Пассионарная Россия

Однако вернемся к непростой и противоречивой судьбе M. М. Сперанского.

Практически он успел провести лишь некоторые административные мероприятия, крупнейшим среди которых было учреждение Государственного Совета (1810 г.).

Взлет карьеры сына приходского священника окончился так, как и должен был окончиться. Задуманные им реформы, составляющие обширную программу «революции сверху», планы постепенных преобразований государственной власти, при непоследовательности «романтического либерала» Александра I, так и не удалось реализовать.

M. М. Сперанский, обвиненный консерваторами в государственной измене, не защищенный государем, был сослан в Нижний Новгород, а затем в Пермь. Впоследствии Сперанский стал генерал-губернатором.

И здесь, в рамках «дозволенных инициатив», сумел провести ряд реформ по совершенствованию управления Сибирью. В 1821 г. Сперанский возвратился в Петербург и вновь занял высокие посты в бюрократической иерархии: стал членом Государственного Совета и Сибирского кабинета, Управляющим комиссией составления законов.

Однако обиды, ссылка, неудовлетворенность от нереализованных замыслов, почти десятилетняя опала странно повлияла на энергичного реформатора. В отличие от П. А. Строганова, не искавшего царского признания, Михаил Михайлович словно более всего страдал именно от царской немилости. Он стал к концу царствования Александра I сторонником неограниченной монархии. Это опять сблизило двух бывших реформаторов – Александра I и M. М. Сперанского.

Странная судьба. Вот – виток истории, и реформатор начала века в 1825 г. судит декабристов, которые и вышли-то на Сенатскую площадь потому, что реформы Сперанского не были доведены до конца – до постепенной ликвидации позорного крепостного права.

Он был членом Верховного уголовного суда над декабристами, был членом ряда высших государственных комитетов в 20-30-е гг. XIX в., в те годы, которые декабристы, судимые (и осуждаемые?) им, провели на каторге и в ссылке.

И – еще одна ироничная усмешка истории: в 1835–1837 гг. M. М. Сперанский преподавал юридические науки наследнику престола, будущему императору Александру II, которому позже суждено было, наконец, уничтожить в России крепостное право и даже настроиться на подписание Конституции (коему факту помешал взрыв террористов).

С мечты о конституции начинался в начале века политический путь M. М. Сперанского.

Интересны – в контексте эпохи – религиозные поиски M. М. Сперанского. Он был из священнической среды. В четыре года он уже читал «Апостола», учился с отличием во Владимирской семинарии, был выбран продолжать учение в Петербургской семинарии (будущей Духовной академии). В те годы было принято наиболее даровитых учащихся из духовных учебных заведений определять на государственную службу, – так Сперанский попал в секретари к одному из екатерининских вельмож. Он надел светское платье и сделал головокружительную государственную карьеру.

Однако в личной жизни его ждала трагедия: англичанка-жена, родив ему дочь, – умерла. Оставшись с младенцем на руках, Сперанский обратился за утешением к религии – но не к православной, в традициях которой воспитывался, а стал читать английского мистика-протестанта Фому Кемпийского, о котором знал от своей тещи, и переводить его. Кроме того, Сперанский читал каждый день Евангелие. В Публичной библиотеке в Петербурге лежат его комментарии ко всем Евангелиям, множество размышлений о вере – и всегда в русле православия. Правда, это не протестантство в чистом виде, это скорее просто размышления верующего христианина. Однако понадобились обвинения в шпионаже в пользу Наполеона, ссылка в Нижний Новгород и Пермь, где местный владыка должен был следить за его поведением, – чтобы Сперанский вновь обратился к православию. Он написал комментарий к православной божественной литургии – и вдруг обнаружил: то, что он так упорно искал в других конфессиях, есть в его родной вере.

Многое понять в метаморфозах, происшедших с этим весьма незаурядным человеком на протяжении его жизни, позволяют книга М. В. Доввнар-Запольского «Политические идеалы M. М. Сперанского», монография А. В. Предтеченского «Очерки общественное политической истории России в первой четверти XIX в.». Однако обе книги, хотя и по-разному, односторонни, лишены исторической дистанции в оценке. И тому, кто стремится разобраться в сути политической концепции M. М. Сперанского и причинах его неудач, целесообразно обратиться также к работам русского исследователя А. Е. Преснякова.

В Сперанском, – отмечает историк, – Александр нашел почти идеального сотрудника, легко улавливающего его идеи и избавляющего государя от необходимости искать им соответствующую форму выражения.

Было у Сперанского еще и другое ценное для Александра свойство: попович, сделавший блестящую карьеру благодаря личным дарованиям и огромной трудоспособности, стоял одиноко на верхах дворянского общества и вельможной бюрократической среды, без прочных связей с нею, как человек всем обязанный государю и только ему служащий. В эти годы, по наблюдению А. Е. Преснякова, Аракчеев и Сперанский – две главные опоры Александра, Сперанский – больше, чем Аракчеев, черед которого был впереди…

Истоки возвышения M. М. Сперанского раскрываются в его письме Александру из Перьми: «В конце 1808 г. после разных частных дел, – напоминает подданный государю, – Ваше Величество начали занимать меня постояннее предметами высшего управления, теснее знакомить с образом ваших мыслей, доставляя мне бумаги, прежде к вам вошедшие, и нередко удостаивая провождать со мной целые вечера в чтении разных сочинений, к сему относящихся; из всех сих упражнений, из стократных, может быть, разговоров и рассуждений вашего величества надлежало, наконец, составить одно целое: отсюда произошел план всеобщего государственного образования».

Этот знаменитый «план», который, по-видимому, никогда и не был доведен до вполне законченной формы, был, по сути, выполнением той программы работ над проектом русской конституции, какую Александр I наметил в Негласном комитете 9 мая 1801 г.

Концепция управления государством Российским, разрабатываемая Александром I и M. М. Сперанским, предполагала постепенное введение конституционного порядка управления на началах разделения властей (законодательной, исполнительной и судебной), признания за всем населением гарантированных ему гражданских прав, а за его землевладельческими и городскими буржуазными элементами – прав политических, осуществляемых в форме участия их выборных в центральном и местном управлении.

Реализация реформ затягивалась, тормозилась, и Александр I был склонен без замедления провести в жизнь хотя бы их часть – преобразование центральных учреждений.

Быструю мысль нетерпеливого монарха M. М. Сперанский переводит на язык государственного деятеля: необходимо «посредством законов и установлений утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию сей власти более правильности, достоинства и истинной силы».

Министр-реформатор M. М. Сперанский, облекая пульсирующую мысль государя-реформатора в четкие юридические формулы, по сути дела, создает целое учение об устоях государственного абсолютизма. В докладе царю Сперанский как бы подводит итог своим беседам с Александром по важнейшим темам. Получилось цельное учение о «силе правительства», которое создается государственным властвованием над всеми материальными и духовными силами населения, с опорой на силе воинской, на стройном бюрократическом управлении, на казенном воспитании, на энергичной экономической и финансовой политике и строгом соблюдении законности и конституционных гарантий.

Очередной парадокс взаимоотношений двух реформаторов состоял в том, что уравновешенный Сперанский торопил государя с «единовременным» введением в жизнь всего «плана», а импульсивный Александр предпочитал большую постепенность реформ…

В то время M. М. Сперанский, занимавшийся проектами конституций Финляндии и Польши и рассматривавший их как своего рода опыт областного применения начал, на которых затем предполагалось построить и все государство Российское, постепенно «готовил» общественное мнение России к восприятию конституционных идей. Финляндская Конституция 1809 г. должна была стать репетицией к Российской.