Грейте ладони звездами (СИ)

Добрый вечер, - отзываюсь я, слегка пораженная этим обилием неординарности как в одежде, так и в самом выражении лица своей собеседницы.

Что, гадаешь, кто я такая? - посмеивается она. - Я Хильдегард Стребер, - протягивает она мне свою по-птичьи тонкую лапку, то бишь руку, - слыхала о такой?

Бывшая домоправительница приглашена на семейный ужин, поражаюсь я мысленно: нет, у нас с Вайсами, конечно, разные представления о семейных торжествах, но не настолько же... И она, похоже, считывает ответ прямо с моего лица, так как тут же добавляет:

Я свояченица Михаэля и тетка Ванессы соответственно... Что, не знала? Так и думала, что никому нет до этого никакого дела... - Она смачно затягивается сигаретой, а потом вдруг начинает надрывно кашлять, так что я почитаю себя обязанной пару раз несильно хлопнуть ее по тощей спине.

Я  действительно не знала, что вы родственники, - смущенно произношу я при этом.

Ах, брось, - кидает она сквозь стихающий кашель, - кому есть до этого дело... К работе я больше не вернусь, если ты этого испугалась... Я теперь-то и дышу через силу – у меня рак, милочка, но ты не бери в голову, я свое отжила!

Мне очень жаль, - все, что могу пролепетать я в ответ.

Да мне и самой жаль, что уж скрывать, - сипит Хильдегард с грустной гримасой на лице, - но сделать уже ничего нельзя, так что и говорить здесь не о чем. - К моему удивлению она снова затягивается никотином... - Ты так не смотри, девочка, - взмахивает она рукой с сигаретой, - это моя первая за последние месяцы сигаретка – изголодалась я по ним, если хочешь знать, всю жизнь дымила, как паровоз – первая и последняя, если смогу удержаться.

Ее хриплый, каркающий смех привлекает внимание других гостей, и те косятся на нас, подобно стайке любопытных попугаев.

Хорошо, что Михаэль так быстро нашел мне достойную замену, - с хитринкой в своих бледно-голубых глазах говорит она мне. - Ты ведь достойная замена, не так ли?

Хотелось бы верить, что да, - улыбаюсь я собеседнице. - Однако, уверена, вас мне не превзойти!

Та продолжает посмеивается и грозит мне при этом пальцем, как маленькому ребенку:

Уверена, так и есть, милочка, уверена, так и есть... Но ты все же старайся. - А потом резко меняет тему, интересуясь: - Не знаешь, когда намечается счастливый денек?

Я не сразу понимаю, о чем идет речь... или не хочу понимать, как знать. Тогда старушка указывает головой на свою племянницу и Доминика, уточняя:

Когда свадьба, не знаешь?

По-моему, точная дата еще не назначена...

Старушка выпускает в воздух новую струйку дума.

Надеюсь, я до нее доживу, - задумчиво произносит она, на секунду становясь серьезной, а потом снова подмигивает мне и добавляет: - Неплохого красавчика урвала себя Нессочка, не находишь? Так бы и облизала его всего с ног до головы...

Я выгляжу по-настоящему шокированной, хотя и пытаюсь казаться невозмутимой...

Ой-ой-ой, - хрипит старушка мне в лицо, - можно подумать, у меня одной в этом зале подобные мысли в голове? А я, между прочим, восьмой десяток разменяла, милочка... Ты замужем?

Была, - отвечаю я просто.

Вдова? - догадывается она по выражению моего лица, и я утвердительно киваю. - Я тоже была однажды замужем, - задумчиво сообщает она, - только муженек мой преставился сразу же после Берты, сестры моей,  и осталась я одна-одинешенька, неприкаянная, пока Михаэль не зазвал меня в свой дом – пожалел горемыку... И вот. - Она замолкает на секунду, погруженная в свои безрадостные мысли, а потом неожиданно заключает: -  И все-таки, согласись, его невозможно не хотеть? - при этом она продолжает поедать глазами будущего мужа своей единственной племянницы.

Я улыбаюсь Хильдегард искренне и смущенно одновременно: Доминика действительно невозможно не хотеть! От прилива нежности в нему у меня даже сердце екает, и наши с ним взгляды на секунду встречаются... Похоже, он заметил наш интерес к собственной персоне.

