Миссия (не)выполнима: влюбить в себя бабника (СИ)

Но в тот момент мне не повезло. Сэм уже месяц лежала в больнице, всем казалось, что она идёт на поправку, но не тут-то было. Что-то пошло не так, поэтому время её пребывания в больнице всё увеличивалось и увеличивалось, поэтому я, хоть это и было очень трудно, продолжал убеждать её в том, что всё хорошо, с каждым разом всё меньше и меньше веря самому себе. Но она не была бы мамой, если бы не заподозрила что-то неладное. Поэтому, как я потом узнал, подослала свою подругу к нам, чтобы та оценила обстановку и по возможности рассказала, что на самом деле происходит дома.

Меня тогда вообще не было – в очередной раз бродил по окрестностям с Коди, лишь отец просыхал после очередной попойки. Именно он должен был встретиться с той подругой. Должен был, но не встретился, потому что она даже не пришла. Решив, что Сэм попросту накручивает себя, и найдя себе более важные занятия, та женщина солгала моей матери, сказав, будто все её подозрения беспочвенны, что она виделась с Генри, который передавал ей привет и жаловался из-за того, что никак не может попасть к своей обожаемой жене из-за работы. Кто знает, о чём в тот момент думала та подруга, но именно эта её ложь несколько успокоила Сэм и продлила мой личный ад.

Вскоре отец прекратил извиняться. После моего избиения он просто открывал дверь и с безучастным видом выпускал меня, поэтому я решил, что мне больше не стоит возвращаться домой. Коди продолжал убеждать меня, что маме ничего говорить не стоит, поэтому я ждал. Не появлялся дома, так как ночевал у своего друга, за что и был впоследствии наказан. Отец отловил меня, крича на всю улицу, что я совсем из ума выжил, раз не появляюсь дома в свои-то десять лет. Так, как я получил от него тогда, я не получал ещё ни от кого.

Я приплёлся к Коди со сломанным носом, перебитыми рёбрами, изувеченными руками. Не знаю, что тогда спасло меня от серьёзных повреждений, но ушибов внутренних органов не было, так как я просто летал из стороны в сторону. Меня хватали за волосы, таскали за них по полу, швыряли из угла в угол, но не били. Такое ощущение, будто мной игрались, словно я был футбольным мячиком. Я кричал так, что сорвал голос, поэтому пришёл к другу в действительно ужасном состоянии. Это было средь бела дня, так что я сильно испугал его. Именно в тот момент Коди понял, что сохранять в тайне поведение Генри больше не имеет смысла, поэтому сказал, что нам нужно сейчас же идти в больницу к Сэм.

Мы бы дошли туда, если бы по пути не наткнулись на этих двоих. Мой отец узнал, с кем я пропадал всё это время, поэтому, разозлившись на меня за всё, что можно и нельзя, пошёл к отцу Коди, и вместе они притащили свои пьяные туши к тому общежитию, в котором мы с парнем прятались всё это время. Оказывается, отец моего друга всегда знал, где тот околачивается, только ему было плевать, а тут вроде как повод появился. Когда эти двое загородили нам дорогу, я на деле понял выражение «Душа в пятки ушла».

По моему телу прошлась крупная дрожь, я буквально спрятался за Коди, который тоже испугался вида своего отца – по его лицу это было ясно видно, - но, тем не менее, стоял, отодвигая меня назад. Он защищал меня, хотя сам боялся, за что я ему был безмерно благодарен, вот только он так никогда об этом и не узнает.

Я думаю, нетрудно представить, что произошло дальше. Нас обступили те двое, не давая и шагу ступить, после чего Генри схватил за капюшон Коди, повалив его на землю, начав попутно бить его ногами. Так как я стоял сзади, мне удалось выскользнуть из-за спины собственного отца, обогнув двоих мужчин, тем самым оказываясь на полпути к свободе. Но стоило мне оказаться на спасительной тропинке, как я замер, оглянувшись назад на лежавшего на земле друга, которого мой отец уже, к счастью, прекратил осыпать ударами. Парень лежал, корчась от боли точно так же, как я совсем недавно, после чего поднял на меня свои глаза. Мне казалось, что сейчас он попросит меня побежать за помощью, но вместо этого Коди почему-то сказал:

- Стой здесь. Никуда не уходи, не смей.

- Но… - вырвалось у меня, однако я так и не успел договорить.

