Путь Ассы. Ян (СИ)

- Скажи, мольфар, ты веришь в судьбу? – отблески пламени мерно полыхали в алых глазах, но почему-то в этом не было ничего зловещего, только усталость в глубине, гладь спокойствия на поверхности и целеустремленность у основания. – Ты, мой мальчик, веришь в то, что путь каждого из нас уже предопределён заранее? – Рхетт склонил голову вбок, искоса посмотрев на омегу, но, вновь-таки, в его взгляде не было ничего определенного, точнее, по его взгляду невозможно было определить – заводит он серьезную беседу или же ему просто наскучило молчание.

- Нет, - захлопнув книгу, даже не раздумывая, ответил Ян, смотря на кожаную обложку фолианта, страницы которого хранили в себе рецепты всевозможных зелий. – Судьба для тех, кто самостоятельно не умеет принимать решения и боится ответственности, - мольфар поднял голову, присматриваясь к мужчине, который, похоже, напряженно следил не только за каждым его жестом, но и за мельчайшими изменениями в целом, словно делая какие-то, весомые, решающие, выводы. – Я не верю в то, что человек, либо представитель иной расы, ничего не может изменить. Не верю в то, что от меня лично ничего не зависит. Не верю в то, что раз я – мольфар, значит, мой путь уже предначертан Великой Матерью, и все мои попытки воспротивиться природе своего предназначения – всего лишь жалкое трепыхание мелкой рыбешки, которая уже проглотила наживку вместе с крючком, - не нравился Яну этот взгляд, тем более что император Тул каждый раз в беседе с ним исхитрялся показать себя с новой стороны. О Рхетте он знал лишь то, что ему было позволено знать, но подобные взгляды были для него отнюдь не непривычны, более того, омега испытывал внутреннюю дрожь, когда на него смотрели именно так – как на загнанную в ловушку дичь.

Так когда-то на него смотрел Хавелок дан’Глис, желая сделать его марионеткой в каких-то своих планах и удовлетворить собственную извращенную похоть. Так на него смотрел Реордэн Вилар, тщательно, пусть и не достаточно старательно, пряча в глубине своих алых глаз жадный огонь, который сжигал его изнутри собственническим желанием и вожделением, к которым был примешан алчный блеск предвкушения. Так на него смотрели многие дельты в Тартарии, усмиряя свои помыслы и обходя его стороной, опасаясь гнева императора, у которого он якобы числился в личных шлюхах, но все это не мешало демонам желать его тело, его магию и его кровь, и их сопровождающие взгляды были красноречивее любых слов и действий. Так на него не смотрел только Дэон и сам Рхетт… по крайней мере, до этого момента, хотя, конечно же, Ян не мог с уверенностью сказать, что император почему-то возжелал его тело, скорее… да, скорее, дельта хотел обладать его разумом, его душой, его сущностью, но по какой-то причине сдерживал себя, при этом, пусть и мелкими шагами, все равно располагая его к своей персоне.

Впрочем, сам Ян никогда не обманывался относительно императора Тул, понимая, что тот, как и все, всего лишь преследует какие-то свои цели, видит в нем своего рода инструмент, собирается изменить его так и таким образом, чтобы он больше не стремился к свободе, и чтобы оставался подле него добровольно, но все же… Все же Ян признавался себе в том, что Рхетту это пусть и постепенно, но все-таки удавалось, и он с каждым днем все больше и больше проникался неуместным пониманием, которое омега скрывал за тщательно выработанной и отработанной маской безэмоциональной холодности.

- Против течения плывут либо глупцы, либо герои, - с непривычной теплотой в голосе, даже слегка хмыкнув, ответил Рхетт, медленно подымаясь. – Впрочем, - аловолосый дельта снисходительно улыбнулся, - плыть за течением, действительно, удел слабых, а я не признаю тщедушных.

