Богдан Хмельницкий

2)

Тал же, 190.

3)

Там же, 204.

4)

Там же.

179

запорожскому, чтоб козаки сами стояли за веру христианскую греческого закона, а

он, король, будет им на ляхов помощник. Этот королевский лист достался мне, и я, на

него надеясь, войско собрал п стою на ляховъ» *).

Вслед затем к Хмельницкому привели другого московского посланца с письмом от

хотмышского воеводы князя Волховского к Адаму Киселю. В этом письме Волховской

извещал Киселя, что порубежные московские воеводы готовы оказать помощь полякам

против неприятелей Речи-Посполитой. Прочитав это, Хмельницкий написал

Волховскому такое письмо: «Не надеялся я от его царского величества и от вас,

православных христиан, чтоб вы наступали на веру нашу христианскую, одинаковую с

вашею, и помогали ляхам, а пз письма вашего вижу, что вы, скопись будто против

татар, хотели на нас помогать ляхам. Но Бог, наш Творец могущ, не восхочет того

учинить. Ваша рать к тому времени не поспела, а ныне Господь Бог помог нам своего

неприятеля извоевать, поэтому мы вам даем знать: хотите воевать с нами или хотите

быть нашими приятелями? Если последнее, так прибывайте к нам на помощь, а мы, как

случится, обязаны будем отслужить вам во всякое время». На это письмо Хмельницкий

получил утешительный ответ. Волховской известил его, что верно неприятель

христианской веры наклеветал козакам будто Московское Государство хочет воевать с

козаками. «Не имейте от нас никакого опасения, — писал Волховской, — мы с вами

одной православной христианской веры 2). Через несколько времени козаки поймали

еще одного московского посланца, отправленного от севских воевод к Вишневецкому с

письмом, где также были уверения в готовности помогать полякам против татар. На это

козацкий предводитель написал севским воеводам: «Хотя вы и о татарах говорите, а

подлинно ведаете, что не с татарами, ажно с нами козаками ляхи завоевались, дай же

Боже, чтобы и всякий неприятель нашего войска запорожского так себе шею уломал,

как ныне Бог помог нам ляхов надломить! Мы не желаем того царскому величеству,

чтоб он с ними воевал: дал бы Бог, чтоб он и ляхам и нам был один православный

государь,-—чтоб ляхи не помышляли больше наступать на веру нашу н биться с нами!»

3).

В то время, когда козацкие депутаты уехали в Варшаву, явился к Хмельницкому

монах хустского монастыря, Петроний Ляшко, с письмом от Киселя 4). Велеречиво и

дружелюбно пан извещал козацкого предводителя, что он вполне уверен, что

Хмельницкий не враг Речи-Посполитой, удивлялся, как произошло кровопролитие,

выхвалял свою преданность православной вере, просил положиться во всем на него,

обещал ходатайствовать за Козаков, убеждал отослать татар и послать скорее

депутацию к Речи-Посполитой на сейм для примирения и уверял, что во всем свете

одна Речь-Посполитая наслаждается свободою 6).

Хмельницкий созвал раду, на которую стеклось, как писали современ-

*) Акты ИОжн. и Зап. Рос., III, 207, 216—216.

2) Акты ИОжн. и Зап. Рос., Ш, 222—223.

3) Там же, 228.

4) Памяти, киевск. комм., I, 3, 18, 143.—Pam. Jakuba Мисе., 47.

6) Памяти, киевск. коми., I, 3, 142.

m

180

ники, до 70.000 человек. Прочитано было письмо Киселя. Разъяренная толпа не

расположена была слушать о переговорах, но Хмельницкий был в пользу Киселя,

описывал его русским человеком, • искренним и преданным вере; с ним согласились

старшины, также полагавшиеся, если не на возможность примирения, то, по крайней

мере, на добросовестность Киселя. Положили звать самого Киселя для переговоров в

Украину.

