Вечно 17 (СИ)

– Он зовёт меня к себе… хочет… – подруга сделала паузу, рассматривая какую-то блузку, но потом она бросила одежку и продолжила тараторить, – хочет прокатить меня…

Класс, она про меня забыла. Так и хочется закричать ей прямо в ухо «алло, я все ещё здесь». Но я этого не делаю. Самоконтроль – хорошее качество, особенно если жизнь постоянно тебя провоцирует на крики. Блондинка снимает с себя одежду и надевает чёрную блузку и джинсы. Я наблюдаю над всем этим процессом, ожидая прозрения подруги. Когда же она вспомнит обо мне? Я изо всех сил стараюсь не вспылить и закричать, но как же это нелегко… Обидно, когда о тебе забывают лучшие друзья.

Роуз расчесала волосы и нанесла на лицо немного косметики. Удивительно, как быстро она привела себя в порядок. Почему люди влюбляясь, начинают тупеть? Это побочный эффект влюблённости? Видимо да. Подруга берет в руки серое пальто и направляется к двери. Замечательно!

– Кхе-кхе, – кашляю я, привлекая внимание Роуз, – ты ничего не забыла?

Ро осматривается. Неужели так сложно догадаться? Как же мне сейчас хочется ударить её по голове, чтобы мозги заработали.

– Да вроде нет, – пожимает плечами она.

– Ты серьёзно?! Ты… ты меня оставляешь одну?

Подруга громко выдыхает и жалобно смотрит на меня. Её выражение лица напомнило мне наш класс, когда кто-то из учителей просит достать двойные листочки. Как же я сейчас возмущена! Мое тело буквально горит от злости.

– Ты ведь не обидишься на меня? Я вернусь очень скоро, обещаю! – пискляво просит та.

И как же поступить? Если я не отпущу её на свидание, то направлю на себя гнев боксера и блондинки, а если отпущу, то останусь в полном одиночестве. Повторюсь: я ненавижу любовь!

– Ну ладно, – вздыхаю полной грудью, – иди.

Подруга залилась улыбкой.

– Спасибо! Люблю тебя! – говорит Роуз, отправляя мне воздушный поцелуй.

И вот, она ушла. Я осталась одна в чужом доме. Просто изумительно! Мне ведь придётся прикрывать её зад перед миссис Фишер. Видимо, я любимица проблем, коли они ко мне так тянутся.

***

Роуз обещала вернуться скоро, но судя по всему «скоро» для неё это десять часов ночи. Я, конечно, рада за них, но меня ранит тот факт, что подруга бросила меня и убежала. А ведь я призналась ей в своих проблемах…

Воскресное утро прошло спокойно. Реджина приготовила для нас омлет с беконом и апельсиновый сок – традиционный завтрак американцев. Семья Роуз верующие люди; они, как и полагается православным христианам, посещают каждое воскресенье церковь. И раз уж я у них в гостях, то должна почитать правила дома. Даже полусонный мистер Фишер привёл себя в более человеческий вид и уже ждёт нас в машине. Мы с Роуз в спешке выходим во двор и бежим к чёрному джипу, смеясь над неудачной шуткой подруги. Запрыгнув в салон автомобиля, я почувствовала запах ментола и заметила недовольный вид отца Ро. Он откинулся на сидение и тихо постукивает двумя пальцами об кожаный руль, что-то повторяя под нос, а именно какие-то цифры.

– Пап, как прошёл мальчишник? – интересуется подруга. Я молчу.

– Все было хорошо, пока не кончилось пиво, а потом мы поехали в бар.

– В нетрезвом виде?

Мистер Фишер украдкой охватил наши удивлённые лица взглядом, а затем лукаво улыбнулся, сказав «нет». Мы с Роуз начали смеяться.

Наконец, Реджина села в машину, и мы покинули пентхаус.

Следующее время пролетело быстро. Послушав священника, почитав молитву и «очистив душу от грешных поступков», все разошлись по храму. Кто-то пошёл исповедоваться, кто-то (мистер Фишер) ушёл ставить свечки, а мы с Роуз решили подождать её родителей на своих местах, где мы слушали церковный хор. Это место было необычным, и дело не в вере. Эти стены, исписанные гравировками и рисунками апостолов; эта огромная люстра на потолке с четыреста пятьдесят пять лампочками; эта огромная арка, в центре которой изображён сын божий. Я проникаюсь этим местом. Каждая плитка, каждый кирпичик несет свою историю. Здесь так уютно и спокойно, что не хочется покидать это место. Я верю в Бога. Я знаю, что Он всегда рядом со мной; Он слышит меня. Я верю.

–…В горле пересохло, – произносит Роуз. Я прихожу в себя и возвращаюсь в реальный мир, – ты не хочешь воду?

– Нет.

– А я хочу, – она встаёт с деревянной скамьи и аккуратно проходит сквозь ряды к выходу. И вот снова Рэйчел одна. Надеюсь, ненадолго. За то время пока Ро пьёт воду, как та сообщила (возможно, она просто решила прогуляться, неизвестно), я вспоминаю своё счастливое прошлое. Мы с отцом стоим возле иконы Иисуса Христа, а мама разговорила со святым отцом. Мне было лет восемь, и я мало что тогда понимала. Как и любому обычному ребёнку, мне хотелось верить в чудо, волшебство. Я обожала Рождество, Хеллоуин, искренне веря, что Санта существует; искренне надеясь, что злые духи, вампиры, оборотни – мои друзья, и что те меня не обидят. Поэтому я каждый Хеллоуин, как и на Рождество, оставляла на ночь целую тарелку шоколадного печенья с миндалем (миндаль – мой злейший враг; это единственное на что у меня аллергия, потому я маму и просила готовить печенье именно с ним, дабы случайно не съесть всё угощение), чтобы задобрить «хеллоуинских дикарей».

Итак, мы с отцом молились за мою бабушку. Тогда она ещё была жива. Папа лишился своей матери, а я одного из лучших для меня людей, понимающего без каких-либо слов и намеков. Не знаю о чем тогда думал папа. Возможно, он просил Господа об успокоении, о лучшей жизни для бабушки на том свете. Зато я точно помню свою молитву. Я не просила у Него вернуть мне бабушку, оживить её и тому подобное. Мне лишь хотелось увидеть бабушку на Рождество не только на фотографиях, а в живую – в образе ангела, ведь она была такой чудесной женщиной. Увы, мечты постепенно превращались в надежду, а потом в ничто. До сих пор думаю, что Бог просто не мог мне дать этого, или бабушка очень занята рядом с Ним. Когда о моей просьбе узнали родители, они слегка улыбнулись и обняли меня. Папа тогда прошептал: «А я её видел». Нельзя словами передать мой потрясённый взгляд. Мне просто не верилось. Уверена, папа просто хотел меня утешить и у него это вышло на пять с плюсом. Вот какие у меня воспоминания об этом месте. Хорошие они или нет, но они мои воспоминания, часть меня.

Прошло достаточно времени, но Роуз все ещё нет. Она там что, уснула? Мои конечности затекли, и теперь я чувствую, как по ногам бегают мурашки. Осматриваю все помещение, пытаясь найти три знакомых лица. Четно, ни Роуз, ни её родителей нет поблизости. В голове пролетела мысль: не могли ли они меня забыть и уехать? Будет очень неловко и неприятно.

Громко выдохнув, я встала со скамьи и прошла к центру храма, где над моей головой висела огромная люстра. Людей стало значительно меньше – все расходятся. Церковь полна свечей, что означают веру и надежду. Прохожу по скрипучему полу к огромной иконе с золотым окрасом.

«Ладно, может, на этот раз все получится?» – думаю я и моментально складываю ладони напротив лица, прикрывая веки.

С чего начать? Как начать? Ужас, я так беспомощна, что не могу даже самостоятельно прочитать молитву. Пытаюсь сконцентрироваться, собраться с мыслями, но все безуспешно. Мои ладони вспотели, а брови недовольно хмурятся. Наверное, я готова.

«Господи, я знаю, что не имею право просить у тебя что-либо, ибо вела я себя в последнее время просто непростительно. Это так… но я прошу не за себя, а за маму. Прошу, Господи, пусть она будет счастлива, пусть она будет здорова, пусть она просто будет. Пожалуйста, дай ей сил и терпения. А я ещё… пусть счастлив будет и мой отец… Роуз…бабушка. Да все!

Пожалуйста, прости меня за все. Я твоя большая ошибка, прости.»

Мои руки потихоньку разжимаются, а потом и вовсе опускаются по швам. Я чувствую себя ужасно, словно меня кто-то все время толкает в бездну, и однажды, я упаду. Ватные ноги еле удерживаются, чтобы мое тело не упало на старенький паркет. Все так странно. Это чувство останется во мне навечно; я никогда не перестану считать свою жизнь – ошибкой. По сути мы живем, чтобы умереть. Тоже странно.