Вечно 17 (СИ)

К нам с мамой подходит семья Фишеров и Скотт. Роуз берет мою руку и ободряюще улыбается мне. Она знает мои мысли. Я все ей подробно рассказала. Словно пережила этот ужас заново.

– Уже начинается! Пойдёмте, пойдёмте! – хлопает в ладоши отец блондинки. Мы разделялись – родители и гости в одну сторону, а выпускники в другую. Моя грудь задрожала. Я будто отпускаю своё детство. Это чувство такое ватное и странное. Ностальгия по какому-то отрезку времени. Мы с Роуз проходим сквозь ряды и усаживаемся в передних местах, прямо возле сцены с кафедрой, у которой стоит Хагберг, а сзади него и весь педагогический состав. Этот день более, чем странный, даже мисс Гринберг улыбается во всю вставную челюсть. Облака заслонили солнце и повисла тень, и я наконец-то могу не прищуриваться. Бен и Коди уселись сзади нас, чтобы мы могли прикалываться, пока учителя будут вести скучный монолог. Наша школа отличалась от других школ Америки своими традициями. Когда в других на церемонии выступал школьный хор, у нас в школе было так: сначала выступает директор, после него выпускник с речью, то есть я, затем наступает вручение дипломов, а потом праздничное шествие учеников под игру симфонического оркестра. И вот Хагберг начал свою речь. Во дворе школы стояла тишина. Я старалась сфокусироваться и проникнуться словами директора, но что-то мне не давало покое. Мысли летали где-то там; может, физически я была здесь, но душой в другом измерении.

– Пс, – шепчет Коди мне на ухо. Мы с Роуз наклонились головой к парням, а они всем телом к нам.

– Прикиньте, если физичка уронит свои панталоны прямо на сцене, – хихикает Бен. Мы с Роуз заулыбались.

– Прямо-таки слышу её визг! Ох, хоть бы так и было, хочу от души посмеяться, – Коди откинулся на спинку металлического стула, который был украшен какой-то белой тканью, как и все остальные скамейки и зевнул. Вновь повисла тишина. Директор говорит что-то о дисциплине, гордости и чести. Он поблагодарил и похвалил школьную команду баскетболистов за ряд побед, кубков и медалей. Все начали аплодировать. Бен заулыбался во весь рот и заорал: «Скорпионы лучше всех!», его поддержала вся команда. Мы с Роуз повернулись к парням и отдельно поаплодировали друзьям, искренне улыбаясь. Снова тишина. Хагберг также поблагодарил участников школьного клуба по шахматам за победу городского тура. Ого, я и не знала, что он у нас был вообще. Вдруг чувствую тёплую руку на своей ладони. Эта рука Роуз.

– Боишься? – спрашивает шепотом подруга, смотря прямо на директора.

От её вопроса внутри что-то щёлкнуло.

– Раньше я об этом не думала, но сейчас чувствую мандраж…

– Не переживай так сильно. Перед тобой будет твой текст, а ещё попробуй представить, что вокруг никого нет, – советует блондинка, повернув голову ко мне. Я так по ней скучала… Её прибытие – лучший подарок на свете. В голову врезаются воспоминания. Черт, главное не заплакать…

– Обещай, что если я запнусь, ты не будешь смеяться, – улыбаясь, говорю я. Роуз скривила губу и опустила глаза. Вот поганка!

– Проси все что хочешь, кроме этого…

Мы обе смеёмся. Хагберг заканчивает свой монолог. Все начинают хлопать. Я понимаю, что сейчас наступит важный момент – моё выступление с выпускной речью. От этой мысли задрожали коленки. Я пытаюсь не паниковать, но ничего не выходит. Боже, а если я упаду или забуду текст, или оговорюсь, или заплачу? Надо сохранять здравый рассудок. Директор объявил меня, и все вновь принялись аплодировать. Неуверенно встаю с места.

