Учитель (СИ)

- Да знаешь что? – выкрикнула я. Я не могла казаться сильной, когда слезы лились рекой из глаз…

- Что? – высокомерно переспросил Кирилл.

- Так любви не добиваются! Ты думаешь только о себе, и своей ложью испортил репутацию Дмитрию Алексеевичу, испортил своей ложью наши отношения с отцом и…

- Хватит. – Дмитрий подал голос, и будто под гипнозом, все скандалисты посмотрели на него с интересом и ожиданием в объяснениях. – Вы видели себя со стороны? Это позорно – устраивать такие сцены не то, что при своих родных, а при чужих людях, в чужом доме!

Узнаю своего Диму: человек, которого невозможно сломить; человек, который возмущается, когда люди ведут себя неподобающе. Да, это странно: вспоминая наше первое знакомство, я осознаю, что по первой встрече человек судить не стоит. Как Дмитрий оскорбил ученицу, довел ее до слез, как довел меня до ярости и до того, что у меня даже глаз дергался нервно, стоило увидеть его хитрую ухмылку. Но теперь я понимаю, и мнение мое не изменить никому: Дмитрий Алексеевич действительно безумец со своими странностями, но он, прежде всего – сильная личность, мой учитель. Не учитель литературы, нет. Учитель моей жизни. Открыватель моей жизни. Он – моя жизнь.

- Это правда, Дмитрий Алексеевич? – Мой отец сидел на диване, в руках дрожал стакан с водой. Он нервничал, и мне страшно подумать, что случится дальше. – Это правда? – повторил он настойчиво.

- Да, правда. – Он признания Димы я дернулась, боясь, что сейчас начнется что-то серьезное, решающее мою жизнь и жизнь учителя. – Частично - правда, - дополнил Павленко коротко.

- В чем часть правды? – выдохнув, спросил отец. Он опустошил стакан с водой, и я послушно, без лишних намеков, подала ему новый. Я присела рядом и заключила мужчину в объятия – ему так легче стало.

- Только в тех словах, что Юля любит меня, и в тех словах, что мы с ней встречаемся отнюдь не как учитель и ученица.

- Почему? – только и посмел спросить отец.

- Да потому что он извращенец! – завопил Кирилл. – Я ненавижу его!

- Даниил, уведи его из моего дома, - равнодушно выдохнул папа, не поворачиваясь на Кирилла. Брат послушано вывел одноклассника из комнаты, хоть и с большими усилиями, и запер дверь плотно, чтобы посторонние не слышали наш последующий разговор. – Дима, расскажи правду, пожалуйста. В чем дело?

- Мы встречаемся с вашей дочерью, - ответил он. Учитель не смотрел на меня, знал, что я одарю его возмущенным взглядом и задам немой вопрос: «Зачем ты открыл нашу тайну?»

- Давно ли? – продолжал отец. На удивление мое, на удивление учителя, мужчина держался молодцом и был спокойным. Или это на первый взгляд?

- Будто целую вечность, - сказал учитель.

- Вы спали?

- Да.

- По чьей инициативе?

- По моей, - без выражения прошептала я, не оставляя Диму одного в этом допросе. Эта проблема – моя проблема, не только его. Оставлять своего возлюбленного – а я его полюбила, полюбила так, как только способны любить вымышленные лирические герои в красивой любовной драме, - я не собиралась.

- Она вам рассказала про свою детскую трагедию?

- По всех ее подробностях, не скрывая ничего. – Мы с ним встретились взглядом, и я не выдержала. Разрыдавшись в голос, я упала на колени перед папой – и не подумала, как низко выгляжу в глазах мужчины, который воспитал меня благородной девушкой, как он изначально думал.

- Папа, он помог мне стать лучше. Раньше я была забитой серой мышью, а сейчас я научилась радоваться мелочам, научилась стоять за себя, иметь собственное мнение и не подстилаться по других людей. Я научилась жить, и всё благодаря Диме – он не просто мой учитель, папа… И никогда он не будет лишним для меня, и твое решение изменит всё: лишишь меня общения с Дмитрием Алексеевичем – лишишь меня смысла жить.

- Юля, ты слишком высокого мнения обо мне, - тягостно прошептал учитель, поднимая меня с колен и заключая в свои объятия. – Но я бесповоротно рад слышать такие слова о себе.

