Ничья (СИ)

— Ты купил меня… — упрямо цедит она, и он ругается сквозь зубы.

— Да, купил, чтобы спасти. Мне от тебя ничего не нужно, я тебе уже сказал, ты не должна меня бояться, у тебя просто нет повода. Ты можешь мне доверять.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем тебе… это? — слова путаются, она с трудом строит предложения, странно и порой даже неправильно выговаривая слова. — Зачем тебе спасать меня?

— Потому что я хочу. И могу. Достаточно аргументированный ответ?

Елена молчит, все еще не находя ответа, и он, рискуя, опускается на корточки перед ней и в который раз протягивает ей булку, выдавив улыбку.

— Пожалуйста, я очень хочу, чтобы ты съела эту булку. А завтра мы с тобой поедем в магазин и купим тебе одежды и еды. Обустроим тебе комнату, помоем тебя, расчешем, приведем в порядок.

— Что я должна буду сделать? — перебивает она его и нервно сглатывает. Он хмурится.

— О чем ты?

— Все не бывает просто так… Я должна буду что-то сделать ради этого.

— Да, должна будешь, — кивает Энзо, — научиться улыбаться и выглядеть, как нормальный человек, а не животное. Это все, что мне от тебя нужно. Чтобы ты росла, как обычный ребенок, чтобы одевалась соответствующе и не чуралась помощи.

— Так не бывает.

— Бывает. Я тебе обещаю. Ну что? — он протягивает ей руку и наклоняет голову набок, продолжая улыбаться. — Мир?

Елена не двигается целую тяжелую, мучительно длинную минуту, внимательно и испуганно глядя на него своими огромными, не по-детски умными глазами. Потом сглатывает, облизав тонкие сухие губы, и вкладывает свою крохотную ладонь в его руку, вцепившись в большой палец.

— Д-да.

====== 2. Странная. ======

— Елена, — Энзо устало выдыхает, когда, открыв дверь, в который раз натыкается на девочку, спящую на пороге. Та, мгновенно проснувшись, отскакивает в сторону и отползает к столу, прижав колени к груди. Он недовольно качает головой и, притворив за собой дверь, опускается перед ней на корточки, — я ведь просил тебя спать в постели, а не на полу. Для чего я купил тебе постельное белье и отдельную кровать?

— Она неудобная, — бурчит она, опустив глаза, и ковыряет заусенец на пальце, — я не могу на ней спать.

— В том-то и дело, что она как раз удобная, — протягивает он, проведя рукой по волосам, — просто ты не привыкла к нормальным кроватям. Ты вообще с рождения хоть раз спала с комфортом? — девочка молчит, и Энзо озлобленно скрипит зубами. — Вот же сволочи!

— Кто-то на улице живет, — выдыхает Елена, все еще не решаясь поднять на него глаза, — у них нет ни еды, ни одежды, ни крыши над головой. А у меня хотя бы что-то было… — она делает паузу и вдруг выпаливает, — у меня была подружка, мы с ней почти месяц спали на одном коврике, а потом она что-то разбила, Хозяин сказал ее выбросить, и она оказалась на улице.

— И что с ней случилось потом? — он видит, как ей хочется с кем-то поделиться этой историей и как ей страшно это говорить.

— Ее принесли через пару дней, побитую, в синяках, практически без одежды и очень замерзшую, — девочка кусает губы, содрогнувшись чем телом, — люди что-то говорили о том, что с ней случилось, но я… я не понимала этих слов, они слишком… сложные, — она морщится, напряженно нахмурившись, и робко смотрит на него исподлобья. — Но на следующий день она умерла. Ее похоронили прямо за гаражами, в какой-то старой яме.

— И такое часто случается? — Энзо вздрагивает от того, как хрипло звучит его голос.

— Часто, — Елена кивает, снова сосредоточенно рассматривая свои пальцы с неровными, грязными ногтями, — «старшие» рожают очередного ребенка, его девать некуда, он никому не нужен. Первые пару дней его пытаются продать или отдать кому-то, но обычно желающих нет.

— Не говори, что их… убивают? — голос снова подводит его, и парень откашливается, пытаясь взять себя в руки. Девочка поднимает на него глаза и с неожиданной детской серьезностью кивает.

— Закапывают заживо, потому что убивать бояться.

— Господи… — он прикрывает глаза, пытаясь свыкнуться с этой мыслью, и качает головой, — это ужасно.

