Пассионарная Россия

Многое из задуманного в юности осуществить в России не удавалось из-за торможения «вельможной среды», но еще и из-за того, что сам Александр и его советники были частью этой среды.

Однако у молодого Александра было множество идей, связанных и с переустройством международных отношений. Уже в секретной ноте-инструкции от 11 сентября 1804 г. он намечает общие соображения о будущем переустройстве Европы, в которых множество рациональных зерен.

Молодой император предпринимает смелую попытку обновить программу политики держав старого порядка идеями нового мира, порожденными революционным порывом европейской жизни. Он мечтает о создании «лиги наций», о новых отношениях между народами и государствами, о международной жизни без конфликтов (к слову сказать, в 20-е гг. XIX в. этими пацифистскими идеями был сильно увлечен А. С. Пушкин, как и Александр I в начале века, мечтавший о создании своеобразной федерации в Европе). Программа 1804 г. легла в основу всей международной деятельности Александра I, причем рациональное преобразование России и Европы были для него частями одной задачи.

Однако международные события развивались непредсказуемо. И вместо общеевропейского дома пришлось строить антинаполеоновскую коалицию. Аустерлиц стал поражением Александра – не только военным, но и дипломатическим. Император оказался перед выбором: капитуляция перед Наполеоном или борьба. Он выбирает борьбу и возвещает возобновление войны, ведет сложную дипломатическую интригу, создает ополчение, объявляет сбор пожертвований, призывает Церковь воздействовать на умы проповедью священной войны в интересах Отечества. Уже в 1807 г. Александр мечтает «создать» «отечественную войну – войну национальной самообороны для России, освободительную – для Западной Европы».

В то же время рассматриваются и предложения, сделанные Наполеоном еще Павлу, о разделе власти в Европе между двумя императорами, что было бы, говоря словами П. А. Строганова (в письме Чарторыскому в 1806 г.), хотя и безнравственно, но реалистично. Конъюнктура обстоятельств 1807 г. привела к Тильзитскому миру. При всей неожиданности этот шаг Александра по-своему последователен и закономерен: менялись обстоятельства, менялись и приемы. Но – не цели. Александр даже готов во имя этих целей выдать за Наполеона одну из своих сестер. И Наполеон за брак с Анной Павловной шел в международных делах на ряд уступок. Брак не состоялся. Прежде всего потому, что, как писал M. М. Сперанский, «вероятность новой войны между Россией и Францией возникла почти вместе с Тильзитским миром: самый мир заключал в себе почти все элементы войны».

Теряется ли Александр Павлович перед новыми обстоятельствами? Одно дело стремиться быть красивее и элегантнее французского императора в Тильзите (а так и было, – свидетельствуют в своих воспоминаниях современники). И совсем другое – спорить с Наполеоном на поле брани.

Александр принимает меры к усилению боеспособности армии, ведет таможенную войну против Франции, сложную дипломатическую интригу по восстановлению Польши и Великого княжества Литовского, по укреплению союза с Пруссией и Австрией.

Александр всю борьбу с Наполеоном воспринимал как свое личное дело, не русское только, а общеевропейское.

В ходе самой Отечественной войны 1812 г. он не стал ее военным руководителем (им безоговорочно признан М. И. Кутузов), оставаясь руководителем политики и дипломатии России.

Венский конгресс 1815 г, однако, принес много разочарований. Александр I продолжает искать пути к устойчивому объединению Европы в рамках разумных компромиссов. В сентябре 1815 г, еще до союзного трактата, Александр подписал вместе с австрийским императором и прусским королем знаменитый «Акт Священного союза», скрепивший «братство» европейских властителей, их подданные становились «как бы членами единого народа христианского». При этом, как разъяснял Александр, «Акт Священного Союза» был чужд агрессивных задач. Акт этот был написан рукою Александра и во многом реализовывал именно его идеи. Этот акт был, прежде всего, политическим актом, а не религиозно-мистическим или религиозно-космополитическим. Это был для него необходимый шаг к созданию в XIX в. своеобразного европейского дома. Тогда это было понято далеко не всеми. Да и историки последующих десятилетий видели в акте лишь линейное, а не объемное решение международных противоречий на континенте.

Если же говорить о религиозных аспектах политики (и лично Александра Павловича), то следует отметить одну банальность: в данном случае его недостатки стали продолжением достоинств. Александр не сумел увидеть большую пользу – для развития духовности и нравственности народа – Церкви, свободной от прямого воздействия царственной власти. Представление о религии как одном из орудий властвования над общественной массой, о церковной организации как органе государства в управлении страной было взято им от Петра I, унаследовано от XVIII в. Именно петровская синодальная реформа получила свое развитие. При этом Александр стремится поднять материальное положение и уровень образования духовенства. И в то же время – еще больше бюрократизирует церковное управление. Основной принцип всей его церковной политики, основы которой были заложены им еще в первой половине царствования, по меткому выражению А. Е. Преснякова, – «вероисповедный индифферентизм», крайним организационным выражением последнего явилось учреждение 1817 г. Министерства духовных дел и народного просвещения. И из России, и из Европы Александр пытался сделать единую «христианскую семью».

«Императором Европы» прозвали его русские патриоты, укоряя за чрезмерное увлечение европейскими делами в ущерб российским, коими управлял тем временем Кабинет министров во главе с Аракчеевым.

Александр же на европейской арене искал применения своих переустроечных планов, чтобы затем вернуться к преобразованию своей империи на тех же началах.

«Когда думаю, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце, как десятипудовая гиря, от этого устаю», – говорил Александр в 1824 г.

Неудовлетворенность реформаторской, переустроечной деятельностью порождает усталость и депрессию. «Продолжительным затмением» назвал последние годы его царствования один из современников. Так мог бы назвать свой роман «Александр I» Д. С. Мережковский, хотя писатель явно расположен к своему герою. Вот какой портрет его воспроизведен в романе:

«Белые, в пудре, вьющиеся волосы, цвет кожи бледно-розовый, как отлив перламутра, темно-голубые глаза с поволокою, прелестная, как будто не совсем проснувшаяся улыбка детских губ».

В конце романа Д. Мережковский вновь обращается к описанию облика Александра и предлагает взглянуть на него, уже умершего, глазами равнодушного медика: «Никогда не видывал человека, лучше сотворенного, – <…> руки, ноги, все части могли бы служить образцом для ваятеля. А когда-то, кожа – как у молодой девушки».

Два «портрета», а между ними – жизнь.

Роман – о последних ее годах, однако многие предыдущие даны в упоминаниях основных действующих лиц.

Красиво начинал император Александр. «Но верил же когда-то, что все будет по-новому, – вспоминает он на страницах романа. – Что бы ни говорили обо мне, я в душе республиканец. Если не отрекся от самодержавия тотчас же, как вступил на престол, то только потому, что раньше хотел, даруя свободу России, произвести лучшую из всех революций – властью законною. Помешало Наполеоново нашествие. Но, по освобождении от врага внешнего, не вернулся ли к мысли об освобождении внутреннем? Что же такое – Священный Союз, главное дело жизни его, как не последнее освобождение народов?».

«Кнут на вате» – чье-то слово о нем из доноса тайной полиции.

Как соль на рану.

Веселый, приветливый, умевший быть необычайно обаятельным (говоря словами Сперанского, «сущим прельстителем»). И, в то же время – такие, например, признания, сохраненные современником: «Веришь ли, друг, такие бывают минуты, что разбить бы голову об стену!»