Белый орел, Красная звезда (ЛП)

Определить персонально сторонников этих предложений - задача нелегкая. Согласно общепринятой терминологии для того времени обычно говорят о “партии мира”, во главе с Лениным, и “партии войны”, во главе с Троцким. Это не просто упрощение, а в корне неверный подход. Происхождение его простое: Ленин, подписавший “Декрет о мире”, естественно является сторонником мира, Троцкий же, как военный нарком, обязательно должен быть сторонником войны. Но положение было гораздо более зыбким и неоднозначным. Если исходить только из миролюбивого тона официальных ленинских выступлений, невозможно будет объяснить, почему он вообще разрешил проведение операции “Цель Висла”. Нужно отличать заявления, сделанные для домашнего пользования, от предназначенных для внешнего мира. Ясно также, что перед иностранными журналистами именно Троцкий играл роль “кровожадного большевика”, исполнять которую перед Политбюро ему вовсе не было нужды.

Фото 5. Владимир Ильич Ленин, председатель Совнаркома

По данным исследований, решение вопроса за или против польской войны оставалось за Лениным. Он знал о Польше немного, и в 1919-м мог уделить этому вопроса мало внимания. Его подход к польской войне базировался на сиюминутной импровизации. Он двигался от случая к случаю, по очереди используя те или иные советы от соперничающих соратников. Нарком по военным делам Троцкий имел право продавливать военную точку зрения. Однако, несмотря на его репутацию, Троцкий был осторожен. Как создатель Красной Армии, он знал пределы ее возможностей и степень усталости. Подвергнуть риску ее успехи в Гражданской войне было нелегко. Чичерин, нарком иностранных дел, был тоже осторожен, как от природы, так и по расчету. Его авторитет зависел от умения поддерживать отношения с внешним миром, и трудно было ожидать, чтобы он поддержал линию, которая могла спровоцировать державы Антанты на усиление блокады России и новую изоляцию. Председатель Чека Дзержинский, как и его заместитель Менжинский, был поляком. У него были серьезные сомнения относительно этой войны, из-за ожидаемого сопротивления местного населения, усмирять которое станет задачей его ведомства. Сталин, нарком по делам национальностей, хотя и желал бы видеть народы Окраин под своим контролем, редко проявлял энтузиазм к военным компаниям, за исключением тех, что уже развивались в благоприятном для Советов направлении. Никто из этих руководящих советников не мог подталкивать Ленина к войне. Оставалось только Польское бюро в большевистской партии, с незначительным весом в иерархии, но весьма востребованное в вопросах советско-польских отношений. Его руководители, такие, как Ленский и Бобинский, были политэмигрантами. Они уже занимались подготовкой командиров и организацией военных кадров для службы революции в Польше. Их советы неизбежно должны были быть окрашены их чрезмерным желанием вернуться в Польшу. Они рассчитывали на советское вторжение. Но и их советы были далеко не единодушны. Их наиболее влиятельный представитель, Карл Радек, который работал с Розой Люксембург в Германии, последовательно предупреждал, что вооруженное вторжение в Польшу может окончиться провалом. В общем, в Москве преобладало настроение против польской войны. Однако Ленин позволил ее начать, и на некоторых этапах занимался ею весьма энергично. Следует признать, что Ленин вовсе не был “голубем”, как его иногда представляют; при определенных обстоятельствах он пренебрегал мнением соратников, в надежде пожать победные плоды.

Склонность Ленина к ответной войне с Польшей стала наиболее очевидной в начале 1919 года. Он не мог смириться с оккупацией Пилсудским Вильно, и сразу же дал приказ отбить его. Однако после этого он размышлял. Когда первая фаза войны закончилась, советская военная политика была полна противоречий. Одновременно проводились военные приготовления и мирная пропаганда, звучали угрозы ответного наступления и призывы к переговорам. Эти противоречия интерпретировались в Польше как доказательства вероломства; в равной степени их можно было рассматривать и как результат разделения мнений, и как признак нерешительности Ленина.

