Богдан Хмельницкий

верен присяге. Если же ты будешь поступать противно этому, то всякое зло, которое

произойдет от тебя, да отвратится от других и обратится на твою голову!»

Толпа с радостными восклицаниями провозгласила Юрия гетманом.

«Дай Бог,— кричали козаки,—и при новом молодом нашем гетмане жить, как яшли

мы нри старом: хлеб-соль его вкушать, города турецкие разорять, славы рыцарские

добывать!»

Чиновники прикрывали его знаменами и шапками, по козацкому обычаю; играли на

трубах, били в литавры, палили из пушек и ружей в знак торжественного избрания

нового гетмана вольными голосамп ‘).

Назначив сына гетманом, Богдан до смерти оставил за собою власть. Силы его

ослабевали с каждым днем. Московские послы явились в Украине тогда, когда гетман

едва мог вставать с постели.

Подъезжая к Чигирину июня 3-го, эти посланники были встречены за десять верст

от города миргородским полковником Грицьком Лесницким. Он объяснил, что разнесся

слух, что хан наступает с войском на Украину и Хмельницкий поручал ему не

допускать татар. «Ныне к нам дошли слухи,— сказал Лесвицкий,—что его царское

величество, не знаю за какие вины, положил на нас гнев свой и хочет послать на нас

своих ратных людей воевать нас: мы оставим и жен и детей наших без всякого

опасения! пусть проливает кровь нашу меч царский; мы без всякого сопротивления

подложим под него главы; во всем будем воля его царского величества!»

«Это вам кто-то наговорил воровски на ссору,— отвечал ему Бутурлин,— великий

государь держит вас в своей милости и жалованьи, а вам следует ему, великому

государю, служить и воровским смутным речам не верить».

За пять верст от Чнгирина встретили послов сын гетмана Юрий, писарь Выговский

и войсковой асаул Ковалевский. Сын извинялся за отца, что он сам по болезни не мог

встретить гостей. 4-го июня приехал к послам Ковалевский и привел две богато

оседлаппые лошади. «Добродий наш пан гет-

') Истор. о през. бр.—.Иетоп. повеств. о Мал. Росс., 216—217.—ИИарод. дума

624

ман,—сказал он,—велел вал ехать к себе». Онн въехали на двор до крыльца и были

встречены в сенях Выговскил. «Не майте за зле,— сказал писарь, — гетман лежит

болен и не мог встретить вас никакими мерами».

Они застали гетмана на постели. После взаимных спросов о здоровьи, послы

роздали по росписи царское жалованье гетману, писарю и полковникам и, получивши

от них благодарность, сказали:

«Наказано нам с тобмо, гетманом, говорить о государских делах, а тебе тех

государских дел от нас выслушать».

«Мне невозможно слушать теперь государских дел,— сказал гетман,— скорбь меня

постигла великая; сами видите: пусть войсковой писарь Иван Выговекий выслушает

великия дела его царского величества».

«Мы, — отвечал Бутурлин, — присланы по указу великого государя к тебе гетману,

и наказано нам говорить с тобою, а не с писаремъ».

«Я никак не могу в моей болезни говорить и ответ давать о государских делах, —

сказал гетман;—да чтобы вы и мне говорили, то не будет утаено от писаря».

Бутурлин отвечал: «Не пригоже тебе, Богдан, отговариваться никакими замыслами;

надобно слушать указ и повеление великого государя без всякого прекословия».

«Указа и повеления государя слушать я повинен, да за скорбию говорить мне нельзя

о государских делах. Вот как Бог даст от болезни станет легче—я дам тогда знать».

Он приказал писарю просить гостей сесть за стол обедать.

Послы сказали:

«По милости царского величества приготовлены у нас обеды на господе; мы будем

есть у себя».

