Приворотное зелье на единственную (СИ)

-- И ты не поехала ко мне? - удивился бывший муж. - Не вернулась назад? В А-к?

-- Зачем? Ты же числился покойником, а я вдовой. Я поняла, что мешала каким-то твоим планам. Я же глупая, болтливая, доверия не заслуживаю!

-- Но ты же любила меня.

-- Нет, Кеша, не любила я тебя. Но хотела полюбить. Ты убил мою любовь, когда она зарождалась. А своей мнимой смертью уничтожил и мои хорошие воспоминания о тебе.

Кешке не понравился тон жены. Прежняя Люба, которую он знал и любил по-своему, была покладистая, сговорчивая, не любила конфликтов. Она порой дулась на него, но недолго, прощала все. С такой женой он собирался продолжать свою жизнь. А сейчас в голосе женщины слышалась злость и вызов.

-- Люба, наши чувства вернутся, - говорил он, - я пришел просить тебя вновь стать моей женой. Я люблю тебя, и ты сможешь полюбить. Мы же хорошо жили с тобой. Наша квартира цела...

Извинений со стороны Иннокентия не прозвучало. И это еще больше обидело женщину.

-- А ты потом опять умрешь по какой-нибудь тайной причине, и мне придется вновь осваивать статус вдовы? Нет, Кеша, спасибо за честь, дорогой. Я оплакала свою семейную жизнь у твоего гроба. Как я плакала! Жаль, что не ты лежал в гробу. Оценил бы! Остальные, наверно, смеялись. А, может, им было неудобно, не совсем бессовестные, как ты...Все, Иннокентий. Тебе пора уходить. У покладистой Любки теперь своя, новая жизнь. И тебе в ней нет места!

-- Ты замужем? - осторожно спросил Иннокентий.

-- Нет.

-- Что тебя тут держит?

-- Жизнь, - Люба обвела рукой небольшую свою квартиру. - Я живу здесь. И я счастлива!

Раздался плач ребенка.

-- Подожди немного.

Люба поспешила в спальню. Вышла назад с маленькой улыбающейся девочкой на руках.

-- Вот, Кеша, смысл моей жизни. Это моя дочь Анна. Это мое счастье! Мне ничего больше не надо! И ты мне не нужен!

Нюся перестала улыбаться и настороженно смотрела на незнакомого человека.

-- Да, ты всегда хотела ребенка, - задумчиво проронил Иннокентий. Он помолчал, а потом предложил: - Ну, если ты так хочешь детей, рожай. Я не против. Но только немного погодя и от меня.

-- Не поняла, - женщина подняла вверх красивые полукружья бровей, в душе росло тревожное чувство, янтарные глаза потемнели.

-- Ты опять станешь моей женой, мы зарегистрируем наш брак, и ты родишь хоть целую кучу. Я не буду возражать. А этого ребенка надо будет отдать куда-нибудь. Я подберу или хороший детдом, нет, лучше семью, чтобы ты не беспокоилась, девочке там будет хорошо, - говорил Иннокентий. - Потом, спустя время, мы сможем удочерить твою девочку, забрать обратно.

-- Что? - из горла женщины вылетело несвязное хрипение. - Что? Ты соображаешь, что говоришь?

Она отнесла девочку назад в кроватку, дала ей соску.

-- Посиди, мой зайчик. Не бойся ничего. Я никогда и никому тебя не отдам. Мама сейчас прогонит из нашего дома этого злого дядьку.

Люба плотно прикрыла дверь в спальню. Кешка не ожидал такого бешенства от своей спокойной покладистой жены. Люба была похожа на разъяренную волчицу. Сначала в него без всяких предисловий и предупреждений полетела китайская напольная ваза, большая, дорогая, Кешка сам её покупал когда-то, она стояла рядом с дверью спальни. Мужчина с трудом поймал её. Люба схватила стоящий на окне горшок с хризантемами, тоже запустила в бывшего мужа. Горшок удачно приземлился на дорогой светлый костюм мужчины.

-- Ты чего, совсем сошла с ума! - заорал, отпрыгивая в сторону, Иннокентий. - Больно же!

-- Мою, значит, девочку в детдом, в чужие люди хочешь отдать. Ах ты, покойничек, сейчас тебя в самом деле придется хоронить, - кричала Люба. - Уматывайся отсюда, близко не подходи к моему дому, если хочешь быть живым и здоровым. Я тебя самолично своими руками убью, прямо сейчас и убью... Вот только найду чем!

