Скрипач (СИ)

- Вот! Вот перо и бумага!

Несмотря на то, что буквально четверть часа тому назад девушка пела и играла на фортепиано, сейчас её голос был понижен до едва различимого шепота, который все же казался Гансу Люсьену каким-то особенным, неизъяснимо милым и родным.

Ганс Люсьен никогда не обучался ни в школе, какие обычно основывались при богоугодных заведениях, ни в лицее, ни в специальном военном училище, куда обыкновенно отдавали мальчиков. Мать – единственный его близкий и любимый человек – вот кто с детства обучал мальчика грамоте, чтению и музыке.

Ганс взял перо, которое, мягко поскрипывая под пальцами юноши, выводило ровные строчки на белом листе бумаги. Девушка не могла дождаться, пока же, наконец, скрипач допишет, и время от времени старалась заглянуть поверх его руки. Закончив, Ганс протянул листок ей. Девушка бесшумно шевелила губами, пробегая по написанным строчкам.

- Вы спрашивали о моем имени. Меня зовут Иоганн Люсьен Сотрэль. Ещё вчера ночью я имел честь быть очарованным Вашим превосходным пением. Если Вы простите меня, я скажу Вам, что простоял под этим самым окном от полуночи практически до рассвета, наслаждаясь Вашим чудным голосом. Поверьте, я прекрасно знаю элегию, что Вы играете и мог бы Вам помочь, если бы Вы позволили…

Девушка подняла глаза, полные удивления и восторга, и щеки её запылали от смущения.

- Вы правда можете мне помочь? – все тем же едва слышным шепотом спросила она и взяла Ганса за руку, но тут же опустила, смутившись.

От волнения руки девушки подрагивали. Она старательно подыскивала слова, но это ей очень тяжело давалось, отчего речь становилась прерывистой и непонятной.

- Извините. Извините меня, пожалуйста. Наверное, я веду себя так, как не полагается молодой девушке… Простите меня за бесстыдство… Просто я не могу поверить… Эту… Эту элегию я слышала много лет назад, когда бывала с покойными родителями в деревне. Тогда я не видела, кто играл, но часами стояла, слушая… Это было так… Так великолепно, божественно… Что просто невозможно было оторваться. А когда я услышала сегодня, как вы играете… Мне на секунду показалось, будто я снова там, в деревне, и родители ещё рядом, и вы…

Темно-карие глаза Ганса Люсьена недвижно замерли, столкнувшись с взглядом девушки. Он тоже вспомнил. Он вспомнил все: теплые летние вечера в саду, мама в кресле-качалке за вышивкой, мягкий топот лошадиных копыт по мокрому песку, заливистые песни утренних пташек, кваканье лягушек, трели кузнечиков где-то в траве. Воспоминания такой шумной волной окатили юношу, что на секунду закружилась голова. Ганс сдавленно улыбнулся, прищурившись. Почему-то сейчас от этих воспоминаний щемило сердце. Наверное, он слишком отвык чувствовать себя счастливым, чтобы испытать это вновь.

Глядя в его глаза, девушка на секунду замолчала, задумавшись, потом с ужасом охнула и отшатнулась назад.

- Это были вы… – прошептала она, – Это были вы на том старом кладбище! Вы играли… Вы…

Девушка повторяла эту фразу как в бреду. Ганс Люсьен горько улыбнулся. Почему-то именно сейчас он снова почувствовал ту щемящую пустоту внутри. Именно сейчас он понял, что никогда не сможет ужиться с этой мыслью утраты, которая терзала его постоянно. По-детски наивно он все еще мечтал о том, чтобы вернуть свой старый дом, чтобы мама была рядом, чтобы отец не был пьяницей… Когда-то Ганс считал, что во всем случившемся виноват отец, поэтому юноша ненавидел этого жалкого человека, это мерзкое существо, в которое он превратился после смерти жены. Но потом какой-то голос глубоко внутри убеждал, что никто не виноват, что на все случившееся была воля Бога и что ничего уже не исправить.

Юноша настолько ушел в свои мысли, что не сразу почувствовал, как девушка держит его за руку.

- Я слышала часть вашей истории… Наверное, вам тяжело сейчас все это вспоминать… Но… Прошу, ради всего святого, помогите мне сыграть её! Для меня это так важно!..

Ганс снова взял бумагу и начал писать. Глаза девушки дрожали, на них навернулись слезы. Она так крепко сжимала его руку, но почему-то юноша не мог поднять взгляда. Дописав, он вновь подвинул ей листок.