В этот момент мой отец изо всех сил ударил парнишку носком ботинка прямо по лицу, после чего повернулся ко мне и начал что-то говорить, но я уже не слышал, что мне пытается донести этот в один миг ставший чужим человек. Широко распахнутыми глазами я наблюдал за Коди, который словно мантру повторял одни и те же слова:

- Не смей уходить, ты не можешь. Ты должен помочь мне, а не убегать!

Генри, немного покачиваясь на скользкой поверхности подмёрзшей дороги, уже приблизился ко мне практически вплотную, поэтому я, морщась от боли, сделал рывок в сторону от него, как вдруг услышал громкий крик Коди:

- Нет, стой! Ты не можешь бросить меня вот так!

Вскоре его крик повторился, только это был уже настоящий протяжный вой. Я даже предполагать не мог, что мой друг способен был так кричать, поэтому тут же обернулся, заметив, что его отец начал изо всех сил топтать ногой руку парня, отчего тот начал буквально биться в конвульсиях, безуспешно стараясь вырваться. Испугавшись, я так быстро, как только мог, рванул вперёд, уже не оборачиваясь назад и не обращая внимания на мольбы Коди остаться рядом.

Мне было страшно. Страх буквально впился миллионами железных зубов в каждую клеточку моего тела, начиная грызть как изнутри, так и снаружи. Я бежал, громко крича, я молил о помощи, но никого на улице не было. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я наконец-то встретил тех, кто реально способен был помочь. Мой голос сел, в тот момент от него остались жалкие воспоминания, поэтому я буквально прохрипел мольбы о помощи внезапно встреченным мною трём мужчинам, двое из которых кинулись туда, куда я сказал им идти, а один остался со мной. Глядя вслед двум удаляющимся крепким фигурам, я вдруг почувствовал, как перед глазами всё плывёт, после чего сознание покинуло меня.

Проснулся я уже в реальности. Передо мной опять оказались белоснежные стены больничной палаты, а слева от меня сидела мама, которая уже не спала, а что-то писала в своём блокноте. С трудом разлепляя глаза, я посмотрел на неё. В первую секунду женщина показалась мне миражом, так как я всё ещё не отошёл ото сна, поэтому я тут же протянул свою руку к ней, прикоснувшись к колену Сэм, дабы удостовериться, что это не галлюцинация.

Та вздрогнула, так как, по всей видимости, даже не заметила, как я проснулся. Моментально отложив в сторону блокнот, она пожелала мне доброго утра, а после принялась задавать множество вопросов, на которые я спросонья отвечал невпопад. Около пяти минут мама терроризировала меня подобным образом, после чего сказала, что прямо сейчас выйдет за медсестрой, чтобы та сказала, в порядке ли я, и покинула комнату.

Я, всё ещё пытаясь окончательно проснуться, смотрел ей вслед, то и дело моргая. Слишком резкий переход. В первые секунды мне казалось, будто я всё ещё нахожусь во сне, в том ужасном кошмарном сне, который стал моим личным маленьким домашним адом. Пытаясь не думать о событиях того дня, я, как бы ни старался, всё не мог окончательно стереть их из своей памяти, а вчерашняя встреча с Коди только напомнила о них ещё раз.

Коди. Я безгранично обязан ему и очень сильно виноват перед ним. Хоть я до сих пор не понимаю, чем именно помогло бы ему моё присутствие там, но мне много раз казалось, что я действительно должен был остаться с ним. Думаю, тогда наша судьба была бы одинаковой, а сейчас мы стали словно двумя ответвлениями одной и той же главной дороги. Старт у нас был практически одинаковым - похожая ситуация с избиениями, вот только слишком разными получились наши жизни.

Как я понял, те двое мужчин еле успели до того, как моего друга забили до смерти. После этого он попал в детский дом, где, так и не сумев оправиться от событий того дня, окончательно сошёл с ума, в чём винил и будет всегда винить лишь меня.

Что же касается меня… Моя мама, узнав обо всём этом, сама чуть рассудка не лишилась, как она сама потом говорила, только осознание того, что у неё, несмотря ни на что, всё ещё есть я, спасло её от этой участи. Слишком много раз она извинялась передо мной за то, что была слишком эгоистичной и недостаточно настойчивой, поэтому столь долгое время оставалась в неведении, а я проходил через те мучения раз за разом. Но я никогда не винил и ни за что не смогу обвинить её, ведь что бы она ни делала, всегда это было лишь для меня и никогда для неё. Даже когда Сэм решила выйти замуж за Эллиота, хозяина той больницы, я не смог отплатить ей добром, убежав тогда из дома.