Blackbird (ЛП)

4. Секретная разведывательная служба (англ. Secret Intelligence Service, SIS), МИ-6 (англ. Military Intelligence, MI6) — государственный орган внешней разведки Великобритании. Во время Второй мировой войны сотрудничала с разведкой Советского Союза.

========== Chapter 2: Berlin, Part Two (1) ==========

«Мы — властелины своей судьбы,

Мы — капитаны своих душ». (1)

Уинстон Черчилль, сентябрь 1941

Виктор не знал, как долго они просидели, смотря друг на друга, или, скорее, как долго он таращился на Кацуки, приоткрыв рот, пока тот разглядывал его, как бомбу, которая почему-то не взорвалась.

— Но Вы… — запнулся Виктор, — то есть, ты… черт возьми.

На этом все напряжение покинуло его тело со странным, отрывистым смехом. Еще осенью Фельцман вскользь упоминал о возможном подсадном лице — английском разведчике — где-то внутри японского командования, но сам факт, что этот человек не просто находился в берлинском посольстве Японии, а был еще и тем, с кем Виктор изо всех сил старался не флиртовать месяцами, звучал просто безумно.

— Я питал надежду, что мы могли бы найти взаимовыгодный способ обмена важной информацией.

Стал ли Кацуки каким-то образом еще на порядок привлекательнее за последние несколько минут? Виктор был уверен, что да. И провел пятерней сквозь волосы.

— Черт, — повторил он. — Я просто… надо же! А я-то питал надежду, что ты заманил меня сюда, чтобы переспать.

К лицу Кацуки тут же прилила кровь, и Виктор на краткий миг заволновался, что сказал слишком много и что, быть может, промахнулся с оценкой ситуации куда более колоссально, чем думал. Потенциально он мог быть слишком полезен МИ-6, чтобы они обращали внимание на такие нюансы, но если бы его гомосексуальность стала широко известной, то его тут же сплавили бы в один из исправительно-трудовых лагерей Гиммлера так же быстро, как ликвидировали бы за шпионаж и коммунистические взгляды.

— Вы — интересный человек, герр Риттбергер, — все, что сказал на это Кацуки.

— Учитывая все новые обстоятельства, — ответил он, — думаю, тебе лучше называть меня Виктором.

Если Кацуки уже раскусил его прикрытие, более не оставалось причин не быть хотя бы умеренно честным.

— Да? Значит, получается, не Стефан? А я бы не догадался, — его глаза немного засверкали. Вдруг Виктор понял, что его дразнит, дразнит этот воистину, невероятно, непростительно красивый молодой японец. — Тогда ты можешь называть меня Юри.

Виктор расплылся в улыбке. Забавное совпадение, конечно, но то, как Кацуки произнес свое имя, немного отличалось от имени юного Юры. Кацуки — Ю-у-ри — бросил сигарету и потоптал ее пяткой ботинка об пол, а потом наклонился через стол и очень кратко провел пальцами по тыльной стороне ладони Виктора.

— Боюсь, этим вечером нам придется многое обсудить. А в какой-нибудь другой вечер… посмотрим, — и Юри снова покраснел.

Со стратегической точки зрения все уже катилось в тартарары, так как Виктор мгновенно загорелся желанием совершить как можно больше идиотских вещей, чтобы снова и снова видеть этот милый румянец.

— Тогда что ты предлагаешь?.. Ну, я насчет обмена информацией.

— Я знаю, что Советский Союз беспокоится насчет японской атаки с востока. Если у меня появится какая-либо срочная информация, имеющая тактическую ценность, ты сразу же ее получишь. Прочее мне, думаю, понадобилось бы сначала проверить. В обмен я хотел бы получить аналогичный доступ ко всему, что может сыграть на руку Британии, от любых твоих информаторов.

— Уверен, у англичан есть агенты среди итальянцев и других…

— Конечно, есть, — мягко перебил Юри, — но когда дело касается важных данных, чем больше, тем лучше, не правда ли? — Он положил ладони на стол. — Я хочу взаимную договоренность о том, чтобы мы оба выкладывали все, что знаем, чтобы я не превращался в какого-то очередного осведомителя, которого ты водишь за нос. Мы же союзники, ведь так?

