Чайная роза

Настенные часы пробили два раза. Она застонала. С минуты на минуту должен был прийти Тедди Сиссонс и огласить завещание Ника. От этой мысли ее чуть не затошнило. В последнее время она избегала людей. Просто говорить с ними и то было мучением… Она тяжело вздохнула, взялась за отчет Стюарта и дошла до середины первой страницы, когда раздался стук в дверь.

— Фиона?

— Привет, Тедди, — заставив себя улыбнуться, ответила она. — Входи. Чаю хочешь?

— Спасибо, нет, — сказал он, ставя портфель на письменный стол. — Предпочитаю перейти прямо к делу. В четыре я должен быть в суде.

Фиона расчистила для него место. Он вынул из портфеля толстую пачку бумаг, сел и стал их сортировать. При этом очки съехали ему на кончик носа, и Фиона водрузила их на место.

— Спасибо, — рассеянно сказал Сиссонс и посмотрел на нее. — Как поживаешь?

— Нормально. Лучше. Намного лучше.

— Бессовестная лгунья.

Она издала слабый смешок:

— Тогда чертовски скверно. Теперь ты доволен?

— По крайней мере, это правда. Ладно, за дело. — Он протянул ей копию завещания. — Большинство — обычная рутина, но есть кое-какие вопросы, которые нам нужно согласовать.

Он начал скороговоркой зачитывать пункты завещания, более подробно останавливаясь на распоряжениях Ника, касавшихся материальных ценностей. Тедди извинился за длинноты и канцелярский язык, объяснив это желанием Ника, чтобы все соответствовало букве закона. Фиона изо всех сил пыталась сосредоточиться, но его слова влетали в одно ухо, а вылетали в другое. Когда Тедди перешел к банковским счетам Ника и их размещению, головная боль стала невыносимой. Фиона думала, что больше не выдержит ни секунды, но тут Сиссонс добрался до последней страницы.

— Это все, Фиона, — сказал он. — Остался только один пункт.

— Какой? — изнывая от боли, спросила она.

— Как тебе, конечно, известно, у Ника был личный инвестиционный фонд в лондонском «Альбион-банке». Когда Ник уехал из Англии, отец перевел на его имя определенную сумму, которая была вложена в акции различных компаний и приносила доход.

Она кивнула.

— Этот фонд тоже перешел к тебе. Его текущая стоимость составляет около семисот тысяч фунтов.

— Тедди, не может быть. Это же три с половиной миллиона долларов!

— Знаю. Совсем недавно там было больше. Намного больше.

— Но как? Когда мы поженились, он составлял всего около сотни тысяч.

— За это время было приобретено большое количество акций.

— Но кем? Ником? Он отказывался ходить даже к маклеру, не то что в банк.

— Нет, лордом Элджином. Его отцом. Незадолго до своей смерти Ник сказал мне, что отец перевел в его фонд большое количество ценных бумаг и не отдаст их без борьбы. Хотя фонд по всем правилам принадлежит тебе, Рандольф Элджин может попытаться заблокировать передачу. По моему мнению, он так и сделает. Я еще не видел человека, который безропотно отдал бы другому три с лишним миллиона долларов.

— Тогда борись с ним, Тедди. Делай все, что потребуется. Я заплачу. Отец Ника — ужасный человек. Я с удовольствием отберу у него деньги. Может быть, пущу их на какое-нибудь благое дело. Такое, которое одобрил бы Ник. Например, на стипендии для студентов художественных колледжей или пожертвование музею «Мет».

— Ладно. — Тедди зашелестел документами, отыскивая нужный. — Ты должна сказать, будешь ли пользоваться фондом в его нынешнем виде или хочешь, чтобы его обналичили и перевели деньги на твой счет.

— Пусть обналичат, — сказала Фиона и снова начала массировать виски. Эта тема ей осточертела.

— Ты уверена? Может быть, Элджину будет легче отказаться от ценных бумаг, чем от такой суммы наличными. Насколько я помню, там есть акции нескольких вполне приличных компаний и целая куча акций одного неудачника. Давай посмотрим. «Эйбингдон Паблишере»… «Амалгамейтед Стил». Эта из солидных… «Битон». «Уикс Мэньюфэчурерс»… «Брайтон Миллс»… Ага, вот оно, гнилое яблоко! Чайная компания, Фиона, твои коллеги. «Чай Бертона». Господи, зачем Элджину понадобилось покупать так много? И почему он за них так цеплялся? Они же потеряли две трети первоначальной стоимости!

Фиона перестала тереть виски.

— Тедди, что ты сказал? — шепотом спросила она.

