Осколки (СИ)

— Долго я спала?

— Три часа. Честно говоря, жалко было тебя будить, но я соскучилась. Вот и решила…

— Правильно решила, милая. Ты еще долго ждала, надо было раньше меня поднять.

— Не надо, — и снова поцеловала ее. — Тебе нужно было отдохнуть. Тем более, время у нас есть.

— Дааа, — Кэлен даже задохнулась от прилившего, накрывшего с головой счастья: у них есть время! Господи, ведь даже не верится, но – оно есть, есть! — Чем займемся, радость моя? Хочешь город посмотреть? — оглядела комнату. — Можно прокатиться по магазинам. Признаться, я бы в вашей гостиной кое-что изменила. Новый ковер здесь явно не помешает. И, по-моему, тут категорически не хватает дивана…

— Мммм… — Кара подняла вверх глаза, сморщила нос. И улыбнулась: — Кэлен, подозреваю, имена нашим будущим детям ты уже тоже придумала…

— Детям? — Кэлен фыркнула. — Обижаешь, милая. Имена я уже даже правнукам придумала…

— Да, как-то я тебя недооценила, — Кара со смехом ущипнула губами кожу на ее шее. — Но по магазинам мне точно бродить не хочется. Ты это Мэйсон предложи, в конце концов, она тут ответственный квартиросъемщик. А меня сегодня больше привлекают разговоры и секс…

Второй раз за этот день Кэлен проснулась от взгляда. Она его, кажется, кожей ощущала, этот настойчивый, настырный даже, взгляд. Кто-то смотрел ей в лицо, пристально, и, похоже, весьма уже продолжительное время. Ну, допустим, кто — понятно. Вопрос, кто именно из двоих? Кэлен чуть приоткрыла глаза, глянула сквозь ресницы:

— Ты кто?

— Нормально, Амнелл. Ты сколько выпила? И когда, кстати, закончила? Три часа дня, а ты все дрыхнешь.

— Мэйсон…

— Ждала кого-то другого, сладкая?

Кэлен зажмурилась, мысленно застонала от почти болезненного разочарования. Получается, ждала. И совсем не ту, что сейчас нависала над ней, Кэлен, заглядывая в лицо. Кэлен поняла вдруг, как не хочется, как невыносимо противно ей видеть Мэйсон. И тут же ее, Кэлен, остро пронзило стыдом: черт побери, Мэйсон ведь не виновата. Не виновата, что она, Мэйсон, не Кара. Не виновата, что Кэлен любит Кару. Она, Мэйсон, по большому счету, не виновата даже в том, что делит с Карой вот это тело. И в том, что она сильнее Кары, а потому Кара, а вместе с ней и Кэлен, вынуждены подстраиваться под Мэйсон, считаться с Мэйсон.

Чертова Мэйсон не виновата. Но ведь и вины Кэлен во всей этой странной, нелепой, мучительной ситуации нет. Как и вины Кары. Правильно ночью она, Кэлен, сказала: они, все трое, жертвы. Просто жертвы сложившихся обстоятельств… От этих мыслей, от собственной беспомощности Кэлен стало совсем плохо, настолько, что подкатили чуть не под самый подбородок, жгучие слезы. Злые. Да, Кэлен злилась — на Мэйсон, которая не Кара, и при этом ни в чем не виновата. На себя — за то, что злится на Мэйсон, хотя та — все ведь уже поняли, не так ли? — ни в чем не виновата. И на Кару — за ее слабость, ее зависимость от Мэйсон. И снова на себя — за свою злость на Кару. И слезы в горле закипели — от жалости к Каре. И чертову, мать ее, Мэйсон тоже ведь жалко! Потому что у Кары теперь хотя бы есть Кэлен, а у Кэлен — Кара, и они вместе, пусть урывками, пусть через все эти трудности, но ведь вместе, они есть друг у друга. А у чертовой Мэйсон никого нет. Эта чертова Мэйсон, черт бы ее побрал, никому не нужна — ни Кэлен, ни даже Каре, несмотря на то, что она, Мэйсон, спасла Кару, приняв на себя удар, выдержав все ужасы их детства…

А с другой стороны, может, Мэйсон самой никто не нужен? Может, ей и в самом деле нужен только секс? Ну, по крайней мере, от Кэлен или других женщин. Кэлен стиснула челюсти. Конечно, чертовой Мэйсон никто не нужен. Любовь и прочие глупости, которые делают ее слабой, тоже не нужны… И тут же — вот странность — вспомнилось, как на том их первом задержании Мэйсон нежно, просто невозможно нежно! — прикоснулась к ее, Кэлен, разбитой губе. Дьявол! Ну вот зачем Кэлен это вспомнила сейчас, а?

