Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

В скифское время змееногая богиня Дева считалась владычицей земли и воды, покровительницей конной знати и городов. Опознавательными признаками этой богини в изобразительном искусстве являются завитки вместо ног и крылья, - на бляшке из станицы Лабинской и на бляшках из кургана Большая Близница на территории Таманского пва, в пределах Тмутороканского княжества, в «земле Трояна».

В древнерусском изобразительном искусстве известно изображение «фантастической женоподобной фигуры с крыльями и нимбом» в центральных комарах створок обручей из Киева, найденных в составе клада 1903 года в ограде Михайловского монастыря. Вместо ног у этой «фигуры с крыльями и нимбом» - завитки. Таким образом, змееногая крылатая богиня скифского времени, а также крылатая Дева «Слова о полку Игореве» и «фантастическая женская фигура с крыльями и нимбом» на браслете из Киева - это один и тот же мифический персонаж. В древнерусской мифологии этот женский персонаж известен под именем МокошиПараскевы Пятницы, «водяной и земляной матушки». Известна ее соотнесенность с конным Св. Георгием и змием: «Георгия замест Пятницы променяли» (поговорка о суздальцах).

В то же время мы настаиваем на том, что в образе Девы в памятнике представлен скрытый символ Богородицы. В древнерусской иконорафии «Деисуса» известно изображение Богородицы с крыльями (подробнее об этом см. коммент. № 32 к имени Дева в настоящем издании).

Был Боян - не было Ходыны

Выбор Ходыны в пару Бояну - случайный и смешной. Видите ли, некоторые современные исследователи обратили внимание на то, что в тексте: «Рек Боян и ходы на Святославля…» - далее поставлено слово «пестворца», похожее на древнерусское существительное двойственного числа в значении «песнетворцы». И решили извлечь из этого практический результат: дали Бояну в пару Ходыну, создав его из глагола «ходы» (диалектная форма вместо «ходи»; см. берестяную грамоту № 131) и следующего за ним предлога «на», который указывает на Святослава, являющегося объектом действия. В результате создали не Ходыну, а смешную ситуацию: Боян и Ходына вдвоем одновременно сказали комуто, что тяжело голове без плеч, зло и телу без головы.

В действительности в тексте первых издателей дело было так: «Рек Боян и ходы на Святославля пестворца старого времени Ярославля Ольгова коганя хоти…» - Сказав, Боян и пошел на Святослава, песнетворец старого времени Ярославова, Олегова - царя (Ярослава) любимец… В данном случае мы не имеем намерения дать грамматический анализ древнерусских словоформ «рек» (не глагол «сказал», а причастие «сказав»), «пестворца» (всетаки существ. ед.ч., но род., а не им.п. - так нужно было по законам стилистики того времени), «хоти» (в этом контексте - любимец), - ограничимся сообщением автора «Слова» о том, что песнетворец Боян был любимцем велиого князя киевского (каганацаря) Ярослава Мудрого. Любимцем великого князя Ярослава был митрополит Иларион, автор знаменитого «Слова о законе и благодати». Следует заметить, что песнетворцами тогда называли не только авторов поэтических сочинений, но также и ораторов. Митрополит киевский Иларион не «ходил» на Святослава Ярославича при жизни Ярослава. Однако после его смерти в 1054 году, когда Иларион был смещен с кафедры и когда в последующее время Святослав прогнал с престола своего старшего брата Изяслава, он (возможно, будучи уже монахом КиевоПечерского монастыря под именем Никона или Великого Никона) осудил Святослава, как это сделал игумен того же монастыря Феодосий. Только в этом случае будут уместны слова Бояна, сказанные Святославу: тяжело голове (законному государю Изяславу) вдали от плеч (вдали от Киевской Руси, за рубежом), зло и телу (Киевской Руси) вдали от головы (от Изяслава).

2002 г.

P.S. В 2004 г. в издательстве «Языки славянской культуры» было издано фундаментальное исследование проблемы подлинности или поддельности «Слова о полку Игореве, книга выдающегося лингвиста нашего времени Андрея Анатольевича Зализняка «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста». После выхода ее в свет рассуждения о поддельности «Слова» оказались за пределами разумного и излишними.

