Осколки (СИ)

— Представь себе! — вздернула подбородок, и глазами сверкнула, гневно, возмущенно. Надо ведь показать чертовой Мэйсон, что она перешла границы, не так ли? Вот только чертова Мэйсон чихать хотела и на границы Кэлен, и на её возмущение: смотрела все с той же невозмутимостью да легким интересом. Прищурилась задумчиво:

— Рада за тебя, Амнелл. Я вот только не понимаю — как и когда вы с ней встречаетесь? Ты все время проводишь со мной. У вас виртуальный роман?

— Сейчас — да, — Кэлен опустила ресницы, надеясь, что грусть-печаль изображает достоверно. На всякий случай еще и вздохнула тихо, но горько, категорически горько.

— Хм… — Мэйсон чуть склонила голову в своем излюбленном жесте. И еще добавила огня в глаза — хотя куда уж больше? Там, в глазах, и так бушевал пожарище… — И секс тоже виртуальный?

— Мэйсон!!! — наигранная печаль слетела с Кэлен мгновенно под натиском яростного возмущения. Нет, эта нахальная, беспардонная чертова Мэйсон точно сведет её с ума. — Ты наглеешь!

— Не без этого, — усмехнулась. Глаза горят, а лицо, голос — спокойные, непробиваемо, каменно. И Кэлен вполне уже может взорваться от этого спокойствия! А Мэйсон только чуть приподняла бровь: — Мне просто любопытно, зачем тебе это, Амнелл? Нет, я помню, ты любишь ее, она любит тебя, при этом ты спишь со мной, потому что с ней спать у тебя возможности нет… Я ничего не перепутала? Ага. Мне просто интересно, что такого… хм… ценного в этой вашей любви, что ты идешь на все эти сложности?

Кэлен слушала с все нарастающим изумлением её тихий, ровный такой голос — и за этой невозмутимостью совершенно отчетливо ощущала что-то… злость, кажется? Да, точно. Отлично сдерживаемую, но — злость, явную, горячую, да кипящую просто злость! Вот, значит, как. И Кэлен, так же мгновенно, как до того прыгнула в возмущение, успокоилась. Совершенно, абсолютно. А следом и вовсе развеселилась. Прищурилась, пока еще с улыбкой, легкой, едва заметной:

— Мэээйсон… ты ревнуешь?

— Чего? Тхе… Я не знаю, что это такое, сладкая.

— Не ревнуешь? — Кэлен поджала губы, удерживая смех — он вскипел, бурлил внутри, уже в горле и рвался наружу.

— Нет, — Мэйсон пожала плечами, совсем уж каменея, застывая лицом. Черт побери… Кажется, впервые за время их знакомства, Кэлен не верила ей. Вот ни капельки не верила же, ну! Вздернула брови, добавляя коварства во взгляд:

— Тогда почему ты говоришь о моей девушке, а не о нашем деле, напарник?

— Потому что… — Мэйсон моргнула, и — Кэлен готова была поклясться, что видела, совершенно, абсолютно точно видела же, ну! — в зеленых глазах мелькнула растерянность. — Потому что у нас нет дела, Амнелл. Нас отстранили.

— Что? — Кэлен не поверила собственным ушам — и теперь растерялась сама. Мэйсон это серьезно? Нет, в самом деле? Кэлен несколько секунд просто смотрела на напарницу, пытаясь определить, шутит та или нет. А заодно решить, как реагировать ей, Кэлен, на это — то ли плакать, то ли смеяться… Мэйсон молчала, и Кэлен, обескуражено тряхнув головой, все же спросила: — Ты серьезно? Хочешь сказать, Мэйсон, что ты такая дисциплинированная? Тебя отстранили, и ты послушно выкинула все из головы? Ты... отстранилась?

— Типа того, — она пожала плечами, и Кэлен даже рот приоткрыла, ибо её растерянность, удивление уже приготовились совершить стремительный качественный скачок, да что там, взорваться, просто взорваться, заполнив собой её всю, но… в зеленых глазах вдруг заплясали черти, скрытно, тайно, в самой глубине, да Мэйсон еще и прятала их под маской непробиваемой, ледяной невозмутимости — едва заметишь! И ведь почти обманула же, ну! Кэлен улыбнулась:

— Дразнишь меня, да?

Мэйсон фыркнула, пожала плечами, подняла с одеяла Снежку:

— Завтракать будешь, Амнелл? Хотя время уже обеденное.

— Чего это ты меняешь тему???

— Я проголодалась, — вновь пожала плечами, спустила ноги с кровати. — Закажем что-нибудь? Или я могу сделать омлет.

— Ты? — Кэлен распахнула глаза, мгновенно забыв свой предыдущий вопрос, письмо, дело, реакцию Мэйсон на него — точнее, отсутствие таковой. Ну надо же, а! Чертова Мэйсон не перестает её удивлять. — Можешь приготовить омлет??? Ну, от такого я точно не откажусь.

— Ладно, — Мэйсон, наклонившись, поставила щенка на пол, поднялась сама, потянулась. — Посиди здесь, сладкая. Не люблю когда кто-то смотрит, пока я готовлю.