- Дима, - отец глянул ему в глаза. – Если бы ты ни был моим другом, сейчас бы стоял избитый перед нами, и я не ступил бы больше ногой в наш дом. Но я не осуждаю твой выбор моей дочери.

Я оторвалась от учительского плеча и посмотрела на папу. Добрый мужчина он, я знала, что он чист душой. Я знала, что он зол, но не настолько, чтобы лишить меня единственной радости – учителя. Отец – это тот, кто заботится именно о своем ребенке, и, не смотря на протесты, он готов пожертвовать своими принципами ради того, как дальше будет жить его дочь.

- Я не использую вашу дочь, и никогда не использовал, и не собираюсь использовать, - Дмитрий решил признаться в своих чувствах отцу, лишь бы не терять былого доверия, возникшего между ними. – Я прежде не испытывал подобного, но мне хочется заботиться, охранять, и наслаждаться обществом вашей дочери. И я вижу это как поставленную перед собой цель. Сами знаете, если человека лишить цели, он не знает, как быть дальше, есть ли смысл вообще в чем-то, когда нет мечты? А на данный момент мне комфортно с ней.

- Я закрою глаза на то, что вы старше ее на восемь лет. Закрою глаза на то, что вы ее учитель. Если моя дочь счастлива… - Отец подошел и «забрал» меня из объятий Димы, прислоняя мое заплаканное лицо к своему плечу, - то пускай она будет счастлива.

- Спасибо, - прошептала я на ухо папе. – Папа…

- Спасибо, - признательно кивнул Дмитрий. Когда мужчина выпустил меня из своих медвежий объятий, учитель по-дружески обнял моего отца и еще раз искренне признался в своей благодарности.

- Рановато вы благодарите его.

- Мама… - я повернулась на ее голос. Мама стояла вся в слезах, но вытирала щеки ладонью, пытаясь собраться с чувствами и выразить свои эмоции без криков. Не получилось.

- Вон из моего дома, - она указала пальцем на дверь, смотря Диме в глаза. – Не подходи к моей дочери ни на шаг, понял?

- Я не уйду, - неотступно заявил Дмитрий. – У вас нет оснований оскорблять меня.

- Нет оснований? – рассмеялась она, и смех этот полон безумия и презрения ко всем нам. И к отцу, и к Диме, и ко мне. – Нет оснований?! – повысила голос женщина. – Вы спите с моей дочерью, вы – ее учитель! И у меня нет оснований осуждать вас?

- Нет.

- Да вы! Как вы смеете еще спорить со мной в моем доме? – Папа попытался приблизиться к ней, но мама стола на своем: - А ты чего стоишь и молчишь? Дал им свое согласие? Ты в своем уме? – накричала она на супруга. Я рыдала, шмыгая носом на всю комнату, но никто не обращал на меня внимания.

- Я отлично знаю Дмитрия, - бесконфликтно начал отец. – Я ему доверяю. Что было, того не миновать.

Она проигнорировала его слова. Вновь набросила с криками на Дмитрия, высказывая ему, что такие люди горят в особо выделенных котлах в Аду после смерти. Учитель оставался непреклонным, и как настоящий мужчина, он не посмел повысить голос на человека старшего, тем более, на женщину. Он молчал, однако неотрывно следил за ее взглядом, будто стараясь загипнотизировать и заставить изменить решение.

- Мама, хватит. Не будь эгоисткой. Ты перебарщиваешь со своей заботой ко мне. Поверь на слово: жить запертой в комнате, и плевать, что с такой роскошью – это не жизнь, это не то, что способно мне принести радость. Поверь мне на слово: когда твоя повседневность – это бесконечное количество учебников и бессмысленные часы, проведенные за изучением школьной программы на год вперед, это не жизнь, это подобно Аду, только без котлов и бурлящих лав. Поверь мне на слово: выйти замуж за нелюбимого человека, как ты хотела, чтобы мы с Кириллом поженились, это как привязать собаку, маленького беззащитного щеночка, пушистый комочек счастья цепями к столбу – ему обидно, ему больно, ему одиноко. И я была бы таким же щенком, которого ты называешь своей дочерью.

- По-твоему, я желаю тебе зла? – терпеливо выдохнула мать.

- Нет, - ответила я отстранённо. – Ты желаешь мне добра, но почему-то поступаешь не так, как хотелось бы самой тебе.