Я тебя люблю, и я тебя тоже нет

Соня Адлер

Я тебя люблю, и я тебя тоже нет

Это началось почти три года назад. Я была в очередной раз безумно увлечена и, не знаю почему, выбрала именно Кирку в качестве телефона доверия. Мы гуляли по осеннему лесу пригорода, я курила сладкие от примеси свежего воздуха сигареты и нагло скидывала на Кирку свой душевный мусор.

Мятая тропинка вывела нас к озеру. Оно было такое тихое, что ли… ну, словом, вело себя очень скромно — и деликатно не нарушало нашего с Киркой тет-а-тета. Мы устроились на березовом бревне с облупившейся старой кожей и замолчали в ответ осенней тишине. То есть замолчала я — Кирка никогда не была многословной, что меня впоследствии и раздражало, кроме всего прочего. Кирка зависла в своей обычной позе — голова ниже плеч, а плечи, как непробиваемые щиты, — и что там выражает ее фэйс в данный момент — неизвестно.

Видимо, готовы были обе. А может, Кирка, с перепугу от таких новостей, не знала, как себя вести… Я положила ладонь на ее позвоночник и сквозь скафандр одежды ощутила тепло ее тела… а потом меня сорвало с катушек. Мы шатались по лесу как пьяные и тормозили у каждого дерева, хватаясь за него, как за спасательный круг, чтоб не утонуть в безумстве…

Потом долго ничего не было и даже не вспоминалось, вслух во всяком случае. А потом, однажды в дикой депрессухе, я приехала к ней в общагу. Мы пили скучный чай с изуродованным долгим путешествием до Киркиного стола мармеладом. Кирка вдруг несмело коснулась моей руки в изгибе локтя… и меня как-то сразу подтопило.

Что-то я от нее такой страсти не ожидала… Кирка так истерзала мое тело ласками, что мне казалось, я сейчас полечу от ощущения бесконечной легкости. Полная потеря реала!

Когда она провожала меня до автобуса, ее физиономия светилась. Хех, моя, наверняка, тоже.

— У тебя что, был опыт?

— Нет… — Кирка мотнула головой с растрепанными, как у драчливого воробья, перьями короткой стрижки. Блин! Могла бы и причесаться!

— А чего так классно ты эт делаешь?

— Не знаю… — Кирка довольно улыбнулась. Я достала сигарету.

— Н-да… а я ведь тебя теперь не отпущу, — я закурила и с интересом пронаблюдала за Киркиной реакцией.

— Хорошо, — Киркина физиономия просто-таки залучилась. — Не отпускай.

День был такой… никакой. Я вяло фланировала от кульмана до курилки, от курилки до кульмана и снова от кульмана до курилки… Работать не хотелось. Я ждала вечера — когда я увижу Милену.

Эту сербку занесла в наши дальние края природная жажда к авантюре и более того — к деньгам. Она была старше меня почти на десять лет. Ее холодные серые глаза были всегда как-то бесстыдно широко открыты, и я никогда не могла понять интонацию ее взгляда. Мы встретились на днюхе у моей подруги, муж которой работал в турфирме, где и командировалась Милена. Когда я вошла в комнату, первое, на что я натолкнулась, это были ее серые глаза Они смотрели конкретно на меня, и я смутилась от непонятки, что в них было — радость или смех? Хм, впрочем, в любом случае это был интерес, клянусь! Вот на него-то я и запала, как закомплексованный подросток. Милена сводила меня с ума своим неясным поведением. Как в игре в жмурки. Я с завязанными глазами нелепо шарю руками по воздуху, в то время как Милена неуловимо летает где-то рядом, мучая меня легкими прикосновениями. Коснется и растает, с иронией наблюдая мою растерянность. И так почти два месяца с изматывающими меня перерывами, когда она выезжала по делам из города. И сегодня вечером продолжится та же мучительно-сладкая игра.

Словом, я томилась весь день, досадуя на нерасторопность часовых стрелок. Мой триллионный дуэт с сигаретой нарушил наш фотограф. Это был длинный костистый парень с красивой мордой. И морда сегодня была что-то невыспавшаяся. Я кинула ему дружелюбную улыбку.

— Приветик! Че такой помятый?

— Да-а-а… — он поморщился и со скрипом сложил себя пополам на стуле.

— Тока очнулся, штоль? — Я уцепилась за Егора, как за игрушку, которая отвлечет меня хоть немного от капризов моего настроения.

