Гроза Византии

и ты все еще тоскуешь по своей Ингерине? Так зачем же ты уступил ее другому?

- Нет... нет... - быстро заговорил Василий, почуяв в этих словах ловушку. - Я не знаю, о какой Ингерине ты говоришь?

- Уж будто?

- Право...

- А та, из-за которой наш великолепный порфирогенет столько времени забывает и нас, и пиры, и даже цирк?

- Что же она мне?

- А прошлое?

- Оно забыто!

- Так скоро?..

- Ты меня удивляешь, Марциан! Долго ли, скоро ли, но великолепная Ингерина теперь для меня недосягаема... Она стоит на такой высоте, что при одном взгляде на нее у меня может закружиться моя бедная голова.

- Ты не искренен...

- Я говорю, что чувствую... Она недосягаема для меня.

- Но эта высота не из тех, до которых нельзя подняться...

- Не понимаю твоих слов...

- Ингерина может вспомнить тебя... Порфирогенет не вечен, народ и войско всегда за того, кто им понравится... Примеры налицо: Анастасий был рабом, Юстин - простым солдатом...

Василий ясно видел, о чем шла речь. Заговоры вошли в плоть и кровь византийцев. Они не могли вести даже простой разговор, чтобы не вставить в него несколько слов о возможном для каждого достижении высшей власти. Кроме того, Марциан был придворный до мозга костей. Он, как и другие, при одном только знаке милости императора к совершенно неизвестному лицу, уже видел в этом лице нового фаворита, будущего временщика, и, кто знает, может быть, и будущего повелителя судеб Византии. Ведь такие примеры бывали уже не раз. Во всяком случае, ничто не мешало заручиться расположением вероятного будущего светила, тем более, что около императора было лицо, которое, по всей вероятности, не оставит своими милостями этого безвестного македонянина, выведет его в большие люди...

Этим лицом была новая фаворитка Михаила - красавица Ингерина.

Кто она, откуда - это не было известно. Знали только, что этот самый македонянин, который и ко двору-то попал случайно, был ей одно время очень и очень близок. Они жили вместе, всюду являлись вместе, хотя и не были женаты. Потом она обратила на себя внимание императора Михаила...

Злые языки поговаривали, что это устроил сам Василий. Он даже помог сближению своей Ингерины с порфирогенетом. Благодаря существовавшей легкости нравов, никто не видел в этом ничего дурного, напротив, опытные царедворцы считали такой поступок македонянина весьма ловким ходом, который, в конце концов, должен был привести его к могуществу и власти, а, может быть, и к императорской короне.

Все это прекрасно понимал Василий, но на первых порох, вступив в разговор с Марцианом, он решил держать себя по возможности скромнее и даже не подавать виду, что он питает какие-либо надежды на будущее.

- Перестанем говорить об этом, благородный Марциан, - тихо сказал он. - Мне ли безвестному думать - о чем? - о власти!.. Нет, я доволен тем, что имею, хочу остаться таким, каков я теперь... Больше мне ничего не надо...

- Ого! Ты скромен!

- Что еще поручила передать тебе несравненная Зоя?