Богдан Хмельницкий

убеждал жолнеров повиноваться предводителю. Калиновский показал ему кукиш и

произнес: ваши увещания имели столько веса, как вот это! Стыдно и позорно, —

замечает по этому поводу современник, — вождям дозволять себе такия

школьнические выходки. После того в Прилуках какой-то поручик, которому

брацлавский воевода делал выговор за упущения по службе,

1) Истор. о през. бр.—Woynadom. Ч. 2, 14—15.—Annal. Polon. Clim., I, 230.— Летоп.

пов. о Маж. Росс., 77.

2)

Woyna dom. Ч. II, 15.

3)

Jak. Micbal. Ks. Pam., 625.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 386.

391

был так дерзок, что сказал воеводе: «тебе приличнее быть козьим пастухом, чем

сенатором!» Оскорбленный воевода обратился с жалобою к польному гетману, а тот с

ирониею произнес: «где бреют, там и бьют!» Калиновский постоянно перед всеми

старался выставить Ляндскоронского виновным за неосторожность под Винницею, где

на прорубях погибло не мало заслуженных товарищей, и такое мнение расходилось в

польском обществе к ущербу чести Ляндскоронского 1). Из Бара жолнеры в начале

апреля поспешили в Каменец, и там Калиновский расположил их по окрестностям 2).

С тех пор войско стояло под Каменцем и уже не осмеливалось выступать из лагеря.

Оно находилось в бедном положении. Наступила Пасха, а для жолнеров, говорит

современник, была она настоящею иудейскою пасхою в пустыне. За неимением хлеба,

они поневоле ели хлебы в роде опресноков, без соли и с горечью, потому что зти хлебы

печены были из лебеды 3). Угрожавшие вести тревожили их: господарь Лупул писал,

что Хмельницкий намеревается грянуть на них с сильным войском, чтоб не допустить

до соединения с королем 4). Предводители посылали к королю известия, вовсе

непохожия на прежния, описывали свое бедствие, и умоляли о скорейшей помощи 5). И

вот в Варшаве внезапно разочаровались поляки в своих блестящих надеждах на счет

удивительных побед кварцяного войска. «Те, которые сочиняли небывалые события, —

говорит летописец,—теперь первые опустили руки 6); а охотники до таинственного со

вздохом разносили вести, что в Варшаве, на кладбище казнимых преступников, у

мертвеца из уха пролилось много крови, а другой мертвец из могилы просунул руку. —

Это пророчит большие беды Польше», говорили тогда 7).

1)

Дневник Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 881.

2)

Кратк. опис. о жоз. малор. нар., 45.—Woyna dom. Ч. 2, 15.— Истор. о през. бр.

—Hist. ab. exc. Wlad. IY, 72.—Акты Южн. и Зап. Росс., III, 454.

3)

Ilist. belli cosac. polon., 132.

4)

Woyna dom. 4. 2, 16.

5)

Histor. belli cosac. polon., 133.

6)

Woyna dom., 15—16.

T) Stor. delle guer. civ., 244.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

Ополчение в Польше-Папский легат.—Коринфский митрополит Иосаф в Украине.

— Выступление короля из Люблина в Сокалу.—Планы Хмельницкого.—Неудачная

осада Каменца.—Битва под Купчинцами,— Хмельницкий под Збаражем.—Семейная

драма у Хмельницкого.—Положение лагерей козацкого и польского.—Татарский мурза.

—Поляки идут к Верестечку.—Прибытие хана к Хмельницкому.—Планы

Хмельницкого.—Поляки идут к Дубну.—Вишневецкий предупреждает опасность.—

Возвращение поляков.—Переправа польского лагеря через Стырь.—Появление

татарско-козацкого войска,—Первые стычки.—Гнев хана. -Ночь перед битвою.

