Богдан Хмельницкий

неизвестно, как это случилось, но Остап не взял ее наложницею, а обвенчался с нею.

«О, несчастный брак!—восклицает польский летописец:—подлый хлоп поклялся

княгине в супружеской верности! знатная пани должна угождать грубияну» 4). По

другому известию, переданному одним современником из Львова, в деле под

Тульчином участвовал Максим Кривонос, самый жестокий из предводителей загонов.

Народное предание считает его характерником, то-есть чародеем, которого не брала

пуля. Сперва он выказал себя в Переяславле, перебил там иудеев и поляков, перешел па

правый берег Днепра, прошел 'за Буг, взял Ладыжин, Бершад, Верховку,

Александровку, везде истребил католиков и иудеев, 20-го июня подходил к Тульчину и

отошел от него, а 21-го июня козаки явились туда в большом числе: военные люди,

находившиеся в замке, вступили в бой и были обращены в бегство. 22-го июня козаки

взяли тульчинский замок приступом и перерезали в нем всех, не разбирая ни пола, ни

возраста: тогда погиб и Четвертинский, а вдова его сделалась женой козака. О пирушке

не говорит это известие. Русские изливали свою месть и над отошедшими из мира сего

врагами: вытаскивали из гробов трупы и кости и разбрасывали 5).

Ганжа с своим загоном сошелся с начальником другой толпы, Кривошапкою.

Удалые пошли по Подоли. К ним приставало такое множество мужиков, что поляки

считали их тысяч до восьмидесяти. «Вся эта сволочь, — говорит современный поэт

польский,—состояла из презренного мужичья, стекавшагося на погибель панов и

народа польскаго». Были взяты города: Красный, Брацлав. 7-го июля Кривонос взял

Винницу ®). Нигде не было отпора. Везде избивали шляхту и жидов; по всей Подоли,

до самой Горыни, панские замки, города, местечки лежали в развалинах; кучи гнивших

тел валялись

1) Pam. о -wojn. kozac. za Chmieln., 10.

2) Pam. о wojn. kozac. za Chmieln.

3) Ист. о през. бр.

4) Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 10.

5) Рук. И. П. Б. разнояз. № 5. Misc. F. Л« 63.

6) Wojna dom. 4. I, 16.—Рукоп. Ii. II. Б. разнояз. F. № 6.

188

без погребения, пожираемые собаками и хищными птицами; воздух заразился до

того, что появились смертоносные болезни 1). Дворяне бежали толпами за Вислу, и ни

одной шляхетской души не осталось на Подоли 2).

Разом с Ганжою свирепствовали другие загоны, между которыми особенно

выказывались загоны Половьяна и Морозенка. О первом осталось предание, что когда

ему случалось поймать панну или жидовку, то он сдирал у ней с шеи полосу кожи и

говорил, что это ей козаки подарили алую ленту (чорвону стричку). Морозенко был так

страшен, что о нем говорили будто ляхи боятся его более мороза.

Но вот среди панического страха, овладевшего поляками, пошел на восставший

русский народ Вишневецкий.

Это был князь Иеремия. Род его происходил от Ольгерда: оттого к фамилии

Вишневецких прибавлялось прозвание Корыбут, по имени Ольгердова сына,

родоначальника этого дома. До эпохи перерождения южнорусского дворянства

Вишневецкие были защитниками православия. Один из его предков был гетманом

Козаков и впоследствии потерпел мученическую смерть в Царьграде за веру. Отец

Иеремии, Михаил, до конца жизни исповедовал православие; гроб его до сих пор виден

в деревянной православной церкви в Вишневце. Молодой Иеремия был сначала также

православным, но отдан для воспитания дядею в львовскую иезуитскую академию.

Монахи воспользовались юностью магната, внушили ему расположение к

католичеству, а православие выставляли с дурной стороны. Иеремия переменил

религию и' сделался ревнителем римского католичества. В молодости он

путешествовал по Европе, а в 1634 году воротился в отечество. Владея огромными

имениями в Червовой Руси, на Волыни и в Украине, особенно в нынешней Полтавской

губернии, он принялся с жаром вводить католичество, построил в Прилуках

доминиканский монастырь, костелы в Лубнах, Ромне, Лохвице, поощрял единоземцев,

переходивших в католичество, и гнал схизматиков, как называли поляки православных.

