Вечно 17 (СИ)

– И как тебе мой отец? – наконец, прервал молчание Эрик.

Я сделала глоток зеленого чая, размышляя над ответом.

– Ну-у, он добрый, мудрый, хороший и очень приветливый человек.

Брюнет перестал есть и просто смотрит на меня, недовольно фыркая. Я в недоумении.

– Интересно, что тебе наговорил мой отец, что ты такого хорошего мнения о нем?

Я смеюсь.

– Ничего он мне не наговорил.

– Даже обо мне?

Он лукаво улыбнулся. Неужели Эрик слышал наш разговор? Нет, не думаю.

– О тебе говорил. Говорил, что ты лентяй и несносный мальчишка!

Надо было видеть это надутое лицо. Губы парня грустно улыбнулись, а каштановые брови недовольно нахмурились. Он напоминает мне пятиклассника, у которого отняли карманные деньги. И все же, Эрик очень мил даже с таким выражением лица. Я не могу сдержать смешка, потому сдаюсь и даю волю эмоциям.

– Я пошутила, расслабься.

– Ха-ха-ха, это так по-детски, Рэйчел!

– Говорит тот, кто солгал мне! Говоришь, твоей маме нравится, когда ей кланяться? – я подняла брови и сложила руки на груди. Парень улыбнулся шире.

– Как ты догадалась?

– По выражению лица твоей мамы. Она смотрела на меня, как на ненормальную. Ну ты конечно и лгун! И как мне теперь тебе доверять?

– Не знаю. По сути, ты не должна никому доверять. Доверие – это тоже своего рода обман.

– Объясни.

Эрик выдохнул и схватился за две вилки. Он поднёс столовые приборы к моему лицу и начал крутить их в своих белоснежных руках.

– Смотри, это две абсолютно одинаковые вилки, купленные в одном комплекте. На упаковке было сказано, что вилки серебряные; об этом говорила и цена. Как думаешь, какие они на самом деле?

– Ну-у-у, если и на упаковке…

Эрик хмыкнул и убрал столовые приборы.

– Черта с два! Эти вилки не серебряные! Они металлические, хоть продавцы, цена и даже коробка утверждали обратное. Вот тебе и доверие.

– Как ты понял, что это обман?

– Именно, я не знал. Это мама сказала позже.

Я смеюсь.

– Тоже мне, Шерлок Холмс. Без мамы никуда, – издеваюсь я. Эрика это бесит, а меня только начинает ещё больше забавлять.

– Эй! – воскликнул тот.

– Что? – я продолжаю смеяться.

Прошло несколько секунд после моего вопроса.

– Теперь я не сомневаюсь, – продолжает Эрик, улыбаясь глазами.

– Не сомневаешься в чем?

Минутная тишина, в котором было слышно только наше дыхание. Эрик облокотился на спинку стула, продолжая смотреть на меня. Его глаза блестят непонятным загадочным блеском. Он словно сканирует каждый сантиметр моего лица, каждую морщинку, каждую родинку. Эти большие зеленые глаза дурманят меня. Когда я смотрю в них, все остальное перестаёт быть важным. Все исчезает, и лишь эти два зелёных факела горят рядом, но в то же время далеко. Почему же ты так смотришь на меня, Эрик?

Я слышу, как отрывисто его дыхание. Мне становится не по себе. Время остановилось. Все остановилось.

– Я не сомневаюсь в том, что ты мне нравишься, – сказал Эрик.

Я панически молчу. Как можно находиться в панике молча? Как это? В миг земля ушла из-под ног. Все существенное перестало быть важным. Законы физики больше не имеют значения – гравитация, сила тяжести, закон преломления – все обратилось в пух и прах. Я не слышу ничего, кроме признания Эрика. Все замерло, и лишь его слова витают по воздуху. Возможно ли, что одно предложение могло разрушить мой привычный мир?

Сердце ноет в груди; оно, как и я в замешательстве. Раньше мне не доводилось слышать в свой адрес подобных слов. Раньше я не сидела с парнем и не ела пончики. Раньше я не могла ни с кем заговорить. Что же изменилось за эти считанные дни? Ответ прост – изменилась я.

Мои глаза не могут сомкнуться, мои губы не могут что-либо сказать, мое сердце предательски кричит. Крик сердца способно заглушить только другое сердце. Мне плохо и хорошо, мне тяжело и в то же время легко, мне жарко, но и холодно. Что происходит?

Я должна набраться храбрости и ответить Эрику. Но что сказать?

Со мне сейчас творится что-то сверхъестественное, что-то антинаучное. Я запуталась.

