История украинского народа. Автобиография

^ 127

Затем несколько лет спустя организует заговор и восстание, рассчитывая на помощь в. князя московского и крымского хана, украинская княжеская семья Глинских, обиженная новым вел. князем и королем Сигизмундом, Во главе ее стоял Михаил Глинский, чрезвычайно влиятельный любимец вел, кн. Александра, попавший в немилость при его преемнике, представитель русской аристократии в вел. кн. Литовском, считавшийся ее вождем и главою. Это был эпизод, аналогичный с княжеским заговором 1481 г., и имел, очевидно, целью посадить Глинского на престоле вел. княжества, Но хан вовсе не поддержал восстания, а московский вел. князь поддержал весьма слабо, и оно очень скоро было подавлено, не вызвав сколько-нибудь значительного движения даже среди украинского и белорусского княжья и боярства, не говоря уже о народе, Усилия Глинских поднять Киевскую землю были безуспешны, соседняя Волынь, эта земля князей — осталась совершенно равнодушной, Вожди заговора ушли на московскую территорию (1508), и единственным ощутительным последствием его для в. кн. Литовского была потеря Смоленской земли, занятой московскими войсками в войне, разгоревшейся между обоими государствами при содействии Глинского.

Это восстание было последней конвульсией русской (украинско-белорусской) партии в вел. кн, Литовском. Оно показало полную неспособность украинских и белорусских магнатов к какому-нибудь энергическому действию, отсутствие среди них солидарности, сплоченности, энергии, Их песня была уже спета с падением Свитригайла — сами они не в состоянии были вступить в борьбу с литовской партией. Их тяготение к Москве также не имело в себе никакого более глубокого, сознательного содержания, вполне определенной программы; в лучшем случае Москва рассматривалась только как союзник для переворота в вел, кн, Литовском. Это были движения небольших кучек, слепая реакция без определенного плана и программы. Большинство князей и бояр помирилось с тою второстепенной ролью, какую оставляла ему литовская аристократия (главным образом в местном управлении белорусских и украинских земель) и, довольствуясь ею, отложило мысль о борьбе.

Впрочем, движения конца XV и начала XVI в. не остались без влияния на литовско-польское правительство: испуганное тем применением религиозных мотивов, какое делалось противниками, в особенности московским правительством, оно становится более осторожным в отношении украинских и белорусских элементов и, напр., оставляет занимавшую его перед тем мысль об осуществлении унии своих православных подданных с католической церковью.

Не остались эти события без влияния и на дальнейшую судьбу вел. кн. Литовского. После страшных потерь, понесенных в борьбе с Москвою

М.С, Грушевский

128 @

(утрата Черниговской и Смоленской земли), Москва делается кошмаром вел, кн. Литовского, Сознание национального раздвоения убивает нравственную силу последнего. Притом еще, кроме Москвы, выдвинулся и другой сосед, по отношению к которому литовское правительство почувствовало себя совершенно бессильным, — Крымская орда, показавшая свою страшную разрушительную силу на украинских землях Литвы и Польши одновременно с завоеваниями Москвы. Выделившись при разложении старой Татарской орды, «Кипчака», и окончательно сформировавшись в половине XV в., под владычеством Хаджи-Гирея, она стояла сначала в весьма дружественных отношений к в. кн. Литовскому, однако происки в. кн. московского, стремившегося поссорить ее с Литвою, и неловкая политика в. князей литовских, особенно их старания быть одновременно в союзе и с Крымом, и с злейшим, врагом крымских ханов — Золотою ордою, скоро разбили эту дружбу. Сын Хаджи-Гирея, МенглиГирей, упрочив свое положение признанием верховной власти Турции, с 1482 г. изменяет свои отношения к Литве и Польше и начинает своими набегами опустошать их земли. Крым становится на два столетия чрезвычайно важным и пагубным фактором в истории украинской жизни.