И, черт побери, какого черта эта чертова Мэйсон нависает над ней? Кэлен же даже глаза открыть не может, потому там, за сомкнутыми веками, стоят слезы. Просто запруда, остановленная река слез! Ее пока сдерживает плотина век, но если эта плотина рухнет, если эта река прорвется… Нет, Кэлен этого позора — перед Мэйсон же, ну! — категорически не нужно.

Кэлен вздохнула судорожно, пробормотала сердито:

— Мэйсон, ты на меня пялишься?

— Не. Просто смотрю.

— Зачем? Вот зачем ты на меня смотришь?

— Мне нравится, — хмыкнула, довольно удивленно.

— Что тебе нравится? Вот что? Фингал? Опухшее лицо? Ты сама как считаешь, девушке, которая только проснулась, неумытая, неприбранная… вот ей приятно, что на нее пялятся?

— Я не пялюсь, я смотрю, — повторила Мэйсон. — И мне нравится. Ты красивая, я говорила уже. Как по мне, фингал и неумытость этого не отменяют. Я их не вижу даже, Амнелл.

— Мэйсон! — да чертова же эта их с Карой прямолинейность! Кэлен никак не научится на нее реагировать… ну, адекватно, что ли. Вот и сейчас — на мгновение впала в ступор. Зато слезы отступили, да что там, высохли, и она, Кэлен, смогла, наконец, открыть глаза.

Открыла, распахнула даже — и чуть было снова не зажмурилась: нависающая над ней Мэйсон, видимо, сама не так давно проснулась, а потому не успела еще заплести косу. И сейчас, с распущенными растрепанными волосами, была невыносимо похожа на Кару. Если не смотреть в глаза. Ибо взгляд у Мэйсон был другим, совершенно другим: дерзким, насмешливым, наглым. Совсем не похожим на теплый, ласковый, солнечный взгляд Кары. Ничего общего, абсолютно. Вот на глазах она, Кэлен и сосредоточилась, уставилась прямо в них, сердито, нахмурившись:

— Ты просто слон.

— Почему? — снова поразилась, искренне. — Я толстая? Или на мой длинный нос намекаешь?

— Боже… — Кэлен рассмеялась, неожиданно для себя. И с удивлением поняла, что вмиг ушла куда-то злость, и безнадежная грусть растворилась, и даже отвращение к Мэйсон исчезло… — Намекаю, что ты неуклюжая и беспардонная, прёшь, как слон. И все еще совершенно не умеешь ухаживать! Ну, вот кто, кто с утра пораньше таращится на только что проснувшуюся девушку? С которой ты, к тому же, даже не в близких отношениях.

— Я таращусь, — все еще недоуменно отозвалась Мэйсон. И посмотрела на Кэлен, как на дуру – мол, логично же ну! — К тому же, когда я проснулась, девушка, с которой у меня нет близких отношений, меня обнимала. И ко мне прижималась. А учитывая, что обе мы голые, это очень близко, как по мне.

— На тебе должны быть трусы, — только и смогла пробормотать Кэлен, закрывая глаза. Вот черт! Это ж надо так… опарафиниться. А Мэйсон, как ни в чем ни бывало, поинтересовалась — очень так между прочим:

— Ты меня раздела, сладкая?

— Да.

— Зачем?

— Дурацкий вопрос, Мэйсон! — Кэлен снова глаза распахнула, дернула крыльями носа: — Очевидно, чтобы прижиматься к тебе!

— Да, — кивнула без тени улыбки, вот же чертова Мэйсон! — Что-то типа того я и подумала, — помолчала. И вдруг огорошила Кэлен: — Амнелл, у тебя тут ночью гость был?

— Что?

— Ты пила с кем?

— В смысле? С тобой.

— Не, я пила виски. А потом ты еще с кем-то пила вино.

— Ты это с чего взяла?

— Там два бокала, Амнелл.

— Мэйсон… — Кэлен рассмеялась. Довольно нервно, на самом деле. Ибо успела испугаться, да что там, просто мгновенно застынуть от страха, от пронзившей ледяным ужасом мысли: Мэйсон знает. Как-то догадалась. Или всегда знала. Просто притворялась. Но… два бокала, оказывается, а! Всего-то! Вот она, Кэлен, и рассмеялась — от невозможного просто облегчения: — Одна я пила.

— Из двух бокалов?

— Ага.

— Зачем?

— А что, с дедукцией у вас совсем плохо, детектив? — Кэлен закатила глаза. — Или с похмелья мозг не работает? — посмотрела на Мэйсон, подержала насмешливым взглядом, наслаждаясь её крайне недоуменной физиономией. Черт, вот сейчас она особенно похожа на Кару! Фыркнула: — Сдаешься? Боже, это же просто! Поставила куда-то бокал, потом не нашла. Взяла другой, пила из него. А потом обнаружила первый.