Кэлен секунду-другую оторопело таращилась на её спину — пока та не скрылась за дверью — и всерьез пыталась определить, кому чертова Мэйсон адресовала последние слова, ей, Кэлен, или же Снежке? Затем, тряхнув головой и обозвав себя идиоткой, вновь зашла в почту, открыла письмо от Кары… «Кэлен, я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю, что у меня слов не хватает, чтобы выразить, передать…...». Губы сами поплыли в улыбку, мягкую, нежную, мечтательную… Кара… Кэлен откинулась на подушку, опустила ресницы. Кара… В животе, чуть ниже солнечного сплетения, потянуло, запульсировало медленно и сладко, приятно, невероятно, упоительно приятно… Теплой волной покатилось выше, задержалось на мгновение между ребер горячей лужицей, а на вдохе растеклось в груди, наполняя, согревая. Кара… любит её, Кэлен. Кажется, впервые в жизни Кэлен действительно чувствовала, целиком, без сомнений, что её любят. А может, это просто она сама, Кэлен Амнелл, впервые в жизни любила? Не увлечена была, не влюблена — а именно любила, целиком, без сомнений, без страха. Бог его знает… Кэлен в одном была совершенно точно уверена: она счастлива. Абсолютно, категорически счастлива. Счастлива, несмотря на то, что Кара редко бывает доступна — и вообще, редко бывает. Счастлива вопреки нелепости, странности, мучительности всей этой ситуации. Кэлен была счастлива — невозможно, невыносимо, волшебно счастлива. Она вдруг поняла, что даже смеется тихо, почти неслышно. Кажется, впервые в жизни — по крайней мере, взрослой жизни — Кэлен Амнелл смеялась от счастья. От счастья и от любви.

Правда, счастье немного омрачало разочарование: детектив Амнелл все же была слегка раздосадована реакцией своей чертовой напарницы — точнее, отсутствием этой самой реакции. Наверно, так же чувствовала себя Кара, когда сообщила ей, Кэлен, что ай-пи неизвестного “наблюдателя” принадлежит департаменту полиции. Кара ведь, скорее всего, тоже ждала от Кэлен… ну, если не восторга, то хотя бы заинтересованности, не так ли? Вот и Кэлен рассчитывала, что Мэйсон как минимум удивится, а в идеале — обрадуется информации о том доме, что её, Мэйсон, охватит азарт… А чертова же Мэйсон, такое ощущение, вообще проигнорировала “добычу”, такую ценную, важную же! Кэлен вздохнула. А с другой стороны, возможно, ценной информация видится лишь ей, Кэлен, да и то оттого, что ее накопала Кара, её любимая Кара. Потому как — если посмотреть на это честно — большой ясности-то она, информация, не добавила. Ну, знает теперь Кэлен, кому принадлежал дом. Ну, предполагает, что Томас Хоган двадцать пять лет назад похитил и держал в этом самом доме трех мальчишек. Скорее всего, выражаясь формальным языком закона, совершал “преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетних”. Насиловал, возможно. Или — растлевал, что, по большому счету, кардинально-то ситуацию не меняет. То же самое насилие, лишь способ иной, — и не известно, что хуже, да… В общем, если все именно так, как предполагает Кэлен, — Хоган похитил детей, держал их в том доме и насиловал, — тогда, скорее всего, маньяк, убивший четверых девочек, один из этих мальчишек. Давно ведь уже не секрет, что девять из десяти жертв педофилов, вырастая, сами начинают испытывать сексуальное влечение к детям. Не все, конечно же, его реализуют, многим удается держать эту порочную страсть под контролем всю жизнь. Но кто-то срывается. Вот, как Саймон Картер. Если он еще одна жертва Хогана — а это наверняка так, иначе как объяснить, что Картер-младший сразу узнал на видео этот дом? — значит, он долго держался, целых двадцать пять лет! Фантазировал — признаваясь в этом он не врал, Кэлен уверена. Наверняка и детское порно смотрел — как бы не боролись с этим спецподразделения, а в Сети его полно. Так он, Саймон, и набрел на видеоролик реального преступления реального маньяка. Логично же, ну? Набрел, посмотрел, узнал дом… и сорвался. Похоже на правду? Кэлен усмехнулась. Да категорически похоже, ну! И, кажется, Картер-младший узнал не только дом, не так ли? Летнее платьице, резиновые сапожки… Яркие детали, значительные — в том смысле, что имеют значение для маньяка. И для Картера. Что делал Хоган? Кэлен опустила крышку ноутбука, забарабанила по ней пальцами — была у неё, у Кэлен, такая привычка, помогала думать. Вероятно, Хоган переодевал мальчишек в эти самые платья и сапоги? Но зачем? Обычно так поступают с суррогатами, переносными объектами — если нет возможности использовать, так сказать, оригинал. Так что же, Хоган хотел бы заниматься сексом с собственной дочерью, но по каким-то причинам не мог? И потому одевал мальчиков — девочками? Нет, не стыкуется. К чему такие сложности? Куда как проще сразу похитить девочек, не так ли?