Такой фанатизм нравился полякам. Иеремия поддерживал к себе уважение и другими

качествами. Он,—говорят поляки,—смолоду не знал ни Бахуса, ни Венеры, с

твердостью переносил лишения, вел простой образ жизни; честолюбивый, гордый с

равными, ласковый с низшими, содержал бедных шляхтичей на своем иждивении и не

скупился на свое надворное войско, которое оттого было к нему привязано. Гордый и

своенравный, он мало уважал и чужую собственность, и закон. Не довольствуясь'

неизмеримым пространством своих владений он, как было уже сказано, отнял у

Казановского Ромен и принудил Владислава нарушить данную последнему

привилегию. То же сделал он с Конецпольским. Покойный коронный гетман владел

Гадячем в качестве королевщины. Перед смертью Конецпольский выпросил у короля

привилегию на Гадяч своему сыну Александру. Вишневецкий сделал наезд на Гадяч и

присвоил его себе. Его «служебникъ» Машкевич в своем дневнике говорит, что и

Вишневецкий выпросил у короля привилегию на Гадяч, и король, давши прежде

Конецпольскому, дал в другой раз то же самое Вишневецкому: это известие

*) Из современ. рукоп. стихотвор. неизвестн. соч.

2)

Раш. о wojn. kozac. za Chmieln.

189

может быть и справедливо, потому что Владислав действительно делал подобное,

но также может быть и вымышлено в оправдание своего патрона, тем более, что в

других современных источниках овладение Гадячем называется просто наездом. Это

возбудило вражду Вишневецкого с Конецпольским, которые находились между собою в

свойстве, будучи женаты на родных сестрах. Конецпольский искал судом на

Вишневецком. Вместе с тем он обвинял его в самовольном обращении хорольского

староства в свое дедичное имение. В 1646 году Вишневецкого позвали к ответу на

сейм, но он не явился, отговариваясь болезнью. На следующий год, на сейме же,

Конецпольский требовал, чтоб он присягнул, что действительно был болен.

Вишневецкий так разозлился, что, собрав свою дружину из четырех тысяч, с которою

прибыл на сейм, грозил изрубить Конецпольского и всех, кто будет за него, хотя, бы и

самого короля. Король и сенаторы упросили Конецпольского не требовать присяги;

дело их было разобрано и отослано в ассессорский суд, который нашел, что Гадяч, по

всем правам, принадлежит Конецпольскому, а хорольское староство неправильно

обращено в дедичное владение 1). Иеремия Вишневецкий был неумолим к врагам. Во

время войны с великоруссами он так разорял великорусские украинные города и села,

что великоруссы прозвали его Налеем. Еще ббльшую жестокость оказывал он над

козаишга, после укрощения их мятежей. Самые ужасные казни выдумывал он и чрез то

пришел в крайнее омерзение у русских; особенно ненавидели его духовные,

восстановляли против него народ, указывали как на отщепенца и изменника. Не раз

жизнь его была в опасности, и всегда, как только удавалось ему освободиться от беды,

он не думал, подобно другим магнатам, усмирять недовольных ласкою. Он не терпел

двойственной политики: открытый во вражде и дружбе, он держался правила

истреблять без милосердия врагов 2).

Когда Хмельницкий поднял войну, Иеремия жил в Лубнах, любимом своем имении.

Услышав о мятеже, хлопы составляли загоны и бежали к Хмельницкому. Вишневецкий

собрал до восьми тысяч шляхтичей, живших в его владениях, из которых, впрочем, не

все были надежны 3); он разсеевал загоны и всех, попадавшихся в руки, казнил

жестоко; в каждом городе и селе ставили на рынках виселицы, виновных вешали,

сажали на кол, рубили головы *). Разгоняя таким образом шайки, Вишневецкий дошел

почти до Переяславля и намеревался перейти на другую сторону Днепра, чтоб