Танец Опиума (СИ)

Однако у Учих, помимо их жестокости, была еще одна отличительная черта, которая ранее вскользь уже упоминалась. Человеческая жизнь ценилась только в том случае, если эта самая жизнь принадлежала непосредственно родственникам. Но это было уже не просто уважение, а самая настоящая привязанность и любовь. Нерушимые и крепкие узы были настолько важны, что при воспитании наследника именно они играли большую роль, игнорируя тот факт, что первое место должно занимать бессердечие. Потому, даже самое жесткое воспитание невольно переходило в сплошную череду теплых воспоминаний, а в дальнейшем врожденную жестокость исключала любовь.

У Итачи воспитателями стали Обито и Рин. Обито был братом его отца и приходился весьма специфичным и неусидчивым человеком. Наверное, Саске позаимствовал черты характера именно у него. А Рин была женщиной, которая относится к категории «один на миллион». Наверное, Сакура чем-то походила на неё своим нравом. Возможно, даже больше, чем на его собственную мать. Учиха-старший помнил своего веселого и целеустремленного дядюшку и милую до нельзя тетушку. Они были его крестными родителями.

Итачи даже смутно помнил их лица. Только знал, что любил их до беспамятства, до ужаса и до того состояния, когда уже не мог представить жизни без них. Они заменяли ему настоящих родителей, друзей, родственников и даже младшего брата, с которым он редко проводил время. Обито и Рин стали для него целой вселенной до тех пор, пока в пять лет на его глазах Хьюго их не убили.

Итачи помнил эти полуразрушенные заводы, где его пыталась укрыть Рин. Помнил её слезы и опущенные руки. Кошмары часто мучали его по ночам, напоминая тот кровавый день, когда сидя в подполе и наблюдая через маленькие отверстия за происходящим, запрокинув голову, он услышал два выстрела. Один в голову, другой в живот. Рин пала замертво перед своим мужем, залив его своей собственной кровью. Внутренние органы были разбросаны по всему маленькому душному помещению. Запах крови не стал долго себя задерживать и через несколько минут заполонил пространство. Капельки крови капали пятилетнему мальчишке на лоб, скатываясь к глазам, а затем, перемешиваясь со слезами, — по щекам.

А затем Итачи наблюдал смерть своего дяди, которого пытали за информацию о местоположении юного наследника семьи. Обито умер в муках, но сдержал тайну. А эти люди… с фиалковыми глазами и каштановыми волосами с их тихим нерасторопными голосами так и не додумались разобрать половицу или, по крайней мере, посмотреть себе под ноги. Тупые животные…

Итачи помнил, как молча стоял, запрокинув голову, и до последней минуты не проронил ни слова. Помнил и то, как только Хьюго скрылись, он вытащил из кармана телефон, выданный ему Рин, и, вспоминая её точные указания, набрал номер отца. Помнил, как его детский голос тихо шептал нужный адрес и ни разу не дрогнул.

И как следствие кровавых событий вся та любовь, переданная ему от крестных родителей, разбилась о плотную стену реальности. Место теплоты заняло равнодушие и бессердечие. Место теплых воспоминаний заняла жестокость и безотрадность. Это сделало его настоящим наследником Учиха, приблизив его вплотную к идеалу главы старейшей семьи.

— Итачи-доно?

Этот голос вывел Итачи из состояния крайне неустойчивого. Состояния баланса между безумием и извечным спокойствием. Брюнет, наконец, оживился, потер переносицу, отпил немного спиртного из бокала, а затем снова вспомнил о дурнушке. Какое-то странное опустошение. Апатия, состоящая из Jack Danielʼs и воспоминаний о своих воспитателях.

Итачи встал. В нём закипало какое-то чувство, ранее ему незнакомое. Оно жгло изнутри. Как азотная кислота действовала на его рассудок. Брюнет, тяжело шагая, подошел вплотную к запуганной до чертиков Мей и грубо взял её лицо свободной рукой. У последней дыхание сперло. Она почувствовала смешанный запах алкоголя и мяты. Ей никак не удавалось спрятать свои глаза от пронзительного взгляда Учихи.

— Докладывай, — тихо прошептал Итачи и отпустил бедняжку. В руках его всё еще покоился бокал со спиртным.

— Ваш брат только-только прибыл домой. Саске-сама чувствует себя вполне хорошо. У врачей противопоказаний нет. — Голос Мей дрожал, норовя вот-вот сорваться на отчаянный писк.

— А Сакура? — Итачи поднес бокал к губам и махом допил остатки.

— Она… вместе с Саске-сама.

Пустой бокал полетел прямо в стену кабинета и с шумом разбился на тысячи осколков. Итачи, казалось, потерял контроль над собой. Не над эмоциями. Над телом. Брюнет резко повернулся к Мей, схватил её за горло и прижал к стене. Та громко выдохнула, пискнула и схватилась на крепкую руку своего начальника, пытаясь чуть-чуть сдвинуть её и дать кислороду возможность ворваться в легкие.

Учиха несколько долгих, как показалось девушке, секунд стоял, прижав её к стене, а затем рывком бросил девицу на кожаный диван. Волосы Мей растрепались и разбросались по всей поверхности мягкой мебели. Итачи снял с себя многострадальный пиджак и бросил его на пол, игнорируя истошные крики своего внутреннего перфециониста. Туда же следом полетела и его белая рубашка. Некоторые пуговицы с треском отлетели и с характерным звуком попадали на паркет.

Учиха одним движением сгреб испуганную Мей в охапку. Она сопротивлялась, что-то внушительно вторила, но Итачи уже было плевать. Его сил было достаточно, чтобы усмирить строптивую девчонку и безнаказанно надругаться над милым телом. Оказавшись возле стола, он грубо смахнул все вещи рукой и уложил на деревянную поверхность Мей. Та попыталась встать, убежать, вскрикнуть, но всё было бестолку в сравнении с игрой мышц Итачи.

Брюнет залез на стол, опьяненный бутылкой Jack Danielʼs, аккуратно оседлал Мей: так, чтобы ненароком не ломать ей косточки, но чтобы появилась возможность влёгкую расправиться с её одеждой и слабенькими ударами. Его грубые руки разорвали блузку. Звук рвущейся одежды проехался по его ушам неприятной мелодией. И где-то в душе заговорил тихий голос Сакуры, обещающий быть рядом. Не успели сомнения пролететь в его голове, как Мей под ним уже, видимо, передумала быть жертвой и сама уже своими маленькими ручками расправлялась с ремнем Учихи.

«— Я… — начал брюнет, сжимая хрупкие женские плечики, — … я всего лишь хотел сказать, что я буду рад, если ты…»

Итачи разрывал на Мей короткую юбку. Его руки терзали пышную грудь. Он оставлял на шее девицы красные пятнышки: одни были засосами, другие — укусами. Теруми уже расправилась с ремнем и брюками, которые лежали где-то возле стола. Её маленькие проворные руки стягивали с мужчины оставшуюся одежду, пока у того в голове звучал тихий шепот:

«— Стану твоей девушкой?»

Он томно выдохнул, почувствовав, как женские ручки принялись за дело. Одна его рука нашла свое место у хрупкой шеи, слегка сжимая её и заставляя девушку дышать чуть быстрее, а другая — от груди ползла к шелковому нижнему белью.

А голос всё преследовал его туманный рассудок:

«— Да…»

Теперь его очередь была ласкать её, пока та выгибалась в пояснице и тихо постанывала под ним. Ему нравились долгие прелюдии, но сейчас был не тот случай, чтобы развлекаться и получать от этого наслаждения. Итачи приподнял бедра девушки и быстро вошёл. Мей запрокинула голову и громко вскрикнула.

«— Стану».

Мей хваталась на его плечи и раздирала своими длинными ноготками в кровь его спину. Её крик эхом раздавался по всему этажу громадного здания, и те работники, которые еще не спали, оставшись в ночную смену, недоумевали. Их слипавшиеся от усталости глаза широко распахнулись. Зависть одолевала их несмелые желания.

А Итачи всё никак не мог угомониться, разбивая Мей о порог оргазма снова и снова. Она уже, бедная, не знала, куда себя деть. Голос её совсем охрип, ноги не слушались, тело превратилось в бессознательную субстанцию. Руки её уже не с такой силой цеплялись за края стола, а мышцы ныли.

«— Тебе пора спать», — отзывался тихий добрый шепот в голове Итачи…

========== Глава XI. ==========