Слабость государства, в виду внутренних и внешних опасностей, входит в общее сознание правящих кругов вел. кн. Литовского, и это обстоятельство в конце концов дает возможность польским политикам осуществить свои заветные планы относительно Литвы.

Несмотря на удары, падавшие на вел кн. Литовское, литовская аристократия твердо держалась программы, которую диктовали ей ее классовые интересы: поддерживать возможно тесную связь с Польшею, но в то же время охранять автономно и политическую самостоятельность вел. кн. Литовского.

В 1499 г., когда Польша хотела во что бы то ни стало заручиться содействием Литвы против Турок, польские политики дали даже согласие на применение формулы унии в духе полной равноправности и независимости вел. кн. Литовского, как желали того литовские автономисты. Благодаря тому, что последующие великие князья (бывшие одновременно польскими королями) — Сигизмунд и Сигизмунд Август, также не были сторонниками унии, Литва в продолжение всей первой половины XVI в, упорно отклоняла все попытки Поляков — привести к осуществлению свой старый план инкорпорации вел, кн. Литовского, так что в продолжение всей первой половины XVI в, этот вопрос казался совершенно безнадежным. Даже собраться на общий сейм с Поляками, рассчитывавшими в таком случае найти союзников среди самых представителей вел. кн. Литовского, особенно среди низшего дворянства — шляхты, литовские правители не соглашались под разными предлогами.

Но в 1560-х годах начинается поворот, неблагоприятный для литовских правителей, Литва неосторожно навлекла на себя войну с Москвою, вмешавшись в ливонский вопрос, и эта война, неудачная для Литвы, требовавшая чрезвычайного напряжения сил и огромных расходов на военные нужды, вызвала здесь чрезвычайное неудовольствие, особенно среди низшего дворянства. Допущенное незадолго перед тем к участию в представительном правлении вел. княжества, оно постепенно выходит изпод влияния магнатов и начинает подымать голос за тесную унию вел. кн. Литовского с Польшей, так как за проведение ее обещало участие Польши в войнах и других нуждах вел. княжества Литовского, а также расширение шляхетских вольностей по польскому образцу и уничтожение преимуществ магнатства, всевластно правившего в вел. княжестве Литовском, Бел. князь и король польский Сигиэмунд Август, до сих пор равнодушный к вопросу об унии, под влиянием этих же и, может быть, еще иных мотивов становится также горячим сторонником инкорпорации вел. княжества Литовского. Литовские магнаты очутились таким образом в очень трудном положении, подвергаясь давлению сверху и снизу. Но такова была сила этой всевластной, тесно сплоченной магнатской олигархии, что она все-таки не уступала этому давлению и держалась своей автономной программы, не допуская до созвания общего сейма и удерживая представителей шляхты на конференциях с Поляками в полном подчинении. Даже поколебавшись на первых порах ц сделав ряд уступок на конференции 1504 г., она затем взяла их обратно и совершенно затормозила вопрос об унии.

Когда после бесплодных сеймов 1565 — 66 гг,, в конце 1568 г. по вопросу об унии в Люблине был назначен новый сейм с участием представителей литовских сословий, литовские магнаты и здесь умели, удержать представителей шляхты в полном послушании и свели общий сейм к конференциям двух отдельных сеймов. Заметив же, что король намерен энергично поддержать польские стремления и под влиянием Поляков готов даже оказать давление на представителей Литвы, литовские магнаты ночью на 1 марта 1569 г. тайком уехали из Люблина вместе с представителями прочих сословий вел кн. Литовского, надеясь таким образом «сорвать» сейм. Но расчет их оказался неудачпым, Поляки, раздраженные долгими безуспешными переговорами, теперь, имея на своей стороне короля, решили идти напролом и покончить с Литвою, установив новую формулу унии без ее участия. Однако, под впечатлением энергической оппозиции литовских магнатов, они решили несколько отступить от первоначального плала, оставив некоторую тень литовской автономии, но за то отобрав от вел. кн. Литовского и присоединив к Польше спорные земли, на которые издавна имело виды польское правительство.