал: царицу роз, как соловей, я полюбил!

Учитель Бильбиля, веселый Каландар-молла, одобряет своего юного друга:

Ты счастлив: стал рабом любви, из милых рук ты пил вино.

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

Объятья милой — счастлив ты! — пьяней, чем райское вино:

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

Пусть ради той, кого любил, зажглась печаль в твоей крови,

Ты — мотылек, опа — свеча; с душой обугленной живи!

Не семь ли странников любви безумны стали от любви?

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

Сто тысяч бедствий одолев, Юсуп завоевал жену.

Халил вошел в огонь любви, того Халила помяну.

Довольно стонов! Пей вино, будь весел! Обними луну!

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

Бильбиль мой, жизни не жалей! В просторной чаше утони!

Мой сын, с ублюдками не пей, вино лишь портят нам они!

Добейся пери! Счастлив будь! К любви любимую склони!

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

Эй, кравчий, кубок наливай! Вином воспламенимся мы!

Восторг на волю выпускай! С ним втрое опьянимся мы.

И пусть безжалостна любовь, ей в рабство отдадимся мы!

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

И роза в алом цветнике желаньем кровь твою зажгла.

Ее язык тебя пронзил, как боли сладкая стрела.

Мой сын, ко мне! Печаль твою разделит Каландар-молла:

Неверен пятидневный мир,— так опьяняйся, будь блажен!

Разыскивая Гюль, Бильбиль и его друзья вступают в битву с шахом (имбула, также влюбленным в Гюль. Шах убит. У шаха — прекрасная дочь Ай-Джемаль, на которой женится Каландар-молла. Бильбиль продолжает путь, вдохновляя себя и спутников песнью:

Друзья, коль милой нет со мной, ночей и дней не надо мне!

Что мне закон? Что царский трон? Жилья царей не надо мне!

Моя казна мне не нужна. И славы всей не надо мне!

Коль нет любимой, что мне мир? Пустых ларей не надо мне!

Что мне без мплой плоть моя? Души моей не надо мне!

С крылатой праздностью былой трудом упрямым разлучен,

Но имя гурпи с душой и с телом самым разлучен.

Забыв Ирак и Астрабад, с Хотаном, с шахом разлучен,—

Что Исфаган, Стамбул и Рум! — пустынь, морей не надо мне!

Я с верным сазом говорю, вверяя скорбь его струнам:

О, слушай! Помни! Я горю! Я ради милой жизнь отдам!

Дал чашу кравчий. Скорбь топя, в той чаше утонул и сам.

Сказали мне: она живет в далеком городе Синфам.

Родных людей я потерял. Чужих людей не надо мне!

Любимой нет. Коварный рок мне в пищу подсыпает яд.

Достиг четырнадцати лет, томясь по ней семь лет подряд.

Пусть птицы тело расклюют, пусть выпьет кровь подземный гад,

И в сто боев идти готов, о, только б не идти назад!

Пустого дома, запертых глухих дверей не надо мне!

С любимой — одного хочу! — на пир любви прийти вдвоем.

Лишь обладаньем, о друзья, недуг любовный мы уймем.

В пустынях истомился я, истосковался об одном!

Пески и гребни одолев, назвал печаль своим путем.