Белый орел, Красная звезда (ЛП)

“Премьер-министр принял Патека за завтраком. По экстравагантным заявлениям о польских границах он предполагает, что пахнет скорым наступлением. Предупреждает о последствиях такого рода провокационных действий. Уклоняется от всякой ответственности”.^[74]

На следующем заседании 26 января Кабинет министров одобрил следующие принципы британской политики:

“1. Приграничные государства должны принять на себя ответственность за вопросы войны и мира.

2. Правительство Его Величества не может предлагать начать войну, так как тем самым взяло бы на себя обязательства, которые не могло бы выполнить.

3. Великобритания испытает чувство глубочайшей дружбы к Польше”.^[75]

Если быть точным, союзники старались отговорить Польшу от нападения на Россию, одновременно снабжая ее средствами обороны. Формально не запрещая польское наступление, они подчеркивали, что оно не получит поддержки с их стороны.

Военная помощь союзников ограничивалась только целями обороны. Французский военный кредит в 375 миллионов франков кажется огромным. В действительности это была довольно скромная сумма. Ее не хватило бы на покрытие однодневных расходов французской армии во время мировой войны. Согласно расчетам Падеревского от сентября 1919 года, эта сумма покрыла бы только пятинедельные расходы на продовольствие и обмундирование существующей польской армии. Она равнялась шестой части британских расходов на армию Деникина в 1919 году. Ни один серьезный эксперт по снабжению не подтвердит, что 375 миллионов франков были выделены с целью финансирования польского вторжения в Россию. Более того, союзническая помощь Польше была направлена больше против германского реваншизма, чем против большевистской революции. Польша должна была быть “барьером для России и бастионом против Германии”, а не бастионом против России и барьером для Германии. В тот же день Высший Совет Союзников отклонил план Падеревского использовать польскую армию против большевиков в России, но одобрили ее использование против немцев в государствах Прибалтики.^[76]

Не стоит недооценивать независимость Пилсудского от Антанты. Он был вполне способен принять военную помощь от союзников и использовать ее на цели, ими категорически запрещенные. Как только они пытались устанавливать свои условия предоставления помощи, он отвечал что Польша может обойтись и без нее. И Великобритания, и Франция убедились на собственном опыте, что Пилсудский не терпит вмешательства, и менее всего со стороны помогающих союзников. Он был лидером анти-Антантовского крыла в польской политике. Он пришел к власти без ведома или поддержки союзников. Его главными соперниками были поддерживаемые союзниками национал-демократы, чье чувство возмущения лишь частично было сглажено компромиссом, каким стало правительство Падеревского. Отставка Падеревского 30 ноября 1919 года, вызванная главным образом его неспособностью ликвидировать пропасть между политикой Пилсудского и требованиями союзников, ознаменовала начало периода помыкания и запугивания слабых министров. В моменты наибольшего недовольства правительства Антанты готовы были поверить, что Пилсудский находится в сговоре с Лениным.^[77]

* * *

Не менее важно понимать клаустрофобию, господствовавшую в России. Ни большевистские лидеры, ни советское общество не были осведомлены о тонкостях политики союзных держав. Все что они видели, это Советскую Россию, окруженную со всех сторон армиями, стремящимися ее уничтожить. Самым естественным образом напрашивался вывод, что эти армии действуют заодно.

Советские историки продолжают поддерживать теорию сговора “империалистических” держав с Польшей в 1919-20 годах. Их умозаключения являются результатом диалектического мышления. Они утверждали, что любая научная интерпретация войны должна основываться на анализе общего соотношения сил. Они преуменьшали роль политической воли и личные мнения. Они утверждали, что Польша была неразрывно связана с Антантой идеологией, финансами, военной помощью и общей ненавистью к большевизму. Они настаивали на том, что все, что усиливало Польшу, автоматически повышало ее способность воевать с Россией. Они, к примеру, рассматривали работу Американской Администрации Помощи, деятельность которой носила исключительно гражданский характер, как неоценимый вклад в военное усиление Польши, утверждая, что предоставляя продовольствие и медицинскую помощь и четырем миллионам поляков в 1919-1920 годах, ААП автоматически освобождала собственные польские ресурсы для использования в польской армии. Их аргументы, конечно же, логически верны. Слабость их в том, что они совершенно не учитывают цели политических акций и в неспособности оценить истинные пропорции вклада союзных держав в польско-советскую войну. Их ссылка на общее соотношение сил исходит из предположения, что Польша поддерживалась всеми военными и экономическими резервами Антанты, на самом же деле ей доставалась лишь незначительная часть этих резервов.