- Я помогу Вам всем, что в моих силах. Эта элегия – то, что осталось от моей покойной матери. Вы, я чувствую… Нет, я даже не сомневаюсь в этом ни на миг!.. Вы сможете блистательно исполнить это произведение. Но я должен Вас предупредить… Я простой бродяга с улицы, и если мое присутствие чем-то оскорбительно для Вас, я тотчас уйду, и Вы меня больше никогда не увидите. Только скажите…

Он ждал ответа. Девушка на секунду растерялась. Решив, что догадки подтвердились, Ганс вздохнул и хотел было уйти, но…

- Подождите! Да куда же вы уходите! – воскликнула девушка, – Прошу вас, останьтесь!

Ганс удивленно оглянулся и вопросительно глянул на девушку.

- Да, мне без разницы, сколько у вас денег, есть или нет у вас работа! У вас талант музыканта. Вам обязательно нужно играть! На сцене, перед людьми…

Прищурившись и поглядев на солнце, опускавшееся все ниже, Ганс Люсьен глубоко вздохнул и продолжил свой путь. Да, он помнил ту ночь. Он помнил все мельчайшие подробности того события, произошедшего несколько месяцев назад: каждое слово, каждый звук, каждый жест. Той встречи, которая изменила его жизнь. С этой поры каждую ночь, как только солнце скрывалось за горизонтом, Ганс Люсьен спешил к заветному дому, чтобы провести время, отдавшись власти музыки. Но только ли это влекло его к побеленному кирпичному зданию? Несомненно, каждая минута, каждое мгновение, проведенное с его новой знакомой, становилось для Ганса незабываемым, полным радости и какого-то волшебного наслаждения.

Не больше чем через две недели после той встречи Тесса, девушка, красивее, милее и талантливее которой не было на земле, выучила элегию, и Ганс, сидя в небольшом мягком кресле, заслушивался её игрой. От Тессы юноша узнал о небольшом местном театре (в котором, к слову, девушка работала актрисой), куда требовался музыкант. Огромных усилий стоило девушке убедить Ганса пойти в театр. Ещё больше усилий было приложено, чтобы убедить директора театра, который не желал видеть в своем заведении уличного попрошайку, безымянного, безродного, не имевшего при себе даже выписки о рождении из деревенской церкви, документальноне существующего на этом свете. Во многом благодаря помощи главного режиссера театра (по счастливому стечению обстоятельств, знакомого с талантом юноши к игре на скрипке), Гансу было разрешено играть в театральном оркестре, проживать в небольшой старой гримерной комнате в подвале здания.

Работа музыканта заканчивалась вместе с последним спектаклем, после чего Ганс Люсьен спешил в цветочную лавку, находящуюся недалеко от пристани, на скромное жалование скрипача покупал одну-единственную белую розу, а затем возвращался в театр, где терпеливо дожидался в просторном холле конца репетиции к завтрашнему дню. Как только открывалась дверь зала, юноша с оживленным вниманием глядел на лица выходящих, ища в толпе ставшую неотъемлемой частью его жизни девушку. При виде робко поднимающегося со скамейки юноши Тесса каждый раз радостно улыбалась, мимолетно прощалась с коллегами-актерами и спешила ему навстречу. Ганс Люсьен вручал девушке цветок, аромат которого она с упоением вдыхала, сжимая в руках, после чего молодые люди отправлялись гулять по ночному городу. Именно этого момента Иоганн Люсьен Сотрэль с нетерпением ожидал целыми днями.

Если бы даже он мог говорить, то все равно бы не сумел передать того восхитительного чувства, когда её рука едва касалась его ладони, сжимаясь крепче, если на пустынных улицах вдруг раздавались чьи-то голоса или лай собак, когда, понимая без слов, что он хотел сказать, девушка звонко смеялась, глядя в его глаза.

Они редко «разговаривали», а точнее, не «разговаривали» вообще. Ганс и Тесса понимали друг друга без слов, между ними будто бы существовал какой-то особый вид неосязательной, неощутимой мысленной связи, который помогал выражать мысли и чувства, не придавая им формы звука. Правда иногда Тесса просила Ганса рассказать о чем-либо, тогда юноше приходилось доставать бумагу и перо и выводить свои мысли чернилами на белом полотне. Тесса всегда нетерпеливо заглядывала в листок через плечо юноши, а когда кончик пера случайно касался её острого маленького носика, улыбалась и слегка отодвигалась в сторону. Закончив, Ганс передавал девушке листок, она читала и тут же внизу, предварительно проведя небольшую черточку на середине строки, дописывала свой ответ, вопрос или просьбу.