Белый орел, Красная звезда (ЛП)

Боевой дух бригады на высоте, и тот отпор, что мы даем врагу на нашем участке фронта, показывает, что бригада выполнит свой долг”.^[33]

Менее оптимистичную оценку высказывал Юлиан Мархлевский, который провел три дня в этом же районе в середине июля:

“Настроение солдат, пожалуй, неплохое, а порой даже весьма боевое, но комсостав весьма некомпетентный (при мне был случай, когда 50 легионеров напали на наших, застав их спящими, разбили, захватив при этом три пулемета и много пленных). В целом у меня впечатление, что эта армия поляков не одолеет. Если им не пришлют поддержки - прежде всего артиллерии и конницы - то вероятно, они вынуждены будут отступать из Минска, а где остановятся - неизвестно. Ввиду этого речи о “революционной войне” попросту выглядят смешными. (...)

К сожалению, случаются и измены: на днях два командира батальона сбежали на ту сторону; один из них украл при этом батальонную кассу - несколько десятков тысяч рублей, - другой забрал с собой пару солдат, оба поляки. Такие измены, конечно, неизбежны, поскольку тут поляки противостоят полякам”.^[34]

Западная армия прилагала серьезные усилия, чтобы увеличить набор новобранцев и поднять уровень командиров. Западная дивизия имела официальные призывные пункты даже в Оренбурге, Самаре и Астрахани, а также негласно действующих вербовщиков в самой Польше.

В июле состоялся первый выпуск из новой «Школы красных командиров» Западной дивизии в Минске. Найти офицеров, или, как их называли, “командиров”, для Красной Армии было непростой задачей. Восемьдесят процентов из них были бывшими царскими офицерами и унтер-офицерами, прошедшими переобучение и инструктирование. Их присяга, принимавшаяся в конце парада, звучала так:

“Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина рабочей и крестьянской армии.

Перед лицом трудящихся классов России и всего мира, я обязуюсь носить это звание с честью, добросовестно изучать военное дело и, как зеницу ока, охранять народное и военное имущество от порчи и расхищения.

Я обязуюсь, по первому зову рабочего и крестьянского правительства, выступить на защиту Советской Республики от всяких опасностей и покушений со стороны всех ее врагов, и в борьбе за Российскую Советскую Республику, за дело социализма и братства народов - не щадить ни своих сил, ни самой жизни...

Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного обещания, то да будет моим уделом всеобщее презрение, и да покарает меня суровая рука революционного закона”^[35]

Присутствовало большинство руководителей Лит-Бела. Речи произнесли генерал Лагва, его новый комиссар Никитин, нарком образования Шеринский, Ленский от имени польского бюро РКП(б), и Бобинский, поляк, член ВЦИК. Ленский говорил о формировании новых “руководящих кадров Красной Армии польского пролетариата”. “Эти кадры”, сказал он, “будут сражаться и наступать повсюду, куда позовет их мировая революция. Каждый из наших красных командиров должен осознавать, что только из победы мировой революции может родиться Рабочая Польша”. Бобинский был также прям. Он поздравил командиров, назвав их “железной гвардией диктатуры польского пролетариата, детьми революционной Варшавы, которая сегодня сражается с разбушевавшейся контрреволюцией“. “Вы, польские красные командиры, - сказал он, -должны помочь Рабочей Польше и наступать, чтобы встретиться с вашими сражающимися братьями”. Вне зависимости от намерений большевистского руководства на данном этапе, нет никаких сомнений в том, какую будущую роль играла Западная дивизия в умах польских коммунистических лидеров.^[36]

Польская армия молчаливо приняла спонтанную передышку. Кстати пришелся и праздник Троицы. Поляки также занялись организационными вопросами, но не созданием партячеек и воспитанием революционных кадров, а укреплением Гражданской Администрации Восточных Земель (ZCZW). Ей подчинялись три района - Вильно, Брест и Волынь. По ее инициативе была создана Стража Кресова (Пограничная Стража), которая на практике управлялась местными землевладельцами, видевшими в ней не более, чем экспортную службу для продажи своего леса и льна. Начала оживать торговля и мирное производство.