К концу 1919 года Ленина вновь вошел в период бурного оптимизма, вызванного победами в Гражданской войне. Наконец он почувствовал уверенность, что Революция выживет и сможет триумфально шагать по Европе. В то же время это был период, когда его источники информации и прямые контакты с внешним миром были особенно скудными. Он стал самоуверенным, даже с признаками мессианства. В апреле 1920 года он закончил брошюру “Детская болезнь левизны в коммунизме”, работу, которая должна была стать путеводителем Революции на несколько оставшихся месяцев до ее завершения. По мере нарастания этого настроения, он все меньше сдерживал ход событий, ведущих к более серьезной войне с Польшей.

Фото 6. Лев Давидович Троцкий, нарком по военно-морским делам

Отношение Троцкого к этой войне было также противоречиво. Когда пал Минск, он предложил прекратить усилия на продолжение европейской революции. Он мечтал о создании кавалерийской армии, которая пойдет не на Варшаву, а через Памир на Кабул и Дели. В более поздние годы он утверждал, что был против польской войны:

“ Разумеется, я нигде не имел случая высказывать свои симпатии Польше Пилсудского, т. е. Польше гнета и притеснения под покровом патриотической фразы и героического бахвальства. Можно без труда подобрать немало моих заявлений насчет того, что в случае, если Пилсудский навяжет нам войну, мы постараемся не останавливаться на полдороге. Такого рода заявления вытекали изо всей обстановки. Но делать отсюда вывод, что мы хотели войны с Польшей или подготовляли ее, - значит лгать в глаза фактам и здравому смыслу. Мы всеми силами хотели избежать этой войны. (…) Мы изо всех сил стремились к миру, хотя бы ценою крупнейших уступок. Может быть, больше всех не хотел этой войны я, так как слишком ясно представлял себе, как трудно нам будет вести ее после трех лет непрерывной гражданской войны”.^[39]

Трудно примирить эти заверения с фактом, что Троцкий руководил войной в Польше в течение двух сезонов; именно Троцкий сделал наиболее воинственные заявления о советских военных намерениях, которые были обнародованы газетой французской компартии “L’Internationale Communiste” 15 декабря 1919 года:

“Польским магнатам и шляхте досталась временная, мародерская победа. Но когда мы покончим с Деникиным, мы бросим полную мощь наших резервов на польский фронт”.

Троцкий разрывался между идеологической необходимостью польской войны и ее практической опасностью. Он занялся ею неохотно и без энтузиазма. Когда дела на войне шли удачно, он не сдерживал ее; когда возникала возможность переговоров, он был готов, как и Ленин, воспользоваться ею.

Осенью 1919 года основа для переговоров постепенно обозначилась. У поляков ушли опасения в отношении Вильно и неминуемого советского вторжения; неважные же отношения с Антантой давали повод для опасения, что войну придется вести в одиночку. Советы, испытывая мощный натиск деникинского наступления на юге, нуждались в передышке на западе. Что более важно, и поляки и Советы испытывали на себе непоколебимую враждебность со стороны белых. В июне 1919 года Колчак глубоко задел чувства поляков заявлением, что определение восточной границы Польши должно быть вынесено на Российское Учредительное Собрание. Деникин, находящийся на волне успеха, был не более миролюбив.

Заслугу возобновления контактов, разорванных в апреле, следует отдать Юлиану Мархлевскому, который уже предлагался на пост посла в Польше. Мархлевский был еще одним из тех польских коммунистов, которые, как Карл Радек и Роза Люксембург курсировали между большевистской партией в России, Социал-демократической партией Польши и Литвы и спартаковцами в Германии. В январе 1919 года он нелегально приехал в Берлин, получив официальный отказ на въезд на территорию Германии в качестве руководителя советской делегации. Из Берлина он поехал в Рур, где, преследуемый полицией, избежал ареста, смешавшись с группой сезонных сельхозработников, возвращающихся в Галицию. В марте он оказался в Польше, не объявляя себя, и не будучи узнанным. В этот период он пытался на страницах газеты “Robotnik” склонить мнение польских социалистов против войны с Советами. В июне он воспользовался предоставленной заявлением Колчака о польских границах возможностью, чтобы встретиться с Пилсудским, через посредничество Юзефа Бека-старшего, заместителя министра иностранных дел, предложив свои услуги, как посредника для секретных переговоров с Лениным. Пилсудский согласился, и Мархлевский отбыл в Москву 18 июня.