– Удачи, – в унисон сказали ребята и ободряюще улыбнулись мне. Боже, как же оказывается это страшно. Я поправила жёлтую ленточку на своих плечах и прошла к лестнице на сцену. Хагберг пожелал мне удачи и уступил место у кафедры, к которой был прикреплён микрофон; также здесь лежала папка с моей речью. Боюсь поднять взгляд на людей и забыть даже своё имя. Сердце бешено стучит, коленки дрожат, язык заплетается. Такого у меня никогда не было, а ведь я выступала с диссертацией перед публикой, причём не раз. Перевожу дыхание и устремляю взгляд на сидящую толпу. На меня, наверное, уставилось человек сто, если не больше, не считая ещё учителей. Я нахожу улыбающуюся маму в толпе, которая сдерживая слезы, снимает меня на камеру. Вижу родителей Роуз и Скотта, который показывает мне знак «супер»; также на меня смотрит лучшая подруга и друзья, которые ждут чего-то особенного. Для них всех я и должна побороть страх. Ради них. Выдыхаю.

– Когда мы были маленькими, ещё не знали чего мы хотим и что от нас требуется. Нас спрашивали о будущей профессии, о работе, но мы все это переводили в шутку. Раньше, я мечтала стать актрисой, как Анджелина Джоли или Натали Портман, немного позже мне захотелось быть гробовщиком, – все засмеялись, – но если быть откровенной, то я до сих пор не знаю кем мне быть. Кто я? Для чего я была создана? Господь Бог ведь не просто так всех нас создал, да? Выбор профессии – это основной, скажем так, ритуал взросления. Допустим, эту часть я выполнила, что осталась ещё? Да много чего. Вы знали, что взросление, это не только взлёты, но также падения? Это не только гормональный взрыв, депрессия и поиск места в этом обширном мире, но это ещё борьба с мыслями, умение отпускать людей и смирение порой с печальной правдой. Каждый из нас проходит этап взросления, и речь сейчас не об анатомии человеческого тела, а о внутренних качествах. Мы переживаем непростой период, когда человек начинает осознавать, что мир – не сказка со счастливым концом. Порой нам суждено сталкиваться с жестокой правдой, но, ребят, это лучше, чем жить в обмане. Ведь, приняв правду, можно начать жизнь с чистого листа. Говорят, что самый лучший возраст человека – подростковый, и несмотря на некоторые пробелы, я с этим согласна. Это время, когда мы можем примерять несколько ролей, и нас никто за это не поставит в угол, ведь это часть взросления. Это волшебное время первой, порой неудачной любви. Первый поцелуй…

Для некоторых это время перемен к лучшему. И если вы лишились чего-то или кого-то в этом возрасте, не расстраивайтесь, ведь судьба переменчива, как и все на этой земле. Да, нам не будет вечно семнадцать физически, но мы можем сохранить этот период в памяти в виде воспоминаний. Вы можете написать в этом возрасте книгу и напечатать её, если даже она не будет популярной, ничего, главное, что вы это сделали. Вы можете сочинить песню или создать свою группу, назвав её, например, «Смежные углы» или ещё лучше «Макдоналдс». Вы можете создать свою собственную коллекцию фантиков, брелков или фарфоровых ангелочков, и смотря на это в старости, вы будете знать, что это было в семнадцать лет. Вы можете облететь весь мир, можете покрасить волосы в зелёный цвет или даже можете выучить язык жестов, разве это не круто? А ещё вы можете помочь малоимущим семьям, детям, которые больны онкологией или можете хотя бы на сегодняшний день, если услышите, защитить человека, которого унижают за цвет кожи или за одежду. Вы можете все! А знаете почему? Потому что вам семнадцать и у вас ещё целая жизнь впереди, чтобы подумать о таких вещах, как профессия. От нас ждут серьёзных решений, забывая о том, что мы тоже люди и мы тоже можем сомневаться; и если вдруг ты ещё не определился со специальностью – расслабься. У тебя в запасе есть время. Я думаю, никто бы не хотел ночью открыть глаза и понять, что вся жизнь прошла мимо тебя. Это было бы ужасно. Поэтому живите! Выходите вечером просто погулять, пока вы ещё молоды и можете шевелить ногами; пойте сколько душе угодно, пока голос не охрип; учите языки, пока нет проблем с памятью…

Да, нам не будет вечно семнадцать.

Да, время идёт против нас, но мы можем использовать эти мимолетные мгновения в свою пользу, исполнять свои и чужие желания. Мы сами отвечаем за свою жизнь. И только тебе решать кем быть, кого любить и для чего бороться. Даже, если будет страшно, иди только вперёд. Не бойся выражать свои мысли вслух. Мы все равны, кто бы что бы тебе не говорил.

Да, нам не будет вечно семнадцать физически, но мы можем оставаться такими душой. Давайте не будем поддаваться времени и останемся свободными навсегда? Согласны?