Вроде бы я готова что-то проговорить, но слова сами отказываются произноситься. Мои уши улавливают чьи-то шаги. Они становятся ближе.

– Ребята, вы доели? – входит в комнату Дарья. Мы с Эриком резко взялись за любой предмет, делая вид, что чем-то заняты. Мне под руку попалась ложка, а Эрик отделался пончиком. Миссис Нансен, улыбаясь, разворачивается и покидает нас. Чувствую безмерную неловкость.

***

Эрик решил показать мне свою комнату. Он думает, что это важная часть сегодняшнего дня, и все пойдёт насмарку, если я не увижу его покои. Начнём с того, что комната была просторной и светлой, этому способствовали светло-голубые стены, обвешанные плакатами знаменитых боксёров и каратистов. У Эрика была своя коллекция пластинок со знаменитыми композициями. Он не позволил мне прослушать хоть одну мелодию, пообещав, что услышу её в другой раз. Деревянная двуспальная кровать располагалась прям у стенки, рядом с тумбочкой. Я вступила на синий ковёр и подошла поближе к деревянному столику, где было полно исписанных бумаг и ручек. Среди этого бардака мои глаза заметили рамку с фотографией. Беру её в руки и пристально рассматриваю. На фотографии изображён Эрик и Уильям. Отец и сын чинят какой-то старенький велосипед. На вид, брюнету здесь лет пятнадцать. Он такой милый в этих бриджах и полосатой майке. Обычно, когда я вижу такие фотографии, начинаю ностальгировать по детству. Время непонятно куда бежит, не давая нормально прожить и так короткую жизнь. Я, улыбаясь, кладу рамку на место и беру в руки листок. Глаза сразу считывают пару слов – «был», «все хорошее заканчивается», «помнить». Больше мне ничего не удалось считать – Эрик отобрал листок с записями.

– Эй! – восклицаю я, повернувшись к нему лицом. Он аккуратно складывает листок и прячет в карман.

– Прости, но это слишком личное.

Мне стало крайне любопытно. Мы смотрим на друг друга и не знаем, что сказать. Хотя, может, ему есть.

– Что это? Признание в любви?

Эрик прошёл к столу и начал убирать весь мусор.

– Скорее наоборот, – он отступился, – надгробные слова.

В горле застрял комок боли. У меня такое сдавленное чувство, словно я прошла какую-то грань. Лицо парня стало моментально хмурым, как небо во время грозы. Надо срочно поменять тему разговора.

– У тебя милая комната, – я покружилась, рассматривая потолок с люстрой, напомнившей цветок «колокольчик».

– Спасибо, но это гостевая комната, я обустроил её под свою.

– А где же твоя? Или ты мне не показываешь её, потому что там не прибрано? – я украдкой посмотрела на лицо Эрика.

Он звонко смеётся, махая головой.

– Моя комната находится на улице Фиргер, – отвечает брюнет.

Я разворачиваюсь.

– В каком смысле?

– Это наш летний домик. Мы сюда переехали, чтобы папа дышал хотя бы чистым воздухом. И тут спокойно.

Теперь ясно. А я-то думала, что обеспеченная семья делает так далеко от города в дачном домике. Все встаёт на свои места.

– Понятно, – я улыбнулась.

– Сколько ещё ты будешь делать вид, что не слышала моих слов?

Сердце начинает бешено колотить. Мне ясно о чем именно идёт речь. Я так хотела избежать этого разговора, но не судьба.

– Что? – включаем дурочку.

– Я признался тебе. Как прежде уже не будет, ты ведь это понимаешь?

– Эрик, ты хороший, но… не стоит.

Он смотрит на меня. И мне не понять этот взгляд. Я просто боюсь. Я обещала себе ни в кого не влюбляться. Мне кажется, что все рушится. И причина тому – Эрик Нансен. Зачем влюбляться? Это ведь на время, и даже время на время. Любовь – фантазия больного человека; если вы влюблены – поздравляю, вы больной человек. Я не хочу этого. Смотрю на Роуз и Скотта, и думаю: как, наверное, это прекрасно. Чувствовать потребность в человеке, зная, что это взаимно.

Смотрю фильмы, тоже думая: ух ты! Как эти люди друг друга любят. Они готовы прыгнуть в огонь, лишь бы спасти свою любовь. Например, «Титаник». Джек и Роза любили друг друга до безумства, но в итоге, один из них умер. «Ромео и Джульетта», в этой трагедии вообще умерли двое. Любовь приносит смерть и боль. Разве нормально этого хотеть?