— Я не знаю, кто мои родители, — продолжает она своим монотонным, безэмоциональным голосом, — но мне говорят, что я была таким же ребенком. Что меня должны были выкинуть, но не выкинули, потому что кто-то за меня вступился. Знаю только, что моя мать была одной из «старших» и она сбежала.

— А ты хотела бы узнать, кто твои родители? — осторожно спрашивает Энзо, внимательно вглядываясь в ее лицо. Елена молчит очень долго, глядя в одну точку и практически не моргая. Потом поднимает глаза и смотрит на него своими глубокими, слишком взрослыми глазами.

— Да. Чтобы убить их.

Ему становится не по себе от ее серьезности. Страшно от того, что четырехлетний ребенок, который в принципе пока не особо должен ориентироваться в мире, с таким пониманием и полным осознанием говорит о смерти, об убийстве. Причем об убийстве людей, которые по сути дали ей жизнь.

— Ты… ты серьезно?

— Я ненавижу их. И… и не важно, что я родилась из-за них. Просто я ненавижу их, — она сжимает крохотные кулачки, с силой сжав челюсти, и едва слышно шмыгает носом.

— Знаешь, — Энзо садится на пол, прижавшись спиной к стене возле нее, и смотрит на Елену, — случается, что люди ненавидят своих родственников. По разным причинам, так бывает.

— И у тебя? — она вскидывает на него изумленные глаза. Он усмехается и проводит рукой по губам.

— И у меня.

— Ты ненавидишь свою семью?

— Это… сложно, — он передергивает плечами и нервно кусает губы, — сомневаюсь, что мне стоит рассказывать о себе сейчас. Лучше подожду, пока ты вырастишь и будешь понимать больше, чем сейчас.

— Так ты действительно берешь меня к себе? — Елена перемещается, сев напротив него, и внимательно смотрит ему в глаза. — Насовсем? Никуда не продашь, не подаришь и не выбросишь?

— Считай, что я твой старший брат теперь, — улыбается Энзо.

— Брат?

— Ну, в отцы я явно не гожусь. Вот сколько ты мне дашь?

— Нисколько, у меня нет денег, — щурится девочка и едва ли не впервые за все время лукаво улыбается. Он смеется, а она тем временем продолжает, пожав плечами. — Двадцать пять? Где-то так.

— Радостно. Мне девятнадцать, Елена.

Она округляет глаза, удивленно посмотрев на него, и поджимает губы.

— Я думала, ты старше.

— Так и задумывалось. Понимаешь, к своим девятнадцати я добился того, чего не добиваются и в тридцать лет. Но я к этому стремился: к уважению, к деньгам, к власти. Я хотел всего этого и получил. Самое главное в достижении своей цели — это соперники, люди, которые пытаются тебя обойти.

— И у тебя был сильный соперник?

— О да, — Энзо фыркает, закатив глаза, и насмешливо смотрит на нее, — очень сильный. Сколько себя помню, мы соревновались: у кого денег больше, машина круче, девушка симпатичнее. И так было до тех пор, пока… пока я не выиграл.

— А он?

— Тебе нужно поспать, — он вдруг резко поднимается, отряхнувшись, — уже поздно, а я не люблю, когда кто-то спит днем. Правда для тебя я сделаю исключение, но только один раз. Я не хочу отступать от всех своих правил.

— Я готова делать все, что ты скажешь, — Елена тоже вскакивает, как-то испуганно и нервно глядя на него, — я не знаю, почему ты решил вытащить меня оттуда и дать мне шанс, потому что я не верю в человечность. Но я буду преданна тебе, клянусь, хотя бы из-за того, что ты дал мне возможность начать все с начала. Только… — она сглатывает, потупившись, — не бросай меня сейчас, хорошо? Я сделаю все, только скажи. Только… не бросай меня, — неожиданно ее прорывает, и слезы начинают струиться по ее щекам.

Энзо становится не по себе от того, что это маленькое, подавленное, побитое жизнью существо все это время держалось из последних сил, цепляясь за жизнь и свободу, и вот сейчас, наконец поняв, что она спасена, она сломалась, дав волю эмоциям.

Шагнув вперед, он крепко обнимает ее, надеясь, что на этот раз она не оттолкнет его, но она лишь теснее жмется к нему, вцепившись в его одежду с такой силой, словно боится, что он ее отпустит. Энзо проводит рукой по ее грязным, спутанным волосам, дрожащим плечам и понимает, что он теперь несет ответственность за этого ребенка.