— Печатал всю ночь, — Егор вяло задымил своей вонючей сигаретой.

— Бедный! По объекту что-то или свое? — Я отметила, что начинаю провоцировать самое себя на приключение. Катаясь взглядом по его неудобно сгруппированному телу, я поняла, что сотворю, однако, очередное хулиганство.

— Да — ваше!

Меня рассмешила интонация его ответа — наш Егор считал себя большим художником в области фотографии, и обязаловка пахать на нашу контору его оскорбляла. Веселясь все более, я уже точно знала, что нашла способ забить до вечера тоску по Милене.

— А хочешь, я тебе массажик сделаю?

Нa убитой ночной вахтой физии фотографа стала робко проявляться жизнь. А я гоняла дым поверх его головы, садистски наслаждаясь из засады пульсирующим в его глазах недоумением. Хех, любопытство карася сгубило, и он, не выдержав, кинулся-таки на приманку:

— А… ты умеешь?

— Сделаю, не боись, — сказала я, но почему-то мне уже стало скучно.

Егор выдержал паузу, что-то там себе соображая, и вдруг резко проснувшимся голосом сказал:

— Ну, пошли! — И поднялся.

Я почувствовала, что инициатива из моих рук начала переплывать в его лапы. — «Обломишься, дорогой!»

Фотомастерская была помещением непонятного с первого взгляда назначения, заполненная хаосом предметов и запахов. Первой бросалась в глаза обыкновенная квартирная ванна, в которой Егор попеременно мыл то отпечатки, то свое тело. Впрочем, не только свое. За неуклюжим гробом сушильного шкафа пряталась, продавленная множеством неизвестных нашей конторе тел, тахта. Стол, пара стульев, низкий шкаф, полки, пол — все было завалено частями аппаратуры и издержками Егорова фотопроизводства. Со стен хвастливо выпирали обнаженные части запечатленных моделей.

Я, теряя уверенность, тормознула в центре комнаты и застыла на месте как памятник. За спиной чмокнул дверной замок. Я обернулась — Егор сунул руки в карманы брюк и стоял у порога, как непрошеный гость.

— Ну, чего?.. — буркнул он басом.

— Чего-чего… ложись!

Егор двинулся к тахте, стягивая по пути рубаху. Не глядя на меня, шлепнулся на хлюпнувший матрас мордой вниз и замер.

Длинная Егорова спина вызывала у меня только одну эмоцию — скуку. Делать ему какой-либо массаж мне уже совсем не хотелось. Я нехотя опустилась на тахту, усмехаясь нелепости мизансцены. Беззащитно обнаженная спинка Егора напряглась.

— Ну?..

— А чего ты ждешь?

— Давай — делай…

— Массаж?..

— Ну — массаж! — Спинка занервничала.

«Пива, что ли, попить? Надо будет потом с Егора стрясти…» — я наклонилась к его спине и легонько припечатала на его загривке равнодушный поцелуйчик. Спинка замерла, чего-то ожидаючи… хех. Руки мои пропутешествовали по теплой коже. Смуглая какая — аж завидно! Я снова наклонилась и принялась тревожить кожу губами и дыханием — по позвоночнику вверх и потом вниз. Вооружилась языком. Егор молчал и не шевелился. Мои руки сползали по его торсу вниз и наткнулись на пояс брюк. Я принялась расстегивать ремень. Егор приводнялся. После некоторой возни с его брюками я стянула их вниз вместе с трусами. Худая Егорова задница меня не заинтересовала. Я просунула руку под его живот и наткнулась на обалденный инструмент. Вот это габариты!

В моей ладони забилось горячее сердце крупного самца. Егор повернулся на бок. Я медленно стала забирать в рот Егорово орудие.

Во все время моего общения с этой штукой Егор не проронил ни звука. Этот доморощенный гений фотодела с каким-то молчаливым достоинством принимал все мои извращения с его, уже упрямо стоявшей, елдой.

— Давай раздевайся! — Ну, вот и проявился его сногсшибательный басок.

Терпеливо дождавшись, пока я стяну с себя последнюю фиговую тряпку, Егор как-то уж совсем невежливо повалил меня на тахту и, без предисловий, вставил свой член. Вот тут я всем своим нежным нутром ощутила его размерчик. Грубо оттрахав меня и замычав напоследок, Егор предусмот рительно вывалил свой агрегат мне на живот, обильно залив его спермой.