Богдан Хмельницкий

быстролетным войском, и пока вы будете верны и преданы счастливым вратам нашим,

до тех пор имейте безопасные сношения с ханом: вы в нем не обманетесь. Посылаем

вам постав злотоглава и кафтан и требуем, чтобы, веря настоящему нашему писанию,

вы возложили на себя этот кафтан в знак верности, подобающей нашему подручнику,

потому что вы писали к блистательнейшим вратам нашим, что готовы давать нам

такую же дань,

г) Stor. delle guer. civ., 235 и дал. 2) Hist. Jan. Kaz., I, 137— 138.

380

какую дают другие христианские подданные наши, а мы, узнавши о вашей

верности, будем этим довольствоваться, вы же будете дерлш при нас своих достойных

людей».

Хмельницкий отправил в Константинополь Антона Ждановича и какого-то Павла

Петровича с толмачем благодарить падишаха 1). Их там приняли с знаками внимания и

дружелюбия. Но Ислам-Гирей показывал неохоту идти на поляков; визирь приказывал

ему: он дал невольное обещание явиться со всею ордою, и послал вызов к полякам, под

предлогом, что идет воевать за оскорбление Козаков, своих союзников. Хмельницкий

опасался принимать помощь от мультанского господаря Бассарабы, зная вообще

непостоянство валахов, а еще менее от Лупула, который сам набивался помогать

козакам, но с коварною целью вредить им. Доверчивее он сошелся с Ракочи: по

договору, заключенному с ним, седмиградский князь должен был напасть на Краков в

то время, когда козаки будут громить Польшу с востока 2).

*) Рукоп. Арх. Иностр. дел Сношен. Польши с Турциею.

2)

А. ИОжн. и Зап. Росс., ПТ, 455.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Начало неприязненных действий. — Поражение и смерть Нечая.— Разорение

Ямполя.— Приступ поляков к городку Стена.

Первые неприязненные действия с обеих сторон открылись в феврале 1651 года в

Подолии, земле, где отважный народ не хотел признать Зборовского договора и первый

увлек своим примером Южную Русь к новой брани с поляками. Правительство

польское намеревалось начать войну ранее весны, чтоб не допустить к Хмельницкому

турок и крымцев, которые не привыкли к зимнему холоду и не могли обойтись без

подножного корма для лошадей. Польское кварцяное войско разделилось. Одна часть

была расставлена в украинных воеводствах на зимнюю стоянку, а сам Потоцкий уехал

в Варшаву на сейм, по окончании котораго—в свою маетность Езуполь (в нынешней

Галиции) и там дожидал дальнейших распоряжений от короля. Другая часть осталась

под командой Калиновского и должна была действовать против Козаков, как только со

стороны последних окажутся неприятельские движения. Калиновский пошел с своим

войском в Вар и выдал универсал к русским жителям; он извещал их, что польское

войско вступит в Украину, но единственно с тем, чтоб укрощать загоны и не будет

оказывать неприязненных действий, если простой народ станет повиноваться

владельцам, а козаки будут оставаться в покое на основании Зборовского договора Ц

Услышав об этом, брацлавский полковник Нечай хотел предупредить вторжение; он

двинулся с своим полком на Вар и посылал воззвания к жителям тех мест, которые не

вошли в границы украинские по Зборовскому миру. Хлопы, которые только к тому и

стремились, чтоб стать вольными козаками, стекались к предводителю.

Брацлавский воевода Ляндскоронский, находившийся с Калиновским, послал, как

начальник земли, к козацкому вождю депутатов.

«Что это значит?—говорили они: — Хмельницкий еще не давал вызова на брань, а

ты уже вооружился с своим полком!»

*) Annal. Polon. Clim., I, 223.—Wojna dom. Ч. II, 11.

382

«Обманщики!—отвечал Нечай:—не вы ли сами думаете напасть на нас, а

показываете вид, будто ничего не знаете? Вы хотите уловить нас коварною дружбою!»

Депутаты не возвратились: Нечай приказал их повесить в присутствии турецкого

коммиссара 1).

Калиновский, не допуская Нечая до Вара, пошел к нему навстречу 2).