V. ИДЕЯ НАЗВАНИЯ «РУСЬ» - ВОЙНА

Исторический вопрос о значении названий русь и славяне бросает тень на каждого, кто его ставит, до такой степени он стал тяжелым и серьезным. Значение и содержание этих слов само по себе, предложенные новейшими филологическими построениями - на самом деле это еще не факты, а теории, созданные на артефактах. Тем более, что эти теории не берут во внимание последствия развития явления в заданном ими направлении - искусственное понижение самосознания носителей этих названий.

Невозможно согласовать господствующее убеждение, что др. - русск. русь восходит через финский к др. - сканд. *rop- «грести», что в итоге дает скандинавских гребцов, участников походов на гребных судах. Как это согласовать с древней местной, индоарийской, традицией Северного Причерноморья, где значение Русь «Белая, Светлая сторона», и что рускыи = светлыи, которая была восстановлена О. Н. Трубачевым (Трубачев, 1993. С. 38). Это убеждение никак не согласуется и с фактами, добытыми А. В. Назаренко, которые свидетельствуют, что в южнонемецких письменных источниках термин русь был известен не позже VIII - первой половины IX в., а вероятно и ранее, что, конечно, пишет В. В. Седов, не согласуется с гипотезой о финскоскандинавском происхождении имени «Русь» (Седов, 1988. С. 294). Поэтому по ходу изложения необходимо обратиться к недатированной части Повести временных лет, где впервые упоминается русь. « В Афетове же части седять русь, чудь и вьси языци: меря, мурома, вьсь, мърдва, заволочьская чудь, пьрмь, печора, ямь, угра, литва, зимегола, кърсь, летьгола, либь» (ПЛДР, 1978. С. 24). В представленной географии «яфетического» населения русского северозапада, русь - это словене (новгородцы), так как, по свидетельсту летопица, «и от тех варяг (руси) прозъвася Русьская земля новугородьци». Но вслед за русскими «яфетидами» в летописи представлены западные «яфетиды»: «Афетово бо и то колено: варязи, свеи, урмане, гъти, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немьци, корлязи, венедици, фрягове и прочии; тиже приседять от запада к полуднию…» (ПЛДР, 1978. С. 24).

Совершенно очевидно и пока не требует доказательств, что во второй географии мы видим другую русь, западную, не ту, что в первой, наглядную новгородскую. Правда, А. Л. Шлецер отметил несуразность летописного включения руси (руссов) «между датчанами («гъти?» - Л. Г.) и англичанами! Этого быть не может: они здесь вставлены…» (Трубачев, 1993. С. 47). Но едва ли они здесь вставлены, если под этнонимом «гъти» подразумевать не датчан, а население «Готского берега», острова Готланд, а под «аглянами» не англов Британии, но англов на юге Ютландского полуострова по соседству с балтийскими славянами. Поэтому, как отмечает А. Г. Кузьмин, на Руси до XII века так называли «данов» (англами. - Л. Г.) (Кузьмин, 1988. С. 155). Ближайшими соседями англовданов были руги, жители острова Рюген.

А. В. Назаренко не скрывает, что без колебаний невозможно отнести к числу «ученой» этнонимии имя Rugi - «русь» в латинской литературе средневековья, так как существует аутентичная информация о Руси в источниках начала X - средины XI вв., в ряде случаев основанная на автопсии. В «Раффельштеттенском таможенном уставе» 904/6 г., времен князя Олега, «Sclavi vero, qui de Rugis…» - «Славяне же, приходящие (в Восточную Боварию) для торговли от ругов…» (из Киевской Руси. - Л. Г.); в источнике 970х гг. киевский князь Ярополк Святославич «rex Rugorum» «король ругов» (руси); в одновременном и независимом тексте, в «Продолжении хроники Регинона Трюмского» магдебургского архиепископа Адальберта, который провел на Руси не менее полугода, княгиня Ольга «regina Rugorum» «королева ругов»; в англонорманнском источнике о событиях около 1017 г., когда сыновья английского короля Эдмунда Железнобокого были отправлены в изгнание, сказано, что они отправлены были «в королевство ругов, которое мы (англичане. - Л. Г.) правильнее называем Русью». И, наконец, автор «Истории норманнов» Гийом Жюмьежский (начало 70х гг. XI в.), говоря о женитьбе французского короля Генриха I на Анне Ярославне около 1050 г., называет Ярослава Мудрого «rex Rugorum» «король ругов» (Назаренко, 2001. С. 45-47).