Учитель (СИ)

- Ты сама должна выбрать правду, которая тебе нужна. Но для меня он не прав.

- Мне нужно раздеться? – Мой голос был словно опустошен, когда я выдавливала насильно из себя этот вопрос. Нельзя прочитать эмоции, и то, что я чувствовала. Выяснять отношения: кто я для него, а он – для меня, - мне меньше всего хотелось с повышенной температурой.

- Желательно до трусов, - пристыженно проговорил Дмитрий и опустил глаза. Не сказать, что он стеснялся. Нет. Как он может смущаться меня, когда мы уже видели друг друга обнаженными, и, хуже того, бесстыдно трогали в тех местах, которые скрываются под слоями одежды. Но его эмоции были слегка растерянными – значит, он переживал не за то, что чувствует сам, а прежде всего, переживал за то, что испытываю в себе я.

Я чуть заметно кивнула и как беззащитная девочка встала с кровати, надеясь, что колени не подогнутся и удержат мое равновесие.

- Тебе помочь? – Послышался заботливый голос Димы. Он заметил, как мне тяжко избавляться от лишних тканей на своем теле. Знаете, такое неприятное ощущение. Я вся вспотела, и пижама прилипала к моему телу. Создавалось впечатление: она крепко прилипла к телу, и если я резко дернусь или попытаюсь снять с себя одежду, то ткань оторвется от меня вместе с кусками кожи.

- Нет, - коротко ответила я, потом смягчилась и натянуто улыбнулась: - Я сама, спасибо.

Он промолчал, однако также не перевел свой устойчивый взгляд в противоположную от меня сторону. Молодой человек затаив дыхание следил за моими действиями, точно гипнотизировал и вынуждал сдаться, позволить ему вмешаться и помочь. Его взгляд был бережливым, и Дмитрий старался не пропустить ни единого моего движения.

Где-то в пояснице зажгло, какая-то резкая, непредсказуемая боль, а за ней последовал разряд по всему телу. Меня как парализовало: я остановилась, руки опустила, и они болтались, подобно, как кости во мне исчезли, а все части тела стали податливыми и резиновыми, неживыми.

- Всё, без возражений, - сурово проговорил учитель, становясь передо мной и бережно приподнимая мои руки над моей головой так, что я задела пальцами спутавшиеся каштановые волосы и неосторожно потянула на себя пряди, но все-таки повиновалась и выпрямилась.

Я прикрыла глаза, когда ткань моей мягкой пижамы легла на мое лицо, в то время как учитель потянул ее и стянул через мою голову. Он аккуратно складывал кофту, стараясь вспомнить, как в магазинах красиво располагается одежда, но выругался и, скомкав, бросил на кресло предмет одежды.

- Потом сложим, - приподняв на меня извиняющийся взгляд, сказал учитель. Я согласно кивнула.

Мужчина присел на корточки и сцепил пальцы на моих бедрах, стаскивая медленно и неторопливо плюшевые пижамные штаны. Несмотря на свое смущение, я уверенно смотрела на его лицо, однако удавалось заметить лишь губы, что растянулись в замысловатой усмешке и порой ловить на себе короткие взгляды, полные любопытства.

Он явно упивался тем, что вытворяет, и мне не с трудом догадаться, как нравится ему раздевать девушку самостоятельно. Даже тогда, когда я еле стояла на ногах и шмыгала носом, облизывая пересохшие губы таким же побелевшим от заболевания языком, я выглядела в его глазах объектом возбуждения. Это заметно по туману похоти в зелено-ядовитых, таких болотных и сверхъестественно красивых глазах, хоть и под пленкой цветных линз.

Оставшаяся одежда бесшумно приземлилась на стул к остальным элементам пижамы. Учитель не поднимал на меня взгляда. Он сидел на корточках и рассматривал узоры на моем нижнем белье, и никакого извращения в этом, наверное, не было.

Мужчина чуть приподнялся на цыпочках повыше и посмотрел на слегка выпирающий живот, пока не поцеловал нежно кожу, карабкаясь выше и выше, скользя крупными ладонями по моему разгоряченному телу, добираясь до округлой груди. Поцеловал обе груди, не намекая на близость. Якобы успокаивая, он поддразнил сосок и встретился с моими губами. Мы слились в горячем поцелуе.