Король получил в Журавице донесение из Каменца и, как будто пробудившись от

сна, по выражению недоброжелательного к нему историка *), побежал в Варшаву. Он

недолго оставался в столице и в половине апреля выехал в Люблин с королевою,

сенаторами, окруженный всем двором и многими знатными особами обоего пола, с

десятью тысячами новоприбывшего из Германии войска. По' приезде в Люблин,

двадцатого апреля, он выдал третьи вици на посполитое рушенье. «Сообразно

сеймовой конституции,—писал король,—оповещаем сими третьими и последними

вицами всех обывателей Речи-Посполитой, что мы лично идем для укрощения

своевольных мятежников, которые, соединившись с неверными, покушаются

искоренить не только всю шляхетскую кровь, свободу вольности и самое имя польское,

но даже и святую католическую веру, всегда процветавшую в нашем королевстве, и

ниспровергнуть костелы, посвященные имени Божию. Местом сбора для всех,

подлежащих посполитому рушенью, назначаем Константинов на пятое число месяца

июня и желаем, чтобы никто, под страхом наказания по закону, не уклонялся от этого

служения Речи-Посполитой, но каждый спешил бы в указанное место, с охотою и

готовностью, как подобает защитникам Христовой веры, чести Речи-Посполитой,

свободы и вольности» 2).

Дорогой гость посетил короля в Люблине. Это был снова Иоанн де-

*) Histor. belli cosac. polon., 133.

2)

Jak. Micbal. Ks. Pam., 611.

393

Торрес, епископ адрианопольский, легат папы Иннокентия X, приезжавший в

Польшу прежде при Владиславе. Папа не прислал денег, которых просили поляки; он

отговаривался тем, что римская казна истощена; зато он прислал всем полякам,

идущим на брань, свое первосвященническое благословение и полное отпущение всех

грехов, королю в подарок мантию и освященный меч, украшенный жемчугом и

драгоценными камнями, а королеве золотую розу. Во время утреннего богослужения

легат вручил Яну Казимиру и его супруге эти дары и от имени св. отца торжественно

провозгласил польского короля защитником св. веры. Внимание папы обрадовало

поляков. Несколько дней прошло в религиозных церемониях, напоминавших времена

крестовых походов. Король обнародовал, что сам святой отец благословляет

ополчающихся на брань и повелевал творить в храмах торжественные моления о

ниспослании счастливого окончания войны, предпринятой за честь

римскокатолической религии. Религиозный характер войны возбуждал в поляках отвагу

и мужество; шляхтичи выходили с уверенностью в победе, потому что в Риме будут

молиться за них; шли на смерть с надеждою очиститься от грехов участием в таком

святом деле и приобресть мученический венец на небе х).

Польша восстала. Шляхтичи не только выходили сами, но выбирали из своих

подданных крепких и рослых вооружали их и брали с собою на войну 2).

И у Козаков также было религиозное возбуждение. Ближайший архипастырь

Хмельницкого киевский митрополит вовсе не показывал сочувствия к козацкому делу.

Происходя из шляхетского звания, Сильвестр Коссов не мог до такой степени разорвать

узы крови, привязывавшие его к шляхетской породе, чтобы всецело перейти на

хлопскую сторону. Он, подобно Адаму Киселю, был поставлен в истинно-фальшивое

положение неудачного примирителя польского дворянства с русским мужичеством. По

настоянию Киселя митрополит писал к Хмельницкому, убеждал не проливать крови, не

раздирать внутренностей общего отечества, а Хмельницкий отвечал ему, что не с его

стороны, и не от Козаков последовало возобновление войны, а дали к этому повод

поляки, истребивши в Красном Нечая со многими людьми русскими. Козацкий гетман

иопрежнему уверял, что готов ожидать коммиссии и вступить в мирные переговоры, но

с тем, чтоб войска польские подальше отступили от черты границы козацкой земли. На

самом деле Хмельницкий был уже далек от того, чтоб начинать снова бесплодные

толки с коммиссарами. Когда козацкий гетман, двигаясь на походе, был ожидаем в

Погребыще, Кисель отправил к нему посланца с письмом, в котором, по обыкновению,

убеждал его приостановить неприятельские действия. Хмельницкий не отписал, ему, а

приказал изустно посланцу передать киевскому воеводе такую речь: «пан воевода

манют меня коммиссиего и мирим, а брата своего посылает воевать вместе с