Настоящий принц! - провозглашает Хильдегард, снова затягиваясь сигаретой, готовой вот-вот опалить ее пергаментные пальцы.

Ну вот, стенаю я мысленно, если Ник – принц, а я – злополучная Золушка в этом... вызывающем платье... Подтягиваю лиф повыше. То, надеюсь, хотя бы мне не придется, следуя сюжету, убегать с бала, теряя по дороге собственные туфли!

… Надеждам моим, как показали дальнейшие события, не суждено было сбыться: наверное, просто нельзя переписывать сказки на свой собственный, индивидуальный лад, но пока я этого еще не знала, и стоило Хильдгард отсолютовать мне ручкой и удалиться, как ее место занял Михаэль Вайс с несколько покаянной улыбкой на губах...

Я видел, вы беседовали с Хильдегард, - говорит он мне с грустинкой в голосе, - боюсь, Джессика, мы не просветили вас на ее счет...

Она охотно сделала это за вас, - отзываюсь я на его слова. - Очень «милая» старушка, - добавляю с беззлобной насмешкой, которую собеседник тут же улавливает.

О, Хильдегард всегда была эксцентричной бунтаркой! - посмеивается он. - Не знаю, сказала ли она вам: у нее рак легких, прогнозы врачей неутешительны.

Я так и вижу кольца дыма, пускаемые ее в потолок (почти идеальная имитация Гэндальфа, как подумалось мне тогда)... Вот к чему, догадываюсь я, были разговоры о последней сигаретке!

Да, она сказала об этом, - отвечаю я Михаэлю и хочу добавить было, что его свояченица, похоже, смирилась со своей печальной судьбой, как его окликает группка мужчин, активно обсуждающих политическое положение Германии и проблему эмигрантов в целом. Я слышу это даже отсюда...

Извините, Джессика, - вежливо кивает мне работодатель, - хозяйский долг зовет. Но вы не скучайте... Восхитительно выглядите, кстати, - подмигивает он мне. -  С Рождеством! - И наконец оставляет меня одну.

Окидываю взглядом окружающих меня людей и чувствую себя более одинокой, чем когда-либо в жизни. Почти...

        За столом я сижу между Паулем и дородной дамой в бархатном платье, цвет которого почти неотличим от цвета лица самой дамы -  темно-бордовый и слегка пьянящий одним своим видом.

Она, если я правильно понимаю, двоюродная свояченица брата сестры Михаэля... ой, или я что-то напутала, не уверена... Я не очень сильна во всех этих межсемейных тонкостях.

Попробуйте вот этот крабовый салатик, - тычет она в мою тарелку вилкою, - он очень даже неплох, как по мне.

Я послушно подношу ко рту наколотый кусочек помидора и медленно его пережевываю. Как там говорится: кто долго жует, тот долго живет. Не хочу жить долго без Доминика...

Я так давно была впервые влюблена, что почти забыла, каково это, томиться от любви и не знать, есть ли у вашего чувства будущее. Кусок в горло не лезет... причем буквально.

Ты уверена, что те поцелуи тебе не приснились? - между десятым и одиннадцатым пережевыванием несчастного помидора шепчет мне на ухо Пауль, и я смотрю на него так потерянно и тоскливо, что он с улыбкой откидывается на стуле.

Нет, они мне не приснились, думаю я, смотря на Домника долгим пристальным взглядом, и ты тоже их не забыл, мысленно обращаюсь я к предмету своего наблюдения.

В этот момент по комнате проносится радостный перезвон колокольчика: кто-то поставил такой около каждого гостя, как предмет сервировки, - это Хелена соскакивает со стула и слегка осипшим голосом сообщает:

Раз уж сегодня у нас семейные посиделки в тесном, дружеском кругу, - она окидывает сидящих одним сиящим взглядом, - то мы с Гертом хотели бы вам сообщить,- тот тоже встает рядом с невестой, - что наконец-то определились с днем нашей свадьбы. Февраль, - выстреливает она названием месяца, словно пробкой от шампаского, - февраль двенадцатого числа. Мы подумали, что если уж холода свели нас вместе, то пусть и повенчают нас тоже они...

Гости начинают радостно перешептываться.

О, как это здорово, Хелена! - восклицает Ванесса, хлопая в ладоши. - Поздравляю! - Доминик невозмутим, как собственная салфетка, которой он вытирает уголок рта, но матери все же улыбается... хоть и с опозданием.