Военное затишье продолжалось из-за сложного положения на других фронтах. Во время взятия Вильно Советская Россия сжималась в огне Гражданской войны. Вытесненная в феврале из Эстонии 2-я советская армия теперь окапывалась в пригородах Петрограда, ожидая наступления генерала Юденича. 7-я армия, которая устанавливала советскую власть в Латвии в январе, была изгнана из Риги и теперь сражалась за собственное выживание. 12-я армия, которая в феврале отвоевала Киев у Директории, вынуждена была обороняться от обретавшего все большую уверенность Деникина. Колчак готовился пересечь Урал. Советы стискивал железный кулак, в котором Западный фронт был не более, чем ногтем на его мизинце.

У поляков также были свои заботы. Захват ими Вильно разрушил планы литовских националистов в Каунасе. Хотя в то время в городе проживало очень мало литовцев, Вильно, или Вильнюс, как они его называли, был исторической столицей Литвы, и националисты не могли смириться с его потерей. Возникли стычки, которые разрушали все попытки переговоров. “Линия Фоша” от 27 июля оставляла Вильно на польской стороне. Августовское польское восстание в Сейнах и попытка Пилсудского организовать путч в Каунасе отбили у литовцев охоту к каким-либо переговорам. Потеряв германских покровителей, выведших остатки своих войск в Восточную Пруссию в июле, литовцы искали поддержки у Советов. Литовско-советский пакт был постоянной угрозой.

На юге поляки боролись с украинцами на Волыни и в Восточной Галиции. Волынская кампания была меньшей проблемой, в ней принимало участие 5000 польских солдат, двигавшихся со стороны Хелма вглубь территории, удерживавшейся Директорией. Она продолжалась от декабря 1918 года до мая 1919-го. Восточно-Галицийская кампания, напротив, была важна, и занимала главное внимание польской армии. Предметом спора с так называемой “Западно-Украинской Народной Республикой” был Львов и прилегающий к нему богатый регион. Украинцы, бывшие в большинстве в сельской местности, но не в самом Львове, взяли город под свой контроль. Потребовалось девять месяцев, чтобы вытеснить их оттуда. Кульминационный период, одновременно с виленской операцией, наступил в апреле, когда армия генерала Халлера прибыла из Франции. Но только к июлю поляки достигли реки Збруч, и могли теперь почивать на лаврах.

Крах украинской государственности, вначале Директории, а затем “Западной Украины” имел существенное влияние на характер польско-советской войны. По мере того, как территория независимой Украины сокращалась под натисками с запада и с востока, польские и советские войска неизбежно начинали входить в соприкосновение. Это произошло в мае под Ковелем на Волыни, и в июле на Збруче в Восточной Галиции. Польско-советский фронт, изначально занимавший около 500 км в Белоруссии, постепенно расширялся, пока не растянулся на 800 км, через Украину до границы с Румынией. Удлинение фронта подняло совершенно новые стратегические и снабженческие проблемы, которые нельзя было решить за пару дней. К июлю стало ясно, что первый раунд польско-советского конфликта близится к концу. Стало ясно также, что если начнется второй раунд, война утратит характер локального конфликта, и приведет к массовым военным операциям, в которых под вопрос будет поставлено само существование Советской России и Польской Республики. Ввиду такой перспективы обе стороны пребывали в нерешительном размышлении.

Однако, до объявления о приостановке боевых действий, польское Главное Командование хотело нанести еще один удар. Если бы полякам удалось разбить советскую Западную дивизию, это бы помешало Красной Армии эффективно произвести перегруппировку сил во время периода прекращения огня. В глазах польских военных Западная дивизия была змеиным гнездом, чье ядовитое влияние не упустило бы шанса для приумножения. И удар пал на Минск.