Роль военных миссий союзников полна противоречий. Британская миссия в Варшаве была сильно сконфужена отказом Кабинета предоставить запрошенную военную помощь. Ее роль была понижена до источника военных разведданных о России для военного министерства. Глава миссии, генерал Картон де Виарт, был опытным служакой. Этот несокрушимый воин, потерявший глаз в Сомали и руку на Ипре, получивший ранение в легкое в Южной Африке, в голову и в колено на Сомме, в бедро под Пашендалем и в голень под Камбре, обладал всеми достоинствами, для того, чтобы произвести впечатление на польских офицеров, с которыми ему предстояло сотрудничать. Он был богатым аристократом, космополитом, католиком, героем, склонным к безрассудному риску. Он был одним из немногих людей, пользовавшихся доверием у замкнутого Пилсудского. Он первым приехал в Польшу в феврале 1919 года в качестве британского представителя миссии союзников в Восточной Галиции. С этого момента его жизнь стала серией эскапад. Был случай, когда он вместе с генералом Маннергеймом принимал участие в качестве секунданта в дуэли в Охотничьем клубе в Варшаве, а вскоре попался на контрабанде оружия из Будапешта, с использованием украденного спального вагона. В октябре 1919 года он разбил свой самолет во время полета над Литвой, а в мае 1920-го разбил его вновь, когда пытался достичь Киева. В мае 1920-го под Млавой он отстреливался от отряда мародерствующих казаков с подножки своего наблюдательского вагона, и в боевом пылу свалился на рельсы. По духу той эпохи, он был больше поляком, чем сами поляки. После войны он остался в Польше в качестве частного лица, занимаясь охотой с одной рукой на уток в имении, подаренном ему его бывшим адъютантом князем Каролем Радзивиллом.

Французская военная миссия пользовалась репутацией, противоположной британской. В отличие от Картона де Виарта, ее начальника, генерала Анри, в польском Генштабе считали назойливым идиотом. Пилсудский упорно его игнорировал. Он был жаден до la gloire^[78], и упорно интриговал в пользу польского наступления на восток, невзирая на замечания своего правительства в Париже или союзных дипломатов в Варшаве. В противоположность своему начальнику, однако, французская военная миссия пользовалась заслуженным уважением и влиянием, благодаря деятельности своих 400 офицеров-инструкторов. Этим людям, распределенным среди кадров польского Генштаба, было доверено обучение офицерского корпуса военному искусству и применению французских военных уставов. Типичным их представителем был молодой капитан Шарль де Голль.

Фото 10. Майор Шарль де Голль

Недавно освобожденный из места заключения военнопленных в Ингольштадте в Баварии, де Голль стремился к активной службе. Как сына патриотичной католической семьи, его притягивала перспектива антибольшевистской военной кампании в Польше. В мае 1919 года он присоединился к 5 польскому стрелковому полку в Силье-ле-Гийом и вместе с армией Халлера отправился в Восточную Галицию. По окончании этой кампании он был переведен в Рембертув под Варшавой, где в бывшей школе царской императорской гвардии занялся преподаванием тактики. В июле и августе 1920 года он был прикреплен на короткое время к польскому боевому подразделению и дослужился до майора. В 1921-м ему была предложена постоянная работа в Польше, но он предпочел совершенствовать свои идеи и опыт, возвратившись во Францию в качестве преподавателя военной истории в академии Сен-Сир.