— Э-э… «Чай Бертона».

— Сколько там точно? — спросила она, схватив бумагу и перо.

Тедди провел пальцем по колонке:

— Изрядная сумма.

— Сколько, Тедди?

— Четыреста пятьдесят тысяч.

У Фионы перехватило дыхание. Тедди посмотрел на нее. Ее глаза стали размером с блюдца.

— Так вот в чем дело… — пробормотала она. — Лживый ублюдок! Мошенник! А я-то не могла понять, как ему удается сохранять пятьдесят один процент акций при таких долгах. Вот, значит, как он это делал…

— Что делал, Фиона?

Она не ответила. Рывком открыла верхний ящик стола, достала папку, открыла ее, просмотрела документы и начала что-то лихорадочно высчитывать. — пятьдесят два процента, — наконец хрипло сказала Фиона. — Черт побери, у меня пятьдесят два процента!

— Процента чего?

— «Чая Бертона», Тедди. Дай взглянуть, — сказала она и потянулась за банковскими отчетами.

Тедди передал их ей. Последние отчеты лежали сверху. Она листала их квартал за кварталом, пока не нашла то, что искала: покупка акций «Чая Бертона». Они поступили в фонд Ника в марте 1894-го. Элджин заплатил за каждую акцию почти три фунта — около пятнадцати долларов. В то время их общая стоимость вместе с другими ценными бумагами фонда Ника, стоившими около ста шестидесяти тысяч фунтов, составляла громадную сумму в полтора миллиона фунтов. Она быстро нашла собственные счета за тот же квартал и выяснила, что платила за акции «Чая Бертона» от восемнадцати до двадцати одного доллара. Акции Ника были приобретены с большой скидкой.

Потом Фиона сравнила отчеты фонда Ника за март 94-го с самыми последними — за март 98-го. Хотя все акции, кроме «Чая Бертона», приносили прибыль, но потери Бертона были так велики, что общий счет по сравнению с мартом 94-го стал вдвое меньше. Четыреста пятьдесят тысяч Ника, вложенные в «Чай Бертона», теперь превратились в сто пятьдесят тысяч.

Даты, разница в стоимости акций, потери… все это встало на свои места, щелкнуло, и головоломка сложилась.

— Тедди, отдашь мне фонд Ника целым, — сказала Фиона, оторвавшись от отчетов. — Чего бы это ни стоило. Ты понял меня? Я должна иметь все эти акции. Начни сегодня же. Пошли в «Альбион» письмо… нет, телеграмму… — Внезапно ею овладела паника. — Элджин ведь не может продать акции, правда? — тревожно спросила она.

— Конечно нет. Счета Ника заморожены до тех пор, пока завещание не пройдет проверку здесь, в Нью-Йорке. Сейчас они по закону принадлежат ближайшему родственнику. То есть тебе.

— Отлично. Отлично. Сообщи Элджину о моем желании немедленно. — Она встала и начала расхаживать по кабинету. — Сегодня же вечером пошли ему телеграмму. Сегодня же. Кто-нибудь в твоей конторе может это сделать? Я хочу, чтобы он узнал об этом завтра прямо с утра. Все, Тедди, иди. Тебя отвезет мой кучер. Ты успеешь попасть в свою контору еще до суда.

Тедди, изумленный до крайности, пошел к карете. Фиона заставила беднягу поклясться, что он отправит телеграмму, и велела кучеру везти его как можно быстрее.

Вернувшись в кабинет, Фиона снова села в кресло и оцепенела. Она не знала, смеяться ей или плакать. Оказывается, акции Бертона, за которыми она так отчаянно гонялась, все это время лежали в инвестиционном фонде ее мужа. Тридцать процентов от полутора миллионов. Прямо в руках Ника.

Теперь все приобрело смысл. В 94-м Бертон нуждался в деньгах, чтобы финансировать выход на американский рынок. К тому времени он уже получил от «Альбион-банка» триста тысяч фунтов. Его акционеры знали это и, согласно статьям, которые читала Фиона, испытывали большие сомнения.

Чтобы получить дополнительные фонды без ведома своих инвесторов, Бертон предложил самому Элджину, а не банку, купить у него значительную часть его собственного пакета акций. Причем предложил сделать это с приличной скидкой, что было видно из банковских отчетов. Бертон знал, что у Элджина они будут в целости и сохранности. Несомненно, он убедил банкира, что, когда «Чай Бертона» обоснуется в Америке — огромной стране с растущим населением, — стоимость акций увеличится. После этого Бертон использует полученную в Америке прибыль, чтобы выкупить акции по более высокой цене, и Элджин сорвет на этом изрядный куш.