Грейте ладони звездами (СИ)

Заткнись, - грубо одергивает он ее, впервые в жизни повысив голос на женщину. - Да, я был с ней этой ночью, - произносит он твердым, почти ледяным голосом, - и знаешь, Ванесса, это было лучшим событием во всей  моей чертовски унылой жизни!

Они сверлят друг друга такими непримиримыми взглядами, как будто бы ничто прежде не связывало их воедино, как будто бы они два чужих человека, внезапно столкнувшихся на бескрайнем жизненном пути.

Хочешь ее, так уходи, - с вызовом выкрикивает Ванесса. - Мне не нужны объедки этой су.., - она не успевает договорить, так как Доминик сильнее сжимает ее узкие запястья, и девушка испуганно вскрикивает.

Он тут же разжимает пальцы, и Ванесса отскакивает от него на другую сторону комнаты, демонстративно растирая свои руки.

В этот момент раздаются шаги за дверью и следом за вежливым стуком  на пороге появляется Михаэль Вайс.

Что у вас здесь происходит? - хмурит он свои кустистые брови, осматривая разоренный чемодан и вещи разбросанные по всей комнате.

На лице девушки появляется торжествующая улыбка, когда она тычет в Доминика своим наманикюренным пальчиком:

Он бросает меня, отец. Уходит к другой... Говорит, ее отвисшая грудь нравится ему больше моей!

Молодой человек бросает на нее убийственный взгляд, но все-таки сдерживается – он понимает, что в ней говорит ревность, и можно ли винить ее за это...

Это правда, - спрашивает Михаэль, - ты бросаешь мою дочь?

Доминику нравится этот строгий, но во всех смыслах положительный мужчина – разочаровывать его оказывается даже большим испытанием, чем разрыв с его дочерью.

Да, Михаэль, я ухожу. Простите меня, если сможете! И я пойму, если вы не захотите больше со мной работать... Но я должен это сделать.

Знаешь, к кому он уходит? - продолжает неистовствовать Ванесса. - К этой стерве Джессике – пригрели, что говорится, змею на своей груди...

Ничто не меняется в лице Михаэля Вайса, когда дочь доводит эту новость до его сведения, он все также продолжает смотреть на Доминика, а тот все также смотрит на него в ответ... Молодой человек знает, что ему нечего стесняться ни как самой своей избранницы, так ни самого своего чувства к ней – даже если весь мир будет против его любви, он все равно не откажется от нее. И Михаэль Вайс как будто бы прочитывает это все в его открытом, смелом взгляде...

Мне нравится с тобой работать, Доминик, - слова Михаэля разрезают затянувшуюся тишину надвое. - И я не хотел бы, чтобы разрыв с моей дочерью повлиял на наши с тобой деловые отношения...

Ванесса, явно ожидавшая от отца абсолютно других слов, с возмущением взмахивает руками:

Как ты можешь говорить такое?! Вышвырни его взашей, словно шелудивую собачонку, - она делает глубокий судорожный вдох. -  Он променял меня на другую, а ты хочешь продолжить работать с ним как ни в чем не бывало? Ты не можешь так со мной поступить. Ты мой отец и должен быть на моей стороне...

Ванесса, - Михаэль снисходительно смотрит на свою расхристанную в своем неистовстве дочь, - нам не нужен мужчина, который не любит тебя. Поверь, мы найдем другого... ты найдешь другого – и он сделает тебя счастливой.

Но я люблю Доминика, - всхлипывает она, понимая вдруг, что отец не поддерживает ее. - Я люблю только Доминика и никого другого...

Но он не любит тебя...

Папа, - Ванесса подходит и утыкается в отца своим несчастным, заплаканным лицом.

Я так понимаю, Джессика больше не будет работать в нашем доме? - поглаживая дочь по вздрагивающей спине, обращается тот к своему несостоявшемуся зятю.

Думаю, в данном случае это было бы неуместно.

Михаэль понимающе кивает головой.

Думаю, да, неуместно... Прощай, Доминик. Встретимся на работе! - и он выводит плачущую дочь из комнаты. Оставшись один, Доминик вновь укладывает свой чемодан и покидает дом на Штайнплаттенштрассе, так ни разу и не оглянувшись – эта страница его жизни закрыта для него навсегда.

Потом он садится в машину и набирает номер своего отца – тот отвечает после первого же гудка.

