Журавлик - гордая птица (СИ)

— Ты имеешь в виду МОЮ семью?

— Она никогда не была твоей, ты сам от всего отказался. С каких пор ты стал считать этих людей семьёй? — со злостью выдавил Эдвард. — Может, с того времени, когда ты обижал Изабеллу на глазах у детей? Или тогда, когда ты изменял ей со всеми подряд? А может, это было в те моменты, когда ты орал на собственную дочь, потому что она раздражала тебя одним своим присутствием?

— Да пошёл ты, Каллен! — взбешённо заорал Дима в бессильной ярости.

— Довольно, — выдохнул Эдвард. — Мы только напрасно тратим время — недалеко отсюда есть те, кто ждёт нас и надеется на нашу помощь.

Никита наклонился, пошарил по карманам Корнева и вытащил ключи от комнатки.

— Будешь сидеть здесь, — бросил он, обращаясь к пленнику. — Если станет слишком скучно, можешь накидать в уме показания, которые придётся дать следователю, когда тебя доставят в отдел. Срок по совокупности содеянного тебе грозит немалый. Ах, прошу прощения, — пропел Дубов с издёвкой, — забыл захватить с собой уголовный кодекс. Нужно было принести и сунуть его тебе под нос раскрытым на нужной странице — ты и время бы скоротал, и узнал бы, сколько тебя светит гнить за решёткой.

— Засунь его себе… — пробубнил Дмитрий и отвернулся от капитана.

— Мы за тобой вернёмся, — напомнил Никита, пропустив мимо ушей грязный комментарий.

Эдвард и Белла под отборный мат Корнева вышли в тесный коридорчик. Изабеллу слегка пошатывало от усталости и пережитого стресса, поэтому Каллен обнял жену за плечи и, подстраиваясь под её медленные шаги, повёл женщину к выходу. Никита покинул помещение последним, не забыв погасить свет и запереть дверь на ключ.

***

Они быстро нашли нужную квартиру. Входная дверь, покрытая ошмётками облупившейся краски, не имела «глазка», что было очень кстати в сложившейся ситуации. Одновременно все трое склонили головы, прислушиваясь к происходящему в квартире. Как ни странно, Эдвард испытал некоторое облегчение — он так боялся, что до его слуха долетят громкие крики или детский плач. Никита постучал ногой по двери.

— Кто? — донёсся изнутри испуганный женский голос.

— Соседи твои! Открывай, давай, хозяйка, разговор есть! — гаркнул капитан нарочито грубым развязным голосом.

— Чего надо? — не сдавалась Ольга, не горя желанием впускать посетителей.

— Мне дверь выломать?!

Раздался щелчок задвижки.

— Да что случил… Ты?! — воскликнула Ольга, увидев знакомое лицо, и попыталась захлопнуть створку обратно, но Каллен, стоящий рядом с Никитой, не дал ей такой возможности, просунув ногу в образовавшуюся щель. Он надавил на дверь и с силой распахнул её, не обращая внимания на отлетевшую в сторону и приземлившуюся на мягкое место Ольгу.

— Ну, надо же! — Никита выглядел удивлённым. — Старая знакомая! Что, Оленька, Дима снова подобрал тебя после того, как сто лет назад выкинул из своей жизни как наскучившую игрушку?

Она не отвечала, только стояла, сжав побелевшие губы и прижав кулаки к щекам. Потом, приоткрыв рот, Ольга начала судорожно вздыхать, хватая кислород частыми маленькими глотками.

— Где дети? — рявкнул Эдвард и, не добившись от нервно всхлипывающей женщины внятного ответа, закричал: — Аня! Саша!

Эхо от его слов ещё не успело раствориться в спёртом, пахнущем плесенью и неисправной канализацией воздухе, а навстречу Каллену уже летели два маленьких торнадо, оглашая квартиру отчаянно-радостными криками.

— Папочка! — Аня достигла Эдварда первой. Он присел на корточки, и она вцепилась в него обеими руками, спрятав личико у него на груди.

Эдвард прижал к себе дочку и поднял лицо, ища глазами сына. Тот стоял рядом с матерью, упавшей перед мальчиком на колени, и дрожащими ладошками гладил её залитые слезами щёки.

— Я в порядке, мам. В порядке. Всё нормально, не плачь, — безостановочно шептал Саша, продолжая водить пальцами по лицу Изабеллы. А она, не в силах вымолвить ни слова, только кивала головой и облизывала губы, когда на них падала очередная слезинка.