Гетман сказал им:

«Все посланные по милости царского величества в моем доме едали и за

многолетнее государево здоровье чаши пивали. Учините и вы также, чтоб мне не

сомнительно было при моей скорби. А если не сделаете так, то мне будет видеться, как

бы от его царского величества ко мне немилость». Послы согласились. Столы накрыли

близ постели гетмана. С гостьми села жена Хмельницкого, дочь его Катерина

Выговская, писарь и асаул.

В половине обеда гетман привстал, приказал себя поддерживать, велел подать

серебряный кубок с венгерским и проговорил желание здравия царю, царице, царевичу,

царевнам, милостивому заступнику и ходатаю Никону, назвавши его архиепископом,

всему освященному собору, боярам, думным людям, христолюбивому воинству и всем

православным христианам. Он изъявил желание, чтобы Господь Бог покорил под ноги

великого государя не только иноверцев, еретиков, но и самого поганина, бусурмана,

туркского салтана.

В изнеможении он упал на постель и уже более в этот день не подымался.

На другой день посланники царские потребовали через писаря, чтоб гетман их

выслушал. Напрасно писарь говорил, что гетман, по крайней болезни, никак не может

слушать и отвечать. Послы твердили, что они присланы от своего государя наскоро.

Писарь ходил два раза к гетману и приносил одинъ

625

и тот же ответ, что гетман не может слушать н отвечать, но пригласит их, как только

ему легче станет.

Тогда московские послы принялись выпытывать писаря, восхваляли его службу и

верность и спрашивали: зачем Хмельницкий сносится со шведами, Ракочи и

господарями, и о чем ссылаются?

Писарь глянул на образ Спасителя, перекрестился и уверял, что ни в гетмане, ни в

войске запорожском нет шатости, но как стали говорить будто царь отдает Украину

Польше, а поляки стали подсылать к турецкому султану, крымскому хану, венгерскому

королю и шведскому, чтоб они вместе с ними разоряли Козаков, так гетман посылал к

соседним государям, чтоб им быть с войском запорожским в братской дружбе.— «Это

все,— говорил писарь,—делалось не для чего иного, только на славу и честь и хвалу

великого государя. А полковник Антон ходил с войском на поляков не для того, чтоб

Ракочи быть на польском престоле, а для того, чтоб общие неприятели поляки не

воевали подданных его царского величества».

«Великое подивление нам, — сказали послы, — что у гетмана ссылки и соединение

и доброхотение с царскими неприятелями и без воли и повеленья царского чинится

неприятелям его царского величества вспоможенье».

Потом послы объяснились о том же с писарем и сыном Хмельницкого вместе, и

говорили им речь по наказу. Вспоминая прежния страдания православной веры, послы

сказали: «а как Корона Польская вкупе с Великим Княжеством Литовским будут в

подданстве у царского величества, тогда вера благочестивая будет множиться, и то

будет на хвалу всемилостивому Богу, а вам на вечную и непосмертную славу». Здесь-то

и заключалась разница взглядов, какие имели на тогдашния обстоятельства в Москве и

в Украине. В Москве думали, что обеспечение православной веры и независимость

русского народа может быть достигнута мирными способами; в Украине находили в

тех же способах величайшее препятствие общей цели.

Между прочим, послы, излагая, по обычаю, предыдущую историю сношений,

сказали, что Самойло Богданович и Тетеря, бывши послами от войска запорожского в

Москве, по присоединении Малой России, договорились, чтобы московские воеводы

были в городах: Чернигове, Переяславле и Нежине.

9-го июня москвичей позвали к Хмельницкому. Бутурлин говорил ему так:

«Обещались вы в святой Божьей церкви по непорочной Христовой евангельской

заповеди перед святым евангелием служить и быть в подданстве у великого государя во

всей его воле и послушаньи, добра хотеть и искать лучшего, а по нынешнему вашем|

начинанию ваше обещание и доброхотение и искание лучшего переносится от царского

величества на Ракоцу. Ныне мы слышим, что ты с войском запорожским соединился с

неприятелем его царского величества, свейским Карлом-Густавом, и, за вспоможеньем