Что случилось, сын? - произносит он вместо приветствия, по обыкновению переходя сразу к делу. Возможно, так даже лучше: деловой обмен данными – и ни капли эмоций.

Хотел поставить тебя в известность, что больше не живу в доме на Штайнплаттенштрассе, отец.

Почему? Ты рассорился с Вайсом? - даже сквозь километры, разделяющие их в этот момент, Доминик улавливает в голосе отца скрытую наджеду: ссора с Михаэлем могла бы побудить его перебраться-таки в Мюнхен к отцу, как тот давно и мечтает.

Нет, я расстался с Ванессой, - отвечает он просто, ожидая соответствующего вопроса «почему?», но отца, так и есть, больше интересует другое:

Значит, ты по-прежнему будешь работать с Михаэлем?

Думаю, да. По крайней мере я надеюсь на это...

Ясно. - После этих слов повисает звенящая тишина, которая могло бы уязъвить Доминика, не знай он так хорошо этого холодного мужчину, фамилию которого он носит. Джессика дважды спасла его, думается ему в этот момент: сначала от чрезмерной заносчивости и самоуверенности, а теперь и от циничности, так свойственной его отцу и почти укоренившейся в его собственном сердце... Меньше всего Доминик хотел бы быть похожим на мужчину на той стороне провода!

Ты не хочешь спросить, почему я бросил Ванессу?

Думаю, это и так ясно, ведь ты мой родной сын, - насмешливо бросает Гюнтер Шрайбер, и Доминика даже передергивает. - Новая юбка, я угадал?

То, с каким пренебрежением мужчина высказывается о Джессике – пусть даже он и не знает, что это именно она – вызывает в душе его сына жгучее возмущение, которым он практически давится, когда неожиданно произносит:

Я люблю эту женщину и собираюсь на ней жениться. Не хочешь узнать ее имя?

Не думаю, что мне стоит запоминать имя каждой девчушки, в которую ты посчитаешь себя влюбленным, Доминик. - И после секундной паузы добавляет: - Мне нравилась эта язва-Ванесса – вот бы кто здорово потрепал тебе нервы, мой мальчик, - и он заливается раскатистым, насмешливым хохотом.

Джессика тебе тоже нравилась, с горечью думает молодой человек, припоминая, как отец лапал ее в оранжерее... Это воспоминание заставляет его покрепче сжать челюсти, чтобы не бросить отцу в лицо ответную колкость, которая лишь испортит их и без того натянутые отношения. Еще две минуты сумбурного прощания – и Доминик прячет телефон в карман.

Он сам не знает почему, но в этот самый момент его накрывает волной панического ужаса: а что, если Джессика, проснувшись этим утром, пожалела о ночи, что у них была? Что если она уже не ждет его больше... Что если?.. Он подхватывается было позвонить ей, но не решается – вместо этого заводит автомобиль и едет в офис, где до вечера сидит за разборкой абсолютно ненужных сейчас бумаг... Но ведь нельзя прятаться вечно: в конце концов это жалко и недостойно – он видел это на примере Ванессы не далее, как сегодня утром.

С этими мыслями он и звонит в ту самую дверь, за которой его ждет либо самое черное разочарование, либо...

Ева?

Доминик.

Девочка медленно осматривает его с головы до ног и останавливает свой строгий взгляд на чемодане.

Ты к нам на совсем? - осведомляется она самым серьезным голосом.

Я... если твоя мама.., - он не знает, что на это ответить – ее надменность немого пугает его. - Она дома?

Нет, ее нет, - потом она складывает руки на груди и прищуривает глаза: - Ты сделал ей больно этим утром – она думает, ты больше не вернешься.

Но я вернулся...

И больше не уйдешь? - с напором осведомляется она.

Если вы позволите мне остаться...

Лицо девочки мгновенно расплывается в радостной улыбке.

Тогда заходи, - тянет она его за руку, - чего стоишь, как неродной? Мама скоро придет. Оставь чемодан вот здесь... Так ты точно больше не уйдешь?

Никогда.

Тогда пошли пить чай.

Спасибо, Ева. - И Доминик впервые за целый день осознает, что жутко и просто невыносимо голоден – до этого он не чувствовал ничего, а теперь вдруг эмоции нахлынули все разом, почти сбивая его с ног... Он падает на стул в уже знакомой кухонке и почти не верит, что все это правда: что он сидит в Джессикиной квартире и собирается пить чай с ее дочерью, и что вот и она сама скоро придет, и он, Доминик, скажет ей...