«Послушали мы совета вашей милости, нашего старого приятеля,—писал

Хмельницкий, — а сами поудержались и орде приказали воротиться, чтоб не

проливалась больше кровь христианская; но так как мы осиротели по смерти его

королевского величества, то просим вашу милость самим к нам наведаться, чтоб мы

узнали, кого Речь-Посполитая захочет иметь королем, и посоветовались бы с вашею

милостью о том, что нам делать» 1).

Но соглашаясь, повидимому, мириться, Хмельницкий вовсе не удерживал народа,

как писал; напротив, тогда же, ведя переговоры с Киселем, он позволил всем

новоприбывающим хлопам записываться в козаки, разделил их на полки и на сотни,

назначил начальников и разослал по разным сторонам. Хмельницкий дал волю

оставаться мужиком или делаться козаком, кому угодно. Естественно, все хотели быть

козаками. Мужики запирали свои хаты, перековали орала и серпы на мечи и копья и

спешили в войско. Хмельницкий далее не выступал, а дожидался, чтб скажут ему из

Варшавы.

Н Памяти, киевск. коми., I, 3, 142.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Неистовства хлопов.—Истребление панов.—Поругания римско-католической

святыни.— Злодеяния над жидами.—Вовгуревцы.—Взятие Нестервара.—Избиение

жидов и шляхты.-— Брак Остапа.—-Свирепства восстанцев в Подолии.—Кривонос.—

Иеремия Вишневецкий.—Казни в Погребище и Немирове.—Битва Вишневецкого с

Кривоносом.—Взятие Бара.—Возстание в Волыни.—Поход к Кодаку и взятие его. —

восстание в Литве.

Все лето 1648 года было ужасное время. Когда Хмельницкий вел лениво

переговоры с временным польским правительством, по южнорусской земле кружили

вооруженные отряды, которые назывались загонами. Встарипу это иля давалось

татарским полчищам, но теперь оно означало русских военных охотников,

преимущественно беглых и непокорных владельческих крестьян. Из нескольких

местечек и сел сбирались молодые и старые, только годные к битве мужики,

вооружались, в случае недостатка оружия, косами и дубьем, и стекались к

Хмельницкому, который записывал их по полкам, делил по сотням, назначал

начальников, часто из них же, когда они представляли ему отважную и расторопную

голову. Потом такия толпы отправлялись очищать, как выражались они, Русскую

землю. Иные же вовсе не сносились с своим «батькомъ», а просто составлялась шайка,

выбирали атамана и пускались на грабежи и убийства. Они назывались козаками, хотя

бы, организовавшись в шайки самовольно, и не были записаны в козацкий список 1);

число их увеличивалось чрезвычайно быстро, до того, что скоро они могли разорять не

только помещичьи усадьбы, но укрепленные замки и города. Обыкновенно, как скоро

козацкий загон появлялся в панском местечке и селе, подданные принимали гостей как

избавителей, соединялись с ними и устремлялись на палац или двор своего владельца.

Тогда не было пощады ни старцам, ни грудным младенцам 2): истребляли и домашних

слуг, если они были католики или униты п заранее не пристали к ним, сожигали

панское жилье, а имущество разде-

1)

О том, что случилось в Укр., 8.—Песни народные.

2)

Histor. ab. excess. Wlad., ИУ, 22.—Wojna dom. Ч. I, 14

182

ляли с крестьянами ), вознаграждая их за долговременные поборы и панщины.

Соседние дворяне, едва услышали о корсунском поражении, складывали поспешно на

возы свое имущество и бежали с одними душами, по выражению современного

дневника, из Руси в Польшу, покинув свои замки и укрепленные дворы. Но не часто

удавалось такое бегство: «каждый хлопъ—нам неприятель, каждое русское местечко и

селение—-гнездо враговъ», говорит дворянин-современник 2); на каждой тропинке

готовы были встретить беглецов недобрые гости с булатными, обоюдоострыми

саблями, или с дубинами. Нередко толпы дворян, не находя исхода и спасения,

укрывались в укрепленном замке знатного пана 3), имевшего надворное войско, и

поглядывая на зарево горевших кругом их жилищ, готовились, в виду жен и дочерей,

стоять за них до последней капли крови. Но все было напрасно 4). Еслиб козаки сами не