Кешка спешно отступал к двери, загораживаясь руками, уворачиваясь от летящих в него предметов. Под конец Любе попалась в коридоре швабра, женщина протирала пыльный пол, когда пришел Иннокентий, и на мужчину обрушился шквал ударов. Под глазом Кешки вздулся лиловый синяк, светлый костюм был испачкан землей из горшка.

-- Ненормальная, - крикнул бывший муж, выскакивая из квартиры. - Психопатка!

Вслед ему полетела обувь из прихожей. С подбитым глазом Иннокентий выскочил на улицу, садился в такси, что-то бурча под нос. А Люба, закрыв дверь, плакала вместе с испугавшейся девочкой, прижимая её к себе. Потом схватила телефон:

-- Лиза! Лиза! Я приеду к вам! Прямо сейчас! Можно? Я вызову такси. Я боюсь, - она разрыдалась. - Я не хочу оставаться одна!

-- Я сейчас тебя сама заберу, - донесся голос Лизы, она умела не задавать лишних вопросов. - Сиди дома, не открывай никому, мы приедем с Родей. Он недавно звонил, уже подъезжает к Соткино. Мы сразу за тобой. Говорила тебе, давай сразу заберу. Ладно, потом все расскажешь. Еду. Родя уже сигналит под окнами.

Голос Лизы подействовал успокаивающе. Минут через двадцать к дому подъехала машина. За рулем был сам Годеонов. Лиза вышла из машины и пошла в подъезд. Через пять минут из подъезда вышла Люба с Лизой и ребенком. Женщина все еще всхлипывала. Лиза несла улыбающуюся девочку.

-- Что случилось? - спросил Родион Прокопьевич. - С Нюсенькой нашей все в порядке?

-- Родя, может, после поговорим, - предложила Лиза.

-- Конечно, конечно, - поспешил согласиться Родион Прокопьевич. - Дайте лучше мне мою Нюсеньку. Я уже соскучился. Дедушка скучает без своей внучки.

Годеонов, как всегда, заулыбался при виде девочки. Он всей душой был привязан к малышке. Нюся тоже тянула к нему ручки. Она очень любила деда. Люба, хоть и всхлипывала до сих пор, но не могла удержаться от улыбки, видя, как дед с внучкой целуются. Это был обязательный ритуал. Родион Прокопьевич, держа на руках малышку, выпячивал губы и обиженно говорил:

-- Кто пожалеет дедушку, кто его поцелует?

И чмокал губами. Девочка тут же обхватывала его шею ручонками и прижималась своими пухлыми губками к щеке немолодого уже Годеонова. Так она целовала дедушку. У Годеонова на лице расплывалось глуповато-самодовольное выражение.

-- Говори, что случилось, - расцеловавшись с внучкой, сказал он.

Люба рассказала о появлении Иннокентия. Об его диком предложении отдать Нюсю.

-- Кешка это серьезно говорил, - всхлипнула опять под конец Любаша.

-- Он совсем чокнутый, - сердито подвела итог Лиза. - Идиот, как все родственники Облонских.

-- Не чокнутый он и не идиот, - ответил Годеонов, - расчетливый гад. Ты Люба ему сейчас нужна в качестве незамужней женщины, без детей. Только на этих условиях ты будешь наследницей старого Эдуарда Облонского.

-- Что? - Люба перестала даже всхлипывать. - Почему я?

-- Ты - дочь Эдуарда Облонского.

Люба словно подавилась воздухом:

-- Это невозможно, Родион Прокопьевич, - наконец тихо сказала она. - Я знала своего отца.

-- Андрей Кубиков дал тебе свое отчество и фамилию. Твой биологический отец - Эдуард Облонский. Твоя мать до твоего рождения работала в доме Облонских?

-- Я не знаю точно. Может, и работала.

-- Я знаю. Она была горничной покойной жены Эдуарда, Ингрид, и любовницей старого Облонского. Ты, Люба, кстати, очень похожа на княгиню Ольгу, прародительницу рода Облонских. Я помню этот портрет, он всегда висел в кабинете Эдуарда, его как-то пыталась сжечь Снежена во время обострения своей болезни, а Эдуард восстановил его. Не знаю, куда только дел. Может, так и висит там. Я не был в этом доме после катастрофы.

-- Ну даже если и так? При чем тут моя малышка? Нюся кому помешала?

-- Старый Эдуард завещал все свое состояние своим трем дочерям. Но поставил одно условие: дочь должна быть одинокой на момент его смерти, не иметь детей. Старый маразматик любил играть человеческими жизнями, подчинять себе.

-- Ну и слава Богу, - вздохнула Люба. - У меня есть дочь. Я не подхожу на роль наследницы. Я не отдам свою девочку никому.