Миссия (не)выполнима: влюбить в себя бабника (СИ)

В этот самый момент мы проходили под фонарём, так что я смог посмотреть на лицо парня, заметив, что он совсем по-детски сморщился, произнося это. В этот самый момент удалось разглядеть некоторые черты его лица - широкие скулы, орлиный нос, тонкие губы, а также синяк на резко выступающем вперёд подбородке, который даже в полутьме не заметить было невозможно. Я ещё тогда подумал, что он выглядит замученным, кто же знал, что его ситуация была куда как хуже моей?

- Мы пришли, - сказал Коди, остановившись возле четырёхэтажного заброшенного дома, который раньше был общежитием, а с начала двадцать первого века просто стоял, занимая место. – Здесь я частенько ночую, когда от батьки сбегаю. Думаю, и тебе местечко найдётся. Идём.

Он спокойно зашёл внутрь. Так как дверь кто-то выбил, как позже мне рассказал мой новый знакомый, туда мог прокрасться любой, но кроме нас там никого не было. Мы поднялись на последний этаж, после чего прошли прямо по коридору в последнюю комнату, в которой оказалась кровать и много другой мебели. Если бы не пыль, из-за которой я даже чихать начал, стоило оказаться внутри, я бы ни за что не поверил, что это помещение заброшено, так как, в отличие от других комнат, оно казалось ухоженным, да и мебели там было куда больше.

- Света нет, так что луна – наша единственная лампочка, - сказал Коди, заходя внутрь, после чего завалился на две кровати, которые были составлены друг с дружкой, так что по размеру напоминали одну двуспальную. – Воды нет, отопления, как ты понял, тоже. Здесь ничего нет, кроме кроватей и крыши над головой. Всё ещё хочешь остаться?

Я в этот момент стоял на пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, так как опять не знал, что делать. Это место пугало, мне хотелось домой, но я боялся, что, стоит там оказаться, как папа снова начнёт бить меня. Чем дольше был с этим парнем, тем больше мне начинало казаться, что я действительно боюсь Генри, и я не мог найти этому объяснения. Хотелось убежать отсюда, пойти к маме, но она болела… Хоть и мечтал попасть к ней и пожаловаться на судьбу, я, тем не менее, чувствовал, что не могу этого сделать, поэтому стоял на месте, стараясь убедить себя, что рядом с Коди безопасно. Поздновато, конечно, учитывая, что я уже пошёл с ним, но так получилось.

- Коди, - нерешительно начал я, намереваясь задать вопрос, который помог бы мне убедиться в том, что парень не опасен. – Скажи, а почему ты помог мне?

До этого я свято верил, что все люди должны помогать друг другу, поэтому несколькими месяцами ранее даже не подумал бы задать подобный вопрос, но с тех пор, как Сэм попала в больницу, мой мир начал переворачиваться с ног на голову. Я толком ничего не мог понять, было ощущение того, что я заблудился в лесу, а найти меня никто так и не может…

- Не знаю, - честно сказал Коди спустя какое-то время. – Я просто бродил по округе, а потом услышал, как ты ревёшь. Мне вообще сначала показалось, что ты девка, вот честно! А ты вот кто… Просто я знаю моего батьку, вот и подумал, что с тобой то же самое приключилось, и, подумав, кое-что понял. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь пришёл, когда мой папан бил меня. Может, поэтому я и связался с тобой. На свою дурную голову…

Я сглотнул подкативший к горлу комок. Часто говорят, что дети, пусть не всё, но многого не понимают, но это не всегда правда. В определённых обстоятельствах человеку волей-неволей приходится становиться умнее, чем он был до этого, поэтому я с самого начала понял, о чём пытался сказать мне Коди, и сразу же прекратил расспросы. Мне не хотелось говорить о том, что случилось, потому что это было неприятно, вот я и подумал, что и этому человеку должно быть неприятно, если я начну клещами тянуть из него правду. Эта черта, кстати, осталась со мной на очень долгое время.

- Так ты заходишь? – спросил, наконец, парень, поудобнее устраиваясь на кровати, поэтому следующие его слова прозвучали скорее как издёвка, а не как серьёзное предложение: - Или мы сейчас же побежим обратно пихать тебя в подвал и закладывать стенку кирпичами?

- Кстати, - сказал я, переступая порог и заходя в комнату. – Как ты это сделал?