— Пап, ты пришёл за нами, — потрясённо лепетала Аня, не отрывая мордашки от пальто Эдварда. — Ты пришёл… Ты здесь…

— Конечно, я здесь, малыш, — Каллен наклонился и поцеловал её в макушку. В ноздри сразу проник неповторимый детский запах, за эти месяцы успевший стать для Эдварда таким знакомым и родным. — Я же обещал вам, помнишь?

— Угу. Ты сдержал слово. П-п… Дим… — Аня запнулась, не зная, как назвать Корнева. Слово «папа» так и не слетело с её языка. Она быстро нашла выход: — ОН ругал меня — не разрешал называть тебя папочкой, когда я плакала и просилась домой, к вам с мамой. Сказал, что мой папа — это он. Но разве настоящие папы могут быть такими злыми? Почему он всё время орёт, а?

— Он больше никогда не станет кричать на тебя и на Сашу, — Эдвард посмотрел в глаза дочери. — Ты мне веришь?

— Верю, — Аня вытерла повлажневшие глаза, шмыгнула носом и подарила мужчине нежную улыбку. — Я тебя люблю, — доверительно прошептала она и чмокнула его в подбородок.

— Как и я тебя, принцесса. Помни об этом, — вернул Каллен признание.

Он поставил Аню на пол, и она шмыгнула к Изабелле. Та подхватила дочку на руки и отчаянно сжала её в объятиях. Глаза Беллы снова наполнились слезами, а плечи затряслись от рыданий.

— Мамочка, — Аня, стойко сдерживавшая слёзы рядом с Эдвардом, наконец, расплакалась в голос. — Я так скучала по тебе, по вам с папой, — невнятно бормотала она сквозь всхлипы.

— Моя девочка, — Белла одной рукой придерживала дочь, а другой вытирала её щёки, успевая мимоходом смахивать влажные горошины и с собственного лица.

Эдвард сделал глубокий вздох, попытавшись абстрагироваться от боли в боку, усилившейся из-за неудобной позы, потом посмотрел на Сашу и позвал:

— Иди сюда.

Тот, не ожидая повторного приглашения, с разбегу бросился на шею отцу и замер, засопев Эдварду в ключицу.

— Я знал, что ты приедешь, — жарко прошептал он.

Эдвард упёрся лбом в плечо мальчика и улыбнулся, ощущая, как скользят по его разгорячённой коже ресницы Саши, когда тот моргал.

— Аня часто говорит тебе это, а я не… очень, — мальчик вздохнул. — Но ты не думай, я тоже очень-очень люблю тебя.

— Я знаю, — заверил Каллен сына. — И как я тебя люблю, одному Богу известно, — на последних словах голос Эдварда сорвался, превратившись в хрип. Он тяжело сглотнул и опустил веки, сквозь которые тут же прорвались наружу несколько крупных тёплых капель. Достигнув подбородка, они исчезли в воротнике его пальто. — Покажи мне запястье, — тихо попросил он.

Саша отстранился от отца и, подарив ему сконфуженный взгляд, медленно закатал правый рукав до локтя. Каллен не сдержал гневного шипения, когда в глаза ему бросились лиловые пятна на худеньком детском запястье, оставленные пальцами Корнева.

— Очень болит? — с сочувствием спросил он, мягко пробежавшись подушечками пальцев по синякам.

— Терпимо, — совсем по-взрослому, сдержанно ответил сын. Уголки его губ поползли вверх в ободряющей улыбке, но тут же снова опустились. Саша виновато потупился. — Ты на меня сильно злишься? — еле слышно пробубнил он.

— Злюсь?

— Я не послушался тебя. Ты велел не раздражать Диму, а я… Понимаешь, когда я увидел, что он спит, мне показалось, что это — шанс дозвониться до тебя, воспользовавшись его телефоном. Ну, и…

Эдвард молчал, разглядывая виновато опущенные плечи своего ребёнка и его дрожащие губы. Может, его и следовало отчитать за неосторожность и излишнюю инициативу, из-за которой этот герой чуть не получил перелом предплечья. Но здесь и сейчас, только обретя Сашу после напряжённых поисков, после сумасшедшей тревоги за судьбу собственной семьи, Каллен не нашёл в себе сил сделать мальчику строгий выговор. Он подцепил указательным пальцем подбородок сына и развернул его лицо к себе.

— Я не злюсь, сынок, но… я безумно испугался за тебя, когда Корнев рассказал о случившемся во время телефонного разговора, в красках описав, как он сжимал твою руку и как он еле сдержался, чтобы не повредить кость. Ты меня понимаешь?