- Прости, - оторвался он от меня и нагнулся к тазику с уксусом, промачивая полотенце и выжимая его. – Я могу заразиться, да и с поцелуями не лучшее время сейчас, - пробормотал под нос Дмитрий.

- С поцелуями можешь лезть ко мне, когда хочешь, но сейчас действительно не лучшее время. Я не хочу, чтобы ты заболел тоже.

Мужчина улыбнулся и приложил мокрое полотенце к моей груди. Я поморщилась, чувствуя противный запах, от которого в горле застрял тугой ком и мешал нормально дышать. Этот аромат разнесся по всей комнате, мне даже вырвать захотелось, но сдержала рвотные позывы.

- Холодно? – спросил он.

- Очень, - прошептала я, пытаясь снять с себя полотенце. Дмитрий строго покачал головой, отрицая мое действие, и придавил ткань сильнее, чтобы плотнее была к телу. Я покрылась мурашками, но это приятнее, чем тонуть в собственном поту.

К одному полотенцу прибавилось другое, затем – еще одно. Учитель повелительным тоном приказал мне лечь на живот, я повиновалась. Ужасная процедура. Я лежала перед ним голая, на животе, подо мной мокрые полотенца, пропитанные вонючим уксусом. Мурашками покрылась кожа, а в это время его руки скользнули по моим ягодицам, позже он также положил полотенца на нетронутые участки кожи.

- Когда станет совсем холодно – скажи, и я сниму с тебя всё это. А пока терпимо – держись. Я тебя уверяю: станет легче. Ты вон уже посветлела лицом, а то бледная была, хуже смерти, - заявил мужчина и сел на стул, стоящий рядом с кроватью, на которой я расположилась как ленивая морская звезда, обмотанная полотенцами, и не в силах пошевелиться.

- Воняет, - простонала я. – Открой окно.

- Молчите, больная. Какое окно, когда у вас температура? На дворе, между прочим, зима, - ехидно улыбнулся он, отвлекаясь от чтения газеты и статьи из расследований известного журналиста по поводу ситуации в Украине. – Тебе как, лучше?

- Не знаю, - попыталась пожать плечами я. Дело там, пожать плечами – я смущена, и будто приросла к матрасу, примерзла, ведь вместо жара теперь невыносимо холодно, до такого состояния, что зубы бьются друг о друга. - Давай температуру померяем.

Дмитрий вставил градусник мне под мышку и поглядел на часы.

- Через пять минут вытащу. – И вновь погрузился с равнодушием дочитывать статью.

Температура снизилась до тридцати семи и пяти. Дмитрий нахмурился, вглядываясь в мои измученные глаза:

- Полотенца снимать?

- Пожалуйста, - выдохнула я. – Можно?

- Можно, - кивнул он, помог мне встать и наконец-то избавил меня от этих мучений.

Наполнил мне ванную, оставил наедине со своими мыслями. Я отмыла от себя этот душащий запах уксуса, до этого времени ощущала себя уткой, которую вот-вот засунут в духовку. Да, такие ассоциации в бреду у больного человека возникают. Уснула со спокойствием, только уже в комнате учителя и на его груди. Проснулась в десять утра, позавтракала, привела себя в порядок, разумеется, перемеряла температуру – чудеса! – тридцать шесть и пять, на градус ниже нормы. Однако Дима, подвезя меня домой, уговорил еще полежать дома, чтобы через два дня явиться на учебу и на его урок.

- Может, заглянешь? – осведомилась я, выходя из машины. – Папа будет рад тебя видеть.

Он устало взглянул на часы.

- Да, всю ночь с тобой не спал…

- Ну, пожалуйста, - взмолилась я.

Учитель молчаливо вышел из машины, хлопнул дверью и извинился сразу же перед своим старым автомобилем, что больше он так жестоко обращаться с ним не будет. Я смотрела на эту сцену с упоением и улыбкой на губах. Дима взглянул на меня и рассмеялся:

- Я нормальный, правда.

- Я заметила, - хмыкнула я, и, перепрыгивая через сугробы, добралась до дверей. Мужчина последовал за мной.

Встретил нас мой отец. Он восхищался Дмитрием, особенно после того, как учитель рассказал ему о последствиях прошедшей ночи. Нет, конечно, он не признался, что обматывал меня, обнаженную, по бабушкиному способу уксусом. Сказал, что всю ночь возился и лечил меня таблетками, молоком с медом и теплой ванной.