Нечай с тремя тысячами стоял в местечке Красном и каждый день увеличивал свои

силы. Наступила масляница. Козаки начали гулять. Полковник поставил передовую

стражу в Ворошиловке, под начальством сотника Шпаченка: он должен был наблюдать

приближение неприятеля и известить полковника. Поляки стояли в Станиславове.

Гетман Калиновский созвал военный совет и говорил: «Дошла до нас весть, что

хлопы собрались в Красном, пьянствуют и празднуют масляницу, а нас не боятся п не

ожидают, чтоб мы на них напали. Нападем на них сонных и пьяных; победа достанется

легко, а военным она придаст духа наперед!»

В прощальное воскресенье Нечай отправился к какой-то куме гулять. Козаки с часу

на час дожидались нападения и уговаривали своего начальника не предаваться

беспечности.

«Эй, пане Нечаю,—говорили они,—держи коника в сидли, а шаблю пид опанчею!»

«У меня, — отвечал Нечай, — есть Шпак, добрый хлопец: он мне даст знать о

тревоге!»

Козаки последовали примеру начальника и начали пьянствовать.

Тем временем Калиновский 20-го февраля выступил из Станиславова. Узнав, .что

НИпаченко стоит в Ворошиловке с малым отрядом, Калиновский стремительно

бросился на него и поразил этот передовой отряд так, что не осталось ни одного

человека принести в Красное весть о несчастий. Выла ночь. В Красном никто не думал

об опасности, как уже польский передовой отряд, состоявший из драгун, под

начальством Пясочинского и ротмистра Корецкого подступил к городу. Жолнеры

овладели городскими воротами и изрубили без сопротивления пьяную без чувств

стражу. Драгуны были расставлены кругом города, а конные полки вступали в

местечко. Это было в третьем часу пополуночи. Когда поляки вошли в местечко, вдруг

залаяли и завыли собаки; пробудившиеся жители стали прислушиваться и явственно

различали стук конских копыт и звук удил.

Ударили в набат. Пьяные козаки схватились за оружие. Предводитель сидел за

ужином «с любезною кумою», по выражению песни.

«Гей, утикаймо, Нечаю,—кричали козаки,—ляхи в мисти».

Бегство тогда еще им было возможно; но разгоряченный вином полковник, вскочив

из-за стола, закричал:

«Утикати! Щоб-то козак Нечай утикав! Як можно славу свою козацькую пид ноги

топтаты? Давай швидче коня, джуро! Вирижим всих ляхив, таки всих до одного!»

*) Bell, scytli. cos., 122.—Истор. о преа. бр.

2)

Annal. Polon. Clim., I, 223.

383

Он вскочил на своего буланого, которого не успели даже оседлать, и выехал на

улицу, где козакн уже резались с жолнерами в темноте.

«О, та до-сына вражих сынив!—кричал Нечай:—А ну лишь, хлопцн, бийио их, як

курей!»

Он полетел вперед на врагов, собственноручно выбил из рук хорунжого знамя,

повалил его на землю; козаки, которым было тогда море по колено, принялись «сикти

на капусту ляхивъ», как выражается песня, а между тем жители палнлн на врагов с

крыш, из окон, с заборов. Жолнеры попятились назад и пришли в беспорядок; вся

улица уложена была трупами: журчали ручьи крови. Поляки бежали, козаки

преследовали их за городскую браму, как вдруг позади них в городе сверкнуло пламя и

раздались выстрелы.

Это был многочисленный польский отряд из разогнанных подольских шляхтичей,

под начальством Коссаковского; в то время, когда козаки и жители местечка

расправлялись с жолнерами, они ворвались в местечко со всех сторон и зажгли его в

нескольких местах. Козаисп воротились в город, спотыкаясь на груды трупов, а

вытиснутое войско снова пришло в порядок и обратилось на них в тыл. В местечке

сделалось страшное смятение. Среди пылавших строений козаки резались отчаянно,

отбиваясь от врагов, наступивших на них отовсюду; наконец стали уходить в замок.

Брат Нечая, Матвей, пал в глазах его; полковник, исстреленный, изрубленный, еще