Что император хотел сказать этой фразой, Ян так и не понял, поскольку, несмотря на то, что с Рхеттом он проводил почти все свое свободное время, он никак не мог понять, чем же руководствуется этот демон по жизни, каковы его цели и какова последовательность его решений и действий, но и не взять сказанное на заметку не мог. Все это время Риверс убеждал себя в том, что плен у Рассенов не изменил его, просто раскрыл те стороны его души, которые он тщательно скрывал, и которые ему, как обычному, даарийскому омеге, были ни к чему, хотя юноша и не отрицал тот факт, что он всегда отличался инакомыслием, но все же, как бы он ни отворачивался от правды, она неумолимо его настигала. Порой Ян задавался вопросом: а как бы на него, такого, отреагировал папа или же Дэон? Смогли бы они его понять? Узрели бы они за его маской то, что он спрятал глубоко в душе? Возможно, он никогда не получит ответы на эти вопросы. Скорее всего, привычная, обыденная жизнь, в которой он был просто омегой, осталась там, в далекой Венейе и чуждой ему Ассее, за Рипейскими горами, но и терять себя, идя на поводу у лукавого дельты, он не собирался. Не собирался, но все равно шел, понимая, что у него не то что нет выбора, а что в чем-то путь дельты был приемлемым для него самого.

- Мальчик мой, - Рхетт, подойдя к одному из стеллажей, почти с нежностью скользнул подушечками пальцев по корешкам книг, но Яну все же удалось заметить, что губы дельты что-то шепнули, а на слегка выцветших переплетах заалели капельки демонской крови, - знаешь ли ты, что такое судьба на самом деле?

- Это предрассудок, - не медля, ответил Ян, тоже подымаясь, причем подымаясь именно в тот момент, когда стеллаж бесшумно отъехал в сторону, являя черный проход, из которого комнату обдало сырым ветром, который вместе с собой принес запах затхлости и плесени, беспокойно всколыхнув пламя в камине.

- Это спасение, - парировал Рхетт, взмахнув рукой, после чего в сопровождении нескольких светящихся шаров начал спускаться по крутой лестнице, даже не оборачиваясь. – Все мы желаем быть спасенными. Всем нам важно знать, что в чертогах небесных нам будет чем оправдаться перед арлегами, отвечая за свои деяния земные. Каждый из нас, хотя бы раз в жизни, уповал на то, что такова его судьба, смиряясь с обстоятельствами.

- Фатум – это не спасение, - продолжал отстаивать свое мнение Ян, последовав за императором, который, собственно, и не приглашал его с собой в темень подвала, но аловолосый дельта никогда и ничего не делал просто так, из прихоти, значит, он должен был что-то увидеть, что-то, над обоснованностью чего, похоже, весь это вечер и размышлял император. – Это бремя. Это рубежи, которыми человек ограничивает сам себя. Это путы, которые не дают свободно дышать. Это способ управлять людьми. Способ держать их в страхе и покорности.

- Нет, Ян, - император очень редко называл его по имени, но если и называл, то это означало только одно – дельта считает обстановку надежной и безопасной для того, чтобы быть предельно и возможно откровенным. – Судьба – это цепь, - Рхетт, обернувшись, пристально посмотрел на мольфара, - цепь событий, случайностей, совпадений, встреч, знакомств и связей, которые и предопределяют будущее целого мира.

Ян снова хотел возразить, точнее, упрямо продолжать отстаивать то, чем он жил последние несколько недель, убеждая себя в том, что его будущее в его же руках, и прилагая все усилия для того, чтобы его цели не были призрачными, а мечты несбыточными, но замолчал, закусив губу, и уставился себе под ноги, понимая, что, по сути, Рхетт прав, и наводить аргументы вопреки – глупо.

Не то чтобы юноша никогда не думал над тем, что все в этом мире связано между собой, все-таки арлеги создали единый, как они считали, гармоничный мир, в котором все и вся было на своих местах, но о собственной судьбе он никогда так не размышлял. Возможно, просто не видел никакой связи в том, что он, обычный омега, был предназначен Ассой самому аль-ди, что ему пришлось соперничать с темноэльфийской принцессой за право быть подле своего альфы, что его похитили Рассены и прочее, но связь явно была, просто… просто он ещё не узрел все звенья единой цепи событий, вследствие которых он и оказался в Тул, нося под сердцем ребёнка от возлюбленного. Скорее всего, Рхетт что-то знал, либо же догадывался о чем-то, но с ним не делился, то ли не хотел лгать, то ли сам не был уверен в своих выводах, но, если вновь-таки выходить из слов дельты, то, что сейчас ему предстоять увидеть или узнать, император тоже считал звеньями этой цепи… цепи своей судьбы, которая переплелась с его, с Яна, судьбой.