- Делов-то. У вас тот угол просто кирпичами заложен, даже цементом не укреплён. Я это ещё два года назад просёк. А ты не знал?

Коди повернулся лицом ко мне, очевидно, ожидая моего ответа, на что я лишь покачал головой из стороны в сторону. К тому же, если бы я тогда знал об этом, то не стал бы спрашивать у него, разве не так?

Не помню, что парень мне тогда сказал. Чётко в моей памяти зафиксировался лишь момент, когда он проверял, не сломал ли мне отец чего (и это после того, как заставил бежать за собой по улице), а также тот, когда мы открыли скрипевшее окно в комнате для того, чтобы посмотреть на огни ночного города. Коди сказал, что из наших одноэтажных домиков, которые стоят в самой глубине района, ничего подобного не разглядишь, а в этом старом четырёхэтажном общежитии, стоявшем близ дороги, всё было отлично видно.

Для меня это стало своего рода чудом. Таким вот маленьким чудом, ведь я редко бывал за пределами района, в котором мы жили. Местная школа, редкие походы по магазинам. Самым дальним моим путешествием становился путь в больницу к маме, но допоздна я никогда не задерживался. И да, живя в Лондоне, можно не видеть всей красоты этого города, ведь часто люди за будничной суетой не замечают того, что происходит вокруг, поэтому то, что показал мне Коди, стало для меня настоящим подарком.

Не знаю, как так получилось, но мы почему-то сразу нашли общий язык. Разговаривая с ним до поздней ночи, я узнал об этом парне много чего нового, причём не сам расспрашивал его. Моему спасителю было всего шестнадцать, он жил в нескольких домах от меня, хотя мы никогда и не виделись. Ему было четыре года, когда умерла его мама, тогда отец и принялся выпивать. Наши ситуации казались такими похожими, но в то же время были такими разными. У Коди была компашка, с которой он зависал, я же не мог играть с одноклассниками, ведь у меня не было никаких игрушек, чтобы привлечь их внимание, да и живым характером я не отличался. Говорят, что противоположности притягиваются, возможно, поэтому нас с самого начала притянуло друг к другу.

После той ночи парнишка ещё не раз выручал меня. Он, узнав о проблемах моей мамы, сказал, чтобы я ничего не говорил ей о том, что происходит у нас дома, ведь лишний раз волновать её было бы плохо. И я молчал. Генри всё равно практически никогда не попадал мне по лицу, будто специально прицеливался, а я прикрывался руками всякий раз, когда он норовил ударить меня по челюсти или ещё куда. Удары не всегда были сильными, возможно, поэтому я держался, но с каждым разом становилось всё труднее. Привыкнуть к этому было невозможно, поэтому всякий раз, когда мой отец напивался и начинал распускать руки, я бежал к Коди, который был для меня настоящим супергероем и другом, готовым принять и выслушать в любое время дня и ночи.

Мы вместе ночевали, вместе зализывали раны друг друга после избиения нашими отцами, вместе одевали меня перед походом к маме, да так, чтобы ни единого синячка не было видно. Я и оглянуться не успел, как стал чуть ли не зависим от него. После школы я бежал проведывать маму, которой говорил, что отец много работает, даже не думая о том, что эта отговорка кажется очень неправдоподобной и она может начать что-то подозревать, а потом летел к Коди. Я проводил с ним почти всё своё время, иногда даже пытался попросить его помочь мне делать домашнее задание, вот только парень был действительно полным «нулём» в учёбе.

Я повторюсь, но я действительно не знаю, почему мы сошлись так быстро и легко, но ежедневные игры в сугробах и броски снежками стали для нас чем-то обычным, несмотря на то, что мой друг был на целых шесть лет старше меня. Наверное, мы просто попали в настоящую зависимость друг от друга, ведь что у меня он, что у него я был единственным человеком, способным полностью понять суть происходящего. И тогда казалось, что всё налаживается. Отец после этого выместил злость на мне всего два раза, но мама должна была вот-вот выписаться, так что я готовился всё рассказать ей. Мне не хотелось больше плакать, терпение было на исходе, а вера… Она просто умерла. Поговорив с Коди, узнав от него столь многое о его семье, я понял, что верить Генри уже бесполезно, поэтому всякий раз, когда он прибегал в подвал, находил меня, думая, что я сидел там всю ночь, и начинал передо мной извиняться, я уже не верил. Я просто слушал.