Второй шанс (СИ)

- Вот же мелкий пакостник! Вечно сует свой нос во все незаткнутые щели.

- Таки задело, да? - ухмыляется, довольный собой.

Думаешь, последнее слово осталось за тобой?

Ну уж хрен. Ба-а-альшой такой хрен. Гордость каждой блядской грядки.

Выражение моего лица меняется, губы так и расплываются в широченной ухмылке, от которой мышонок кривится и пытается отползти подальше.

Неторопливо глажу его плечи, касаюсь лопаток, веду пальцами по выступающей линии позвоночника.

- Знаешь, мне нравится твоя кожа. Такая теплая, гладкая, идеальная.

Беззвучно открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. И верно, ты можешь ответить на любую грубость, а стоит приласкать немного - и теряешься, не знаешь, чего ожидать: очередной издевки или…

- Ты как шелковый, - продолжаю нашептывать я, не разрывая зрительного контакта.

А пальцы уже на пояснице, крестце, ниже, вправо…

Обхватывают согнутую в колене ногу, тянут ее выше и скользят дальше, на этот раз влево, ногтями легонько царапая ягодицу.

Ниже…

Кончики пальцев касаются уже остывших густых капель, размазывают их по припухшему входу, слегка проникают чуть глубже.

- И такой грязный.

- Это ты меня испачкал, - сладко, с грудным придыханием, словно этого и ждал, отвечает мышонок.

Верно. Испачкал. Но не испортил, нет, ты никогда и не был маленьким ангелом.

А я лишь вытащил это на поверхность, одобрил.

Показал, как сильно мне нравится эта часть тебя.

- Иди сюда, чуть выше…

Послушно подползает, опираясь на локти, нависая над моим лицом. Так близко, что серые спутанные прядки касаются моего лба, щекочут, раздражающе лезут в лицо, прилипая к моим.

Но тут же эта мелочь становится еще менее значимой, всего лишь мешает любоваться алыми пятнами, выступившими на бледных скулах.

Ерзает, прогибаясь в спине еще больше, кусая губы и отводя взгляд, конечно же. Ну да, куда же без этого, обязательная часть ритуала: поиграть, пусть и ничтожных несколько минут, в невинную девственницу, показать как тебе «грязно» и «стыдно».

- Все еще краснеешь, как мило.

- Пасть заткни!

Вместо ответа к двум пальцам присоединяется третий, и стоит протолкнуть их дальше, коснуться упругой припухшей горошины…

- А! Ах…

Прижимается всем телом. Нагло трется об мой живот своей горячей плотью, оставляя тягучие капли смазки, тут же растирает их своими движениями, пачкая нас обоих. Если возможно сделать это еще больше.

Постанывает, безжалостно скручивая мои нервы колючей проволокой. С каждым новым стоном, прикосновением.

Снова тело ноет.

Стонет.

Просит.

Как и твое. Разве достаточно ему этих ничтожных крох? Нет, разумеется.

Разомлевший, почти в коматозе, протестующе вскрикивает, стоит только отнять ласкающие пальцы. И тут же еще не утихший, протестующий вопль на губах становится бессвязным стоном наслаждения, стоит только развести подрагивающие бедра еще шире и снова взять тебя, опуская на себя миллиметр за миллиметром, крепко удерживая, контролируя.

Это доставляет мне какое-то странное садистское удовольствие. Ограничивать тебя. Не отдавать все то, что ты мог бы получить.

Выдох. Судорожный, скомканный. Только когда я весь в тебе, сразу же плотно обхватываю за талию, пресекая все попытки самодеятельности.

Вот дьявол, не знаю, что заводит больше: то, как ты сжимаешь меня сейчас, или же мокрые всхлипы и дрожащие губы.

- Ты так испорчен. - Сам едва дышу.

- Меня таким сделали, Шики, не я виноват.

Расшалившееся, откровенно больное воображение тут же охотно демонстрирует мне пару картинок. С весьма широким кругом действующих лиц. И все имеют эту одуревшую от возбуждения суку с точь-в-точь таким же зазывающим взглядом, каким он сейчас смотрит на меня. А губы… кусать их будешь или же просто стягивать в тугое кольцо, обхватывая чей-то чл… Блять!

И тут же, словно читая мои мысли, розовый язычок дразняще проходится по потрескавшейся коже губ, делая их влажными, блестящими от слюны.

Ах ты, маленькая блядь! Не смей! Никогда не смей давить на это! Клинит. Мгновенно. И без того полузадушенный голос разума мигом затыкается, уступая место обжигающей ревности, невесть откуда взявшейся.

Инстинкт. Или же проклятое собственничество. Не знаю. Плевать.

Но удавить просто чудовищно хочется.

За одну-единственную «неправильную» фразу. Полупрозрачный намек.

Мое. Мое. Мое.

Бешено несется кровь по венам.

Мое. Мое. Мое.

Невозможно громко бьется пульс.

Я ничего не понимаю, тело действует само, механически.

Отработанное движение. Что-то почти рефлекторное, и подо мной уже распростерто послушное, обескураженное тело.

Всем весом наваливаюсь вперед.

Ладони привычно обхватывают бедра, одним резким движением закидывая их на себя, позволяя обхватить талию.

Назад. Секунда…

И одним движением вперед, до упора.

Слишком влажный, растянутый. Мне даже жаль, что тебе не больно. Вовсе нет - не боль сейчас заставляет тебя выгибаться, касаясь поверхности старого дивана одними лишь лопатками, не она лишает тебя голоса. Не из-за нее острые ногти впиваются в мои плечи, тревожа заживающую рану.

Это выражение лица… Адская смесь. Бесит.

- Что, неужели настолько хорошо?

- А ты свою задницу подставь разок. Вот и узнаешь! - обиженно шипит в ответ. Взгляд ядовитый, как пары ртути. Проникает в меня, давит, царапает.

- Вот как, - неожиданно спокойно даже для себя тяну в ответ. А мерзкая, многообещающая ухмылка сама собой растягивает губы.

Предвкушение. Туманное, темное. Предчувствие скорой расправы. Языком провожу по нёбу и чувствую его привкус.

Сейчас.

Небрежно скидываю с себя все его конечности. Отодвигаюсь назад. Ровно настолько, чтобы беспрепятственно вцепиться в острое плечо и перевернуть его на живот.