— Да, полагаю, так. Союзники. Товарищи, — на этом Виктор протянул правую руку, и Юри приподнял свою для рукопожатия. — Только мне придется доложить об этой ситуации наверх и прояснить кое-что уже для себя. Но в последнее время мы как раз искали источник более качественной информации от японцев, так что не сомневаюсь, что это будет одобрено.

— Понял.

Возможно, воображение Виктора слишком разыгралось, но он готов был поклясться, что Юри мягко сжал его ладонь перед тем, как отпустить. Его руки излучали чудесное тепло. Виктор снова откинулся на спинку стула, наконец-то испытывая расслабление.

— В качестве взаимного обмена информацией, было бы очень ценно узнать, как ты вычислил меня.

Юри опустил подбородок на ладонь.

— Ты казался… необычным. По крайней мере, со мной ты вел себя так. Я никогда не встречал нациста, который… как сказал бы один мой друг, который, кажется, танцует в нашей стороне зала. (2)

Виктор ощутил на лице жар. О нет, теперь-то он уже не собирался бросать даже мимолетные взгляды на красивых мужчин во время службы. За исключением Юри. У него как будто появился карт-бланш смотреть на него сколько угодно.

— Так вот, однажды я заметил тебя в городе и решил последить за тобой. Я видел, как ты встретился с пожилым мужчиной, вы разговаривали по-русски, и он укорял тебя за то, что ты слишком буржуазен. Для меня все сразу стало очевидно.

Фельцману стоило ударить его в тот день. Виктор закрыл лицо руками.

— Пожалуйста, забудь обо всем, что ты заметил насчет него. Это не касается нашего дела.

Юри выглядел так, словно хотел добавить еще что-то жуткое и дразнящее, но вместо этого лишь милосердно кивнул:

— Хорошо. Разумеется, я не могу предложить тебе в ответ никаких убедительных доказательств, что я — тот, кем назвал себя, но вот, — и он медленно снял пиджак, открывая взору наплечную кобуру с небольшим револьвером, прижатым к груди, а потом осторожно извлек его, не разрывая зрительный контакт с Виктором. — Это стандартное оружие британской армии. Не то чтобы я был британцем или солдатом, но не думаю, что в Берлине много таких штук.

Он положил револьвер на стол, предлагая Виктору осмотреть его. Там, где рукоятка сходилась со спусковым механизмом, над аляповатым подобием короны было выгравировано слово «Enfield» (7).

— Ты удивительный человек, — произнес Виктор на пониженных тонах, словно самому себе, а потом взглянул на Юри. — Я даже не надеюсь, что ты мне поведаешь, как оказался здесь на службе?

— Я получил университетское образование в Англии, и… у меня есть друзья в британской разведке. Когда я приехал в Берлин, они связались со мной, и я ощутил… — он напряженно сглотнул, отчего его шея дернулась, и отвернул лицо, вертя в пальцах несуществующую сигарету. — В Японии мы глубоко верим в важность долга, в исполнение обязательств друг перед другом. Но я не могу притворяться, что долг к моей родине — это единственное, что есть в моей жизни, или что этот долг только и имеет значение. Эта война неправильная. Может, даже неправильнее, чем любая другая война за все время существования человечества. Иногда мне кажется, как будто вся страна повержена ею, как какой-то болезнью, выпивающей ее соки.

Он был прав. В сердце немецкого общества царила грязь.

— Значит, ты знаешь о концентрационных лагерях. Они сгоняют туда не только преступников, но и тех, чей единственный недостаток — это или неправильная национальность, или болезнь, или… — или просто таких, как мы. — Да кто не знает об этих лагерях?!

Внезапно голос Юри зазвучал твердо, как камень:

— Япония тоже создала лагеря с тюремным режимом по всей Азии. Посол думает, что нам надо многое перенять от наших немецких союзников… — и его губы скривились в глубоком отвращении.

— Значит, наш долг — положить этому конец, Юри, — Виктор подцепил английский револьвер и вставил обратно ему в ладонь. — Любыми способами.

***

Холодный ночной воздух покусывал щеки Юри, пока он резко крутил педали велосипеда на обратном пути сквозь город. Он несся вдоль потемневших улиц, обычно слишком забитых для поддержания такой высокой скорости. Тревога все еще шипела и потрескивала